— Двадцать, — говорит он.
— Ну, — смущенно предлагает четвертый ученый. — Давайте, что ли, по обычаю…
Он неловко целует стоящего рядом пилота. Другие тоже целуются.
Это всегда выглядит немного смешно, когда целуются мужчины, хотя на самом деле иногда это бывает страшно.
Капитан Лобов вытирает губы:
— Семнадцать Минут…
Теперь время течет очень быстро.
— Десять…
— Восемь минут…
На полу гардеробного зала лежит тончайший слой пыля. Трудно сказать, откуда вообще могла появиться пыль здесь, на спутнике-семь; это ведь не Земля… И тем не менее, стоит несколько дней не заходить в зал, как пыль покрывает матовый пластик.
Уже несколько дней, эти самые несколько дней, к скваммерам действительно никто не подходил. Зачем? Работы прекращены, корабль ушел, и пока никто не дает Поясу новых заданий. Наверное потому, что монтажники, да и все люди Звездолетного пояса, по общему мнению, должны отдохнуть. А может быть, еще и потому, что они сейчас все равно не могли бы работать — до тех пор, пока не придут вести с орбиты Трансцербера.
Но, хотя работы и не велись, эти дни на спутнике-семь были, пожалуй, самыми тяжелыми. Царила тишина. Не слышалась музыка, никто не читал стихов. Люди собирались в кают-компании и молчали, а многие и вообще сидели по своим каютам. Люди оживлялись только в минуты связи с «Джордано», когда знакомый курлыкающий голос докладывал монтажникам о пройденном расстоянии и о положении на «Гончем псе». Вначале сообщения Велигая встречались оживлением. Потом стало ясно, что люди проигрывают эту битву с природой, битву за спасение восьми жизней. Люди спутника чувствовали свое бессилие. Это самое горькое ощущение из всех, какие может испытывать человек. Этому ощущению нечего противопоставить.
Хорошо еще, что люди держались. Даже в эти дни они не позволили надежде погаснуть. Не пали духом.
Впрочем, так ли?
Вечер. И вдруг широко распахнулась дверь одной из кают в переулке Отсутствующих Звеньев. Из каюты показывается человек. За ним — второй. Оба напоминают безумных. Волосы одного всклокочены, стоят дыбом. Лысина другого сияет. Выскочив в коридор, они на миг останавливаются и обнимаются. Лысый обнимает растрепанного где-то чуть повыше поясницы, самого же его обняли за шею: слишком велика разница в росте. Но сейчас они не обращают на это внимания. С минуту они так и стоят, обнявшись. И вдруг одновременно, словно сговорившись, затягивают какую-то дикую песню. Пошатываясь, идут по коридору. И выходят на проспект.
Распахиваются двери. Мрачные лица выглядывают отовсюду. На миг подобие улыбки освещает их, затем они снова осуждающе мрачнеют. Неужели двое не выдержали? Алкоголь, этот уже почти забытый порок? Или — еще хуже: сдала нервная система, мозг не вынес напряжения, наступило безумие?
— Гур! — кричит кто-то. — Опомнитесь! Не вам же…
— Молчи! — отвечает Гур.
— Герн! Вы же ученый!..
— Слушайте, — говорит Герн, — что вы ко мне привязались? Я имею право петь песни или не имею?
— Оставь! — говорит Гур. — Они все ничего не понимают!
— Интересно, — вежливо спрашивает один из выскочивших монтажников, — чего же это мы не понимаем? — Он делает знак остальным, которые, кажется, не очень расположены сейчас вступать в объяснения. — Расскажите, пожалуйста!
— Строго говоря, — заявляет разошедшийся Гур, — этого не следовало бы делать. Пусть бы вы и сидели, как сонные мухи, до самого конца. И только присущая мне доброта…
— Доброта! — весело говорит Герн. — А?
— Да, доброта! — только она может заставить меня сказать несколько слов по поводу сделанных нами выводов.
Услышав слово «выводы», все придвигаются поближе. Может быть, это действительно стоит послушать?
— Ну, вспомните! — кричит Гур. — Во-первых: запах стал возникать в окрестностях спутника только после того, как этот вот патриарх гравиастрономов установил существование Трансцербера и даже — предположительно — его орбиту. Так?
Ах, это всего лишь о запахе… Оживившиеся было лица вновь скучнеют. А Гур не унимается.
— Так или не так?
— Так! — говорит Герн. — Именно так.
— В конце концов, нам удалось восстановить обстановку в момент всех появлений запаха. И выяснилось любопытное обстоятельство…
— Вот именно! — говорит Герн и поднимает указательный палец.
— Итак: запах возникал у нас лишь тогда, когда мы оказывались на одной, точно определенной линии в пространстве: на прямой, которая соединяет Трансцербер, нас и звезду, возле которой мы давно уже предполагали наличие…
— Постой! — говорит Герн. — Это уже не твоя область, и я не хочу, чтобы ты делал поспешные заявления. Вот когда мы…
— Ладно. Итак, нас и звезду. По этой же линии ретранслировались и сообщения Лобова в тот период, когда мы никак не могли их поймать. Для чего ретранслировались? Очевидно, для того, чтобы кто-то принял их и дал оценку: является ли эта передача природным излучением, или…
— Вот! — говорит Герн. — Или!
— Или. Там, очевидно, сделали какие-то выводы. Но ведь и мы можем сопоставлять и делать выводы! Что это была за связь? Как установил Кедрин, вызывать запах в скваммерах могло лишь какое-то излучение, природа и характеристики которого нам неизвестны. Это справедливо. Мало того: нам теперь ясно, что излучение это не распространяется в наших обычных трех измерениях: оно, так сказать, прокалывает пространство и… В точках этого «прокола» возникают сильные изгибы пространства. Вспомните танец деталей, которому мы никак не могли найти объяснения!
Негромкий гул прокатывается по группе слушающих.
— Итак, все это, соединенное вместе, позволяет нам надеяться, что так называемый Трансцербер…
— Да, — перебивает его Герн. — Наша обсерватория смогла заметить это тело лишь в один момент, когда поле гравитации его было значительно больше нормального. Ученые «Пса» предположили, что предельная характеристика поля была столь высокой вследствие большой скорости, сопоставимой со скоростью света. Но ведь обычное небесное тело, даже передвигайся оно с такой скоростью относительно нас, не могло бы ни изменить эту скорость…
— Ну, — вступает в разговор кто-то, — воздействие полей Солнечной системы…
— И, во всяком случае, не смогло бы сделать это так быстро, чтобы, по сути дела, остаться на той орбите, на которой было замечено. Даже лучший из наших кораблей не смог бы этого.
— А это дает возможность предположить, — кричит Гур, — что это тело — вовсе не планета. Не астероид, не комета, не крупный метеор. Что не только законы тяготения управляют его полетом. Не причуды природы обусловили странность в его поведении. А из этого можно сделать лишь один вывод: столкновения с «Гончим Псом» не произойдет, если даже «Джордано» не успеет. Нет, дорогие мои друзья, нам еще рановато думать, что мы все знаем и понимаем. Всегда надо быть готовым к неожиданностям, потому что как только в дела и построения природы вмешивается разум… Одним словом, столкновения не будет! Слышите, вы, плакальщики?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});