Джо уговорил Элеонору покидать комнату хотя бы на время еды. Он убедил ее и в необходимости проводить немного времени в саду. Она была рада посидеть там, чтобы отдохнуть от удушающего зловония спальни и вдохнуть нежный аромат цветов и растений, почувствовать свежее дуновение ветерка на своем лице. Джо иногда намеренно задерживал ее разговорами, чтобы заставить оставаться в саду подольше. Но единственной интересующей ее темой был Роберт, и она почти не слышала, что он ей рассказывает. Она устала и была измучена, ей казалось, что это состояние будет длиться вечно.
На седьмой день, еще до того, как они все собирались зайти к больному, приехал Оуэн в сопровождении своей охраны. Они были в дорожной пыли и валились с ног от усталости. Посланцы Элеоноры проехали в Фазерингей и обратно, даже не переночевав там. Под глазами у них были темные круги, а лошади почти не могли двигаться, но Оуэн держал в руке драгоценный сосуд с чудо-лекарством, а на его груди покоилось письмо от герцогини Сесилии.
— О, благодарение Богу, благодарение Богу! — воскликнула Элеонора, когда в ее руке оказался заветный пузырек.
В конец измученные дорогой слуги повалились на скамейки в тени конюшни, слишком уставшие, чтобы дойти до своих постелей. То, как быстро они преодолели такое расстояние, доказывало их любовь к своему хозяину, но Элеонора не остановилась, даже чтобы поблагодарить их или прочесть письмо от своей спасительницы. Она сразу побежала — так быстро, как только ей позволяло ее положение, — в комнату, где Ани сидела у изголовья кровати своего хозяина, с угасающей надеждой наблюдая за ним.
— Они привезли, Ани, они привезли лекарство! — выкрикнула Элеонора, протягивая пузырек.
Ани подскочила на месте, всплеснула руками и уставилась на тот маленький предмет, с которым они сейчас связывали все свои надежды. Руки Элеоноры так дрожали, что она даже не могла откупорить сосуд. Она передала его Ани и опустилась на стул, сжав руки и глядя на лицо Роберта. Ани добавила несколько капель в молоко, как их научил доктор, а затем приподняла Роберта и влила в него напиток. Секунду ничего не происходило, а затем он поперхнулся, но проглотил микстуру. Остатки молока пролились у него из уголков рта.
— Мы должны повторять это каждые четыре часа, — напомнила Ани.
— Да, — ответила Элеонора.
Их глаза встретились, но они тут же отвернулись друг от друга — так невыносимо было читать в чужом взгляде отражение собственного чувства надежды, смешанной со страхом.
Прошел долгий вечер, а за ним началась долгая ночь. Роберт продолжал быть без сознания, но они по-прежнему давали ему лекарство, как велел доктор. Они сами не знали, на что надеялись, и даже не могли сказать наверняка, глотает ли он это лекарство. Свечи догорали и наконец потухли совсем. Пламя уже почти погасло, остались лишь тлеющие огоньки, и обе женщины провалились в минутный сон, сидя у кровати больного. Дом погрузился в какую-то зловещую тишину, а за плотно закрытыми окнами царил могильный мрак ночи. Казалось, наступил конец света, за которым уже ничего не будет.
Элеонора проснулась и увидела, что комната залита жемчужно-серым светом, который бывает лишь перед восходом солнца, еще до того, как просыпаются птицы и начинают выводить свои утренние трели. Она подумала, что пора дать Роберту новую дозу лекарства. Элеонора с усилием поднялась и на негнущихся ногах прошла к кровати. Она не осознавала реальности и была словно в лихорадке. Ее усталость как будто притупила все чувства, а натянутые, как струны, нервы начинали сказываться на ее ощущениях. Ей было немного холодно, но затем она увидела, что огонь почти погас. Надо было немедленно позвать мальчика, чтобы он принес веток, иначе они потеряют последние драгоценные угольки.
И тут она увидела лицо своего мужа, и все остальные мысли пропали, словно унесенные каким-то потоком. Он был мертв. Его лицо выражало тихое неземное упокоение, не оставлявшее сомнений, что Роберт покинул этот мир. Элеонора вдруг осознала, что не слышит его хриплого дыхания в тиши комнаты. Она словно тоже покинула этот мир, когда посмотрела на мужа, и в ее сердце не было никаких чувств: ни горя, ни удивления — ничего. Она лишь подумала: «Теперь огонь не имеет значения».
Вдруг снаружи послышались первые звуки песни черного дрозда. Они были похожи на росу, переливающуюся на солнце. «Теперь не имеет значения, закрыто или открыто окно», — снова подумала Элеонора. Внезапно ее охватило огромное желание поскорее вдохнуть свежего воздуха, и она подошла к окну, чтобы распахнуть его пошире. В комнату хлынул ароматный и чистый утренний воздух, пропитанный солнцем. Закрыв глаза, она продолжала глубоко дышать. Как странно, что этот пьянящий воздух, который, казалось, вливает в тебя силу, может быть столь опасен для больных! А затем до нее донесся испуганный крик Ани:
— Госпожа! Взгляните!
Элеонора обернулась. Ани проснулась и тут же подошла к своему хозяину. Она с радостью увидела, что он спит, а его ровное дыхание ритмично поднимает грудь. Кожа Роберта была влажной, но не горячей на ощупь. Поток свежего воздуха разбудил его. Он открыл глаза, посмотрел на Ани и Элеонору и узнал их. Даже пытался улыбнуться своими пересохшими губами.
— Элеонора, — прошептал он.
— О дорогой мой, — таким же шепотом ответила она ему. — С тобой все будет в порядке.
— Воздух… пахнет так замечательно, — сказал он, с трудом выговаривая слова.
Роберт попытался поднять руку, чтобы прикоснуться к жене.
— Элеонора…
Элеонора бегом пересекла комнату и сжала его руку в своих ладонях, а потом поднесла ее к своей щеке. Она не переставала улыбаться.
— О Роберт, Роберт. Я подумала, что ты мертв, — она не в силах была сдержать слез, когда говорила ему это.
— Ани, немедленно разбуди всех, позови Джо, скажи им… — Элеонора не могла говорить, потому что захлебнулась в рыданиях.
Это был странный чудесный день, похожий на грандиозный праздник. Новость мигом облетела весь дом. «Хозяин выздоровел», — говорили все, с новой силой принимаясь за работу и улыбаясь друг другу при встрече. Элеонора, как обычно, провела с Робертом целый день, но сейчас это не было испытанием. После его возвращения к жизни она испытывала лишь радость. Они держали друг друга за руки и сидели в тишине, только иногда разговаривая, но неизменно ощущали полноту счастья, которое им было даровано с выздоровлением Роберта.
Он чувствовал большую слабость, иногда погружался в сон на час или два, но когда просыпался, улыбался с благодарностью Элеоноре. Они разговаривали так, словно не виделись целый год.