Наконец-то он выдал больше трёх слов, но от этого не легче, только хуже.
— Это не свидание, а дружеская встреча, — настаивала она с упорством.
— Да? И кто же этот загадочный друг? Тот самый любитель грибов? Очень занятно… Весьма занятно… — он сардонически усмехнулся, а руки медленно поползли в карманы джинсов.
— Прекрати язвить, он мне просто друг. Довольно редко, но мы встречаемся. И повернись ко мне лицом, хватит с окном разговаривать, — сама удивилась, как резко прозвучали её слова, но они подействовали, он развернулся.
— Не смеши меня, дружбы между мужчиной и женщиной не бывает.
— Это одна из твоих многочисленных психологических теорий? — она попыталась ответить в тон на его резкие слова.
— Можешь считать и так. Хотя нет, дружба бывает. Но только в двух случаях: либо до, либо после секса. Один должен испытывать влечение. Ну? Какой случай у нас? До или после? — Он смотрел ей прямо в глаза, пытаясь прочитать в них ответ. Сковывал её взглядом, пригвоздив к столу, но и сам застыл на месте, выжидая и оценивая её реакцию.
Она задохнулась. Мысли взметнулись вихрем в её светлой голове, принося понимание того, что за бред творится в его голове.
— Ян, ты же не думаешь, что мы… Как ты можешь? — Она даже не смогла озвучить его предположение, так нелепо грязно оно было.
— А почему бы мне так не подумать? — зло сказал он. — Что мне мешает так не думать? Ты мне всю неделю доказывала, что я для тебя ничего не значу!
— Это не так, — тихо, но убеждённо сказала она.
— А как? Я взрослый мужчина, Эва. Ты не можешь пинать меня как мальчика, я просто тебе не позволю этого вот и всё, — жёстко и колко, отрывисто, что не могло не вызвать в ней должного отклика.
— Так что же тебя задело тогда, если ты такой ярый приверженец «химической» теории отношений? — выпалила она ему в лицо. — Скажи!
Решила достать его до конца. Прояснить всё сейчас или нет никакого смысла продолжать разговор. Рассчитывала на его реакцию и получила её. Он уже не был спокоен, хотя с виду держал себя в руках. Это угадывалось в напряжённой позе, в отрывистых движениях и острых взглядах.
Эва занервничала, вытащила шпильку и расправила волосы. А потом вздрогнула и отшатнулась, когда он резко шагнул к ней. Он смотрел на неё, в серые глаза, казалось, вечность, уперевшись в стол руками по обе стороны от неё. Эва почувствовала, как в горле собирается предательский ком, и поняла, что ещё несколько секунд, и она разревётся.
— При всем при этом, я не встречаюсь с другими женщинами! И я бы точно нашёл возможность дать о себе знать! Эва! Просто позвонить мне и сказать, что ты в порядке! Чтобы, черт тебя дери, я не думал весь вечер, что тебя прибили в тёмном переулке! Потому что ты моя Эва, я должен это знать! Я должен знать, что с тобой всё в порядке! — он повысил голос, полоснув её словами.
— Я знаю. Я не права, я знаю это, — она прошептала. Сил говорить громче не было, она устала. Устала за весь этот долгий, бесконечный вечер нервотрёпок.
— Тогда зачем ты всё это делала? Зачем?
Эва протянула руку и развернула настольную лампу в другую сторону. Яркий свет, в общем полумраке кабинета, начал её раздражать.
— Чего ты добивалась?
Она видела, как вздымается его грудь при каждом вздохе, как стиснули его руки край стола.
— Чтобы…
— Ты хотела довести меня до белого каления?
— Ты… — она заикнулась, и предательская слезинка скатилась по щеке, — чтобы ты понял, что ты не прав.
— У тебя это получилось…
Она не поняла, что он имел в виду. Что именно у неё получилось: доказать что он не прав, или довести его до белого каления.
— Я сверну тебе шею… если ещё раз увижу тебя рядом с ним… или с любым другим… а ему переломаю ноги… в нескольких местах…
Она распахнула глаза, забыв про слезы, раздумывая, серьёзно он говорит или нет, потому что в его тоне не было и намёка на шутку.
— Ты бы смог?.. Смог поднять на меня руку?
— Нет, что ты… Ни за что… Ударить женщину? Нет. Никогда… Убить — да, а ударить — нет.
Она так и смотрела на него, забыв, что нужно дышать, а он смотрел на неё.
— Меня не интересует то, что было. Меня интересует то, что есть. Ты больше с ним никогда не увидишься, Эва. Никогда.
Он стер с её щеки вторую слезинку и сжал лицо в ладонях.
— Не смей. Слышишь? Не плачь… Я просто не вынесу этого… я не вынесу твоих слез. — Он, действительно, не мог выносить её слез, ни одной слезинки, он шептал, исступленно заговаривая её, выбивая из головы всякие мысли. — Если бы он вышел из машины… если бы только он вышел… я бы убил его Эва… просто убил бы… всё из-за тебя… только из- за тебя.
Он прикасался к ней губами, но это не были поцелуи… Это были легчайшие касания солёных щёк, отяжелевших век, виска. Она хотела отстраниться, потому что устала; потому что хотела зарыться в тёмный уголок, чтобы обдумать всё, но уже не смогла, почувствовав себя игрушкой в его руках. Оказавшись привычно беспомощной под его натиском.
Он провёл кончиками пальцев по её голому плечу, ключице, поднимаясь по тонкой венке, оставляя на коже яркий свет прикосновений и тёплое дыхание в волосах. Тёплая рука на спине, а потому он резко прижал её к себе. Резко и крепко, сдавил, что стало больно. Выдохнуть было невозможно.
— Почему?.. Эва… почему ты надела именно это платье? У тебя платьев не пересчитать, а ты выбрала именно это…
— Платье? Ян, причём здесь платье, — подняла на него затуманенный взгляд. — Ты из-за платья так взбесился? Боже… я просто… просто надела его… оно мне нравится …
— И мне… очень нравится… мне… моё…
Оттянув светлую мягкую ткань вниз, он полностью обнажил плечо, скользя по спине, водя пальцами по вырезу горловины. Мягкое прикосновение его губ, а затем острое жжение. Вздрогнув, она поняла, что это был укус. Он укусил её, заклеймив, поставив свою метку. Всё ещё чувствовала огненное покалывание, когда он, убрав волосы с шеи, поставил вторую такую же на бьющейся жилке. Острые укусы, резко контрастировавшие с шелковистыми прикосновениями пальцев. Заставляли следить за его движениями, концентрируясь только на нем, на его губах и руках, таять… плавиться …
Дурманили голову. Знала, что завтра с утра не будет возмущаться и верещать, даже если будет вся в синяках, в его маленьких метках.
Взял её лицо в свои ладони, удерживая, не давая увернуться, даже если бы захотела. Но она не хотела. Хотела принадлежать только ему сейчас и всегда.