Сквозь открытую дверь молодой женщине удалось расслышать, как гостья Друсковича убеждает телефонистку, что отменила заказ на междугородный разговор. Раздался звук брошенной трубки — однако художница все не появлялась. Молодая соседка подождала немного для приличия, после чего решила вернуться в постель, но прежде выпить стакан молока. Повернувшись к двери в комнату, она произнесла «спокойной ночи», но ответа не услышала и с негодованием подумала, что мало-мальски воспитанная персона должна была хотя бы попрощаться. И тут же следом ей пришло в голову, что с тою может быть что-нибудь не в порядке: вид у художницы был неважный, в единственном открытом глазе читалась тоска, он был красен от бессонницы. Молодая хозяйка, поколебавшись, позвала вновь, на сей раз громче: «Сеньорита!..» Художница снова вышла на балкон — теперь на ней были темные очки.
Молча, чуть заметно улыбаясь, она взглянула на молодую собеседницу. Та спросила, хорошо ли она себя чувствует, на что художница, вместо ответа, в свою очередь спросила, каким образом Лео поведал им с мужем о ее существовании. Соседка объяснила, что тот часто страдает бессонницей и тогда приходит к ним поболтать — зная, что молодая пара, ввиду капризности летного расписания, как правило, бодрствует ночами и спит днем, если позволяет ребенок. И тут же пригласила художницу к себе — выпить по чашке молока с тортом, точнее, пирогом, который она сама испекла. Та, не ответив на приглашение, продолжала расспрашивать о выражениях, в которых отзывался о ней Лео. Молодая хозяйка повторила свое приглашение, добавив, что, во-первых, молоко способствует хорошему сну, а во-вторых, так ей будет удобнее рассказывать гостье о беседах с Лео, которые так их заинтересовали, что муж даже пожалел, что не летит в следующем месяце в Сан-Паулу, — а то бы мог поприсутствовать там на ее представлении...
Художница спросила, кем работает муж, и узнала, что радистом на международных авиалиниях. Молодая супруга окинула взглядом затянутое облаками небо и пожаловалась, что, наверно, никогда не привыкнет к постоянному риску, с которым связана такая работа, всегда в полете. Собеседница попыталась утешить ее, сказав, что риск, испытываемый летящими в самолете там, под небесами, — ничто в сравнении с тем, которому ежесекундно подвергаются они, остающиеся внизу, среди опасностей и нечистот современного города. Та отвечала, что понимает это, и, помолчав, добавила, что ее мать умерла три года назад от инфаркта, вызванного долгими годами работы телефонисткой в душном, антисанитарном помещении. При этом на глазах у молодой женщины невольно выступили слезы. Художница сказала, что глубоко ей сочувствует, и после некоторой паузы добавила, что принимает приглашение на чашку молока.
Когда она вошла в отпертую ей дверь, молодая хозяйка, спохватившись, сказала, что если Лео дома, она будет рада видеть и его тоже. Гостья успокоила ее, сказав, что его нет: она находится в его квартире именно потому, что тот, уезжая на несколько дней, попросил ее пожить у него. Хозяйка попросила ее говорить потише, чтобы не разбудить малыша, и показала ей фотографию своего мужа — молодого мужчину приятной наружности и с приветливым выражением лица, в фуражке. Гостья внимательно вгляделась в его черты, потом осмотрелась по сторонам, скользя взглядом по обстановке, встала и подошла к висящей в рамке на стене фотографии, на которой молодая хозяйка с мужем запечатлены были в день свадьбы. Покуда та отправилась на кухню за молоком и пирогом, Гладис бросила быстрый взор на разобранную постель, брошенное на полу полотенце и повешенную на спинке стула пижаму большого размера. И снова перевела взгляд на портрет молодого мужчины в летной форме, заслышав приближающиеся шаги. Когда хозяйка вошла в комнату, она спросила, стала ли та после смерти матери суеверней. Та подтвердила, добавив, что ее начал постоянно мучить страх потерять мужа в авиакатастрофе или ребенка, в силу какой-нибудь из тысячи причин: уронив, или дав ему что-нибудь не то съесть, или еще из-за чего-нибудь. Болезней, эпидемий она боится меньше, так как малышу сделали все необходимые прививки. Вообще, эти мрачные опасения часто не дают ей спать — но только когда мужа нет дома.
Художница похвалила пирог. Молодая хозяйка положила ей еще кусок и предложила дать снотворного. Гостья спросила, примет ли та его тоже, за компанию. Хозяйка сказала, что нет — иначе малыш проснется раньше нее. Тогда гостья тоже отказалась. Лицо ее снова как-то помрачнело, и она поднялась, чтобы вернуться обратно. Хозяйка взмолилась, чтобы та посидела еще немного и рассказала о выставках, которые собирается устраивать после Сан-Паулу. Художница еле слышно ответила, что пока не знает своих планов, и умолкла, изо всех сил сжав губы. Молодая женщина поинтересовалась, можно ли будет увидеть ее произведения в Буэнос-Айресе. Та сказала, не исключено, хотя, к сожалению, вчера она не пошла на важный для нее прием, где как раз должна была идти речь об этом. Хозяйка нетактично спросила, что же ей помешало, и услышала в ответ, что той нездоровилось. Соседка сочувственно попросила не стесняться и, если такое случится снова, звонить ей, так как она целый день дома одна с малышом, — и даже ночью, если с балкона виден свет в ее окне. Гостья, отведя взгляд в сторону, поблагодарила и объяснила, что завтра, вероятно, ее уже здесь не будет.
Хозяйка встала и снова прошла на кухню, за новой порцией молока, так как заметила, что гостья не прикоснулась ко второму куску пирога и объяснила это тем, что той нечем его запить. Однако по возвращении она увидела, что та стоит возле двери, собираясь уйти. Она подумала, что дальше уговаривать не стоит, и предложила художнице захватить недоеденный пирог с собою, чтобы оставить на завтрак. Та, стоя в открытых дверях, ничего не ответила, лишь улыбнулась краешком губ. В квартире молодой хозяйки зазвонил телефон. Она попросила гостью зайти еще на минутку и закрыть дверь. Звонил муж — уже из аэропорта, чтобы в последний раз спросить, не надумала ли она, чего бы ей хотелось получить из Парагвая. Молодая женщина ответила, что не придумала, — хотя, быть может, ее гостья захочет заказать что-нибудь — и она принялась объяснять супругу, о какой гостье вдет речь. Тот, внимательно все выслушав, сказал, чтобы жена пригласила художницу на ужин: он вернется в три часа дня и успеет вздремнуть. Хозяйка, обращаясь к Гладис, спросила, не хочет ли та чего-нибудь из американских товаров, продающихся в Парагвае. Гостья поразмыслила секунду и ответила отрицательно. Тогда муж хозяйки попросил позвать гостью к телефону, чтобы самому предложить ей привезти какой-нибудь подарок. Та подошла, и они побеседовали несколько минут. Мужской голос на том конце провода звучал жизнерадостно, почти по-юношески и выдавал истинную гордость его обладателя возможностью лично беседовать с талантливой представительницей изящных искусств.