— Да, он вовремя побеспокоился. И всё сложилось как нельзя лучше.
— Побеспокоился?..
Почувствовала со стороны Дэнни давление, и это стало раздражать. Усиленно делая вид, что внимательно изучает меню, Эва проигнорировала вопрос, хотя готова была заказать первое попавшееся.
— Скажите в этом нет грибов? — обратилась она к подошедшему официанту, указав пальцем строчку с названием блюда «Баранина по-тулузски».
— Нет, мисс, — последовал вежливый ответ
— Отлично, тогда меня это устраивает. И вот этот салатик пожалуйста.
Заглянув в меню, официант понимающе улыбнулся.
Название «Аида» сразу привлекло её внимание, а савойская капуста, помидоры, болгарский перец в составе манили ещё больше, обещая «смягчить» сытное горячее блюдо.
Пока Даниэлл делал свой заказ, она порылась в сумке, но потом вспомнила, что осталась без телефона. Можно попросить телефон у Даниэлла — это была не проблема. Проблема была в том, что не хотелось говорить при нем, а удалиться в дамскую комнату, означало снова вызвать вопросы. Оставалось смириться, в надежде, что Селеста правильно передала её слова Яну.
— Ну, расскажи как твои дела, а то, что мы всё обо мне?
Попытка вновь завести непринуждённый разговор не удалась, потому что Даниэлл вновь свёл всё к тому, от чего она пыталась уйти.
— Почему это только о тебе? По-моему, ты так толком ничего о себе не рассказала. Как твоя работа? Продвигается?
— Семимильными шагами. А если по-честному, топчусь на месте, — пыталась она уклониться.
Отпила вина, поставила на стол бокал, взглядом давая понять, что вопрос исчерпан, но мужчина не отставал:
— А что ты вообще пишешь на этот раз? Вы о чем-нибудь договорились или всё воюете? Успокоился твой заказчик?
— Это скучно Даниэлл. Всё очень скучно. Ты меня не жалеешь, у меня и так одна работа, вот вырвалась к тебе … и ты всё о том же.
— Да, наверное. Прости. А я уезжаю на днях обратно в Нью-Йорк. Не знаю точно, когда вернусь.
— Ты здесь всё закончил уже?
— Нет, но сейчас этим другие будут заниматься.
Почему-то Эва почувствовала облегчение от его слов. Большое облегчение, которое помогло ей расслабиться и сбить чувство неловкости. Прощальный ужин… ну и прекрасно…
* * *
В который раз Ян спрашивал себя, что он здесь делал, хотя мог быть где угодно, с кем угодно и сколько угодно. И в который раз давал себе исчерпывающий ответ. В трёх словах. Их было достаточно.
Ко всем прочим чувствам, что клокотали в нем, прибавилось ещё одно. Беспокойство. Беспокойство за любимого человека, потому что было поздно, темно, а у неё даже не было сотового. Можно подумать, что вокруг нет ни одного телефона. Он бы точно нашёл возможность с ней связаться, а вот Эва даже не удосужилась дать о себе знать.
Видимо вечерок проходил на славу, и у неё были более важные вещи, чем звонок ему. Чем два простых слова, что всё в порядке.
Он стоял на террасе, глядя вдаль на бушующий океан, и чувствовал себя так же. Чувствовал, как волны его собственных ощущений захлёстывали с головой. Темно и сыро, даже холодно, а казалось, что температура тела подскочила на несколько градусов.
Он шарахнул дверью и остановился напротив стены, уставившись на непрозрачный матовый полиэтилен. Видимо, будет сюрприз, но он не собрался заглядывать, что она там рисовала три ночи к ряду игнорируя его.
— …Ты спать собираешься? Или ты эту ночь тоже проведёшь в компании акрила и разбавителей? — Тон далёк был от довольного.
— Нет.
— Что нет?
— Не собираюсь.
— Ты не права.
Размыто, но наводило на определённые мысли, и Эва стала задумываться не перегибает ли она палку, устраивая ему террор такого рода. Ей и самой надоело вторую ночь не спать, доказывая, что развлечения окончены и главное для неё работа, а не он, что она не преминула ему сообщить:
— Мой дух, настроен на творческое вдохновение, а не на биохимическую реакцию. Развлечения окончились, а то я совсем забыла, что я здесь на работе, а не на отдыхе.
Она не подняла головы, чтобы посмотреть, какую реакцию вызвала в нём, продолжала рыться в коробке с тубами краски, через мгновение услышав его удаляющиеся шаги.
От своих же собственных слов, стало неприятно. Как бы она его не отталкивала сейчас, потерять его совсем не хотелось. Но где та золотая середина, на которой можно остановиться, она не знала.
…Вышел обратно на террасу, стало ещё темнее. Чем темнее становилось на улице, тем мрачнее у него в душе. Ни слова, ни звонка, где и с кем. Это уже слишком.
Хотя по вопросу «с кем» кое-какие соображения у него были. Даже не кое-какие, а вполне конкретные, касающиеся личности упомянутой «старой маразматичкой». И именно это выводило из себя.
Не вечер, а сплошное дежавю.
Только на этот раз намного сильнее, больше, мощнее.
На этот раз он не мог справиться с мыслям, и пустить их в более спокойное русло. Они бились в голове, живя своей жизнью, заставляя возвращаться к ним снова, прокручивать в голове, прибавляя возможные подробности.
Ян даже не пытался чем-то занять себя, даже не заглядывал в кабинет и не включал ноутбук, опасаясь, что в один момент он закроет его, сложит пополам, только в другую сторону.
Кажется, даже мышцы зудели от напряжения, не позволяя успокоится. Сначала он ждал её прихода, теперь просил её задержаться подольше, потому что был уже вне себя, а ничего хорошего это не предвещало.
В доме он не нашёл ни одного места, которое могло бы его усмирить.
* * *
— Замёрзла? — заметил Даниэлл, как она повела плечами.
— Да, ты же знаешь, я не люблю сырую погоду, и просто ненавижу дождь. Он меня угнетает.
— Да, я знаю… Я помню, как ты страдала в Нью-Йорке. Там не всегда так солнечно как в Майами.
Его многозначительное «знаю» напрягло.
Хотелось домой, к Яну, в их постель, в его тёплые руки, и к черту картину…
Эва поняла, что её совершенно не волновал этот ужин, все эти разговоры, все темы, которые они перебрали за обсуждениями. Радовало, что Даниэлл не отличался нудностью, а заболтал её до умопомрачения, забросал шутками, и время пролетело не заметно.
Задерживаться долго она не собиралась, но сделала это только из вежливости и понимания, что они долго не увидятся после сегодняшнего вечера.
— Я отвезу тебя, — настаивал Даниэлл, открывая для неё дверцу такси.
— Даниэлл, не нужно, я прошу тебя, — она упиралась и отшучивалась. — Я уже большая девочка и сама доберусь.