В 5 часов утра 1 июля Латур-Мобур во главе авангарда четвертого корпуса подошел к Несвижу. Остановив полки перед городом, он сделал привал и вскоре со своим конвоем из трех эскадронов улан выехал по Бобруйской дороге, приказав Рожнецкому с дивизией следовать за ним. Карпов, оставленный Платовым в арьергарде, заметил несторожное движение небольшой кавалерийской части, дал ей возможность отойти версты на четыре от своих, стремительно развернулся и «ударил так, что один эскадрон был истреблен, а последние прогнаны с немалым поражением». Только появление дивизии Рожнецкого спасло Латур-Мобура от неминуемой гибели или плена. В этом случайном столкновении с поляками казаки взяли в плен шесть человек.
Пленные показали, что «в Несвиже король Вестфальский (то есть Жером Бонапарт. — В. Л.) с частью волтижеров», без пехоты, «следовал всю ночь». Платов резонно предположил, что цель неприятеля — войти в соприкосновение с русскими, чтобы если не разбить их, то хотя бы задержать и тем дать возможность маршалу Даву перехватить 2-ю Западную армию Багратиона у Бобруйска и не дать ей соединиться с войсками Барклая де Толли.
«Я с Вами согласен, что надо нам спешить, — писал Багратион Платову 1 июля, — но проклятые обозы задерживают меня! Все мои заботы — добраться до Слуцка, там обозы пойдут вправо, по другой дороге. А я поспешу к Бобруйску… Прошу Вас остановиться и не ехать ко мне, чтобы без Вас худа не было…»
Вечером 1 июля Платов с корпусом прибыл в Романово, оставив у Тимковичей свой арьергард под командованием генерал-майора Карпова. В тот же день Багратион достиг Слуцка. Тревожные известия о наступлении Даву заставили его принять меры для облегчения дальнейшего отступления армии. С этой целью все обозы, кроме самых необходимых, а также транспорт с больными и пленными он отправил к Мозырю.
Получив в Слуцке рапорт Платова о наступлении противника, пополнившего новобранцами свои поредевшие после боя под Миром полки, и желая обеспечить возможность безопасного следования на Мозырь, Багратион предписал атаману «остановиться в Романове со всеми легкими силами» вверенного ему корпуса, «употребив все средства остановить неприятеля» и удерживать его «до глубокой ночи 3-го числа».
Следствием этого распоряжения командующего 2-й армией явился бой у местечка Романово, лежащего на левом берегу речки Морочи.
На рассвете 2 июля Латур-Мобур со своей конницей двинулся в направлении на Тимковичи. С появлением противника А. А. Карпов поднял свой арьергард и начал отходить к Романову. Опасаясь, что казаки уничтожат мост через Морочь и задержат его у самого местечка, французский генерал отправил 1-й конно-егерский полк под командованием полковника Пшепендовского преследовать отступающих. Поддерживать его должны были один эскадрон польских улан и вся дивизия Каминского.
От Несвижа до Романова «вел он, Карпов, неприятеля целые сутки в виду его до самого места сражения», — писал Платов в рапорте Багратиону.
Платов, получив донесение Карпова о наступлении на Романово только одного полка противника, срочно переправил на правый берег Морочи пять казачьих полков, которые укрылись в зарослях прибрежного кустарника. Но они были обнаружены поляками. Удостоверившись в значительном превосходстве сил атамана, Пшепендовский послал офицера доложить Латур-Мобуру, что перед ним стоят до 5 тысяч казаков — у страха глаза велики, минимум в два раза преувеличил численность русских, — и испросил указаний, должен ли он начинать дело. А далее все произошло, как в плохом анекдоте.
То ли из-за рассеянности, то ли в силу недостаточного владения французским языком, прискакавший польский офицер, по свидетельству очевидца этой сцены, доложил, что перед Романовым стоит не 5000, а 500 казаков. Не допуская возможности такой нелепой ошибки, Латур-Мобур резко сказал:
— Удивляюсь, как осмелился полковник Пшепендовский задавать такие вопросы!
— Не могу знать, господин генерал, — смутился курьер и поскакал к своему командиру.
Польские эскадроны располагались в уступном порядке правее дороги Тимковичи — Романово на небольшой песчаной возвышенности, с которой отчетливо были видны казаки, стоявшие перед рекой, и довольно большой лагерь на противоположном берегу, за местечком. Убедившись в несомненном превосходстве сил противника, Пшепендовский решил отступить. Но не успел он построить полк в походную колонну, как возвратился посланный им офицер с повелением Латур-Мобура атаковать неприятеля. Пришлось снова разворачиваться в боевой порядок. В это время на его флангах послышалось знакомое страшное гиканье платовцев.
Первый удар поляки отразили таким огнем из карабинов, какой «можно услышать разве что на учебном плацу». Вторая и третья атаки казаков также оказались неудачными. Но «они снова устремились вперед и бросились на фланги, в то время как клинообразная масса врезалась в центр. Противник был встречен с прежним мужеством, но полк был опрокинут и — трудно найти более подходящее выражение — увлечен».
Так описал эту схватку очевидец событий. Здесь чувствуется, конечно, стремление нарисовать картину с выгодными для конных егерей оттенками, но в целом, по-видимому, автор был прав: казаки имели столь ощутимый перевес, что действительно могли «увлечь» своей массой малочисленного врага.
Разъединенные эскадроны поляков, перемешавшиеся с казаками, неслись, поднимая тучи пыли, в полном беспорядке к Тимковичам. На этом пути их мог поддержать только один эскадрон 12-го уланского полка, но его командир принял неудачное решение. Надеясь остановить преследователей, он развернул своих кавалеристов поперек дороги. Налетевшей толпой они были вовлечены в общий беспорядок неудержимого бегства, которое продолжалось «не менее пяти верст до пехоты и до пушек» бригады генерала Сулковского из дивизии Каминского.
Нещадно палило солнце. Под его лучами буйно колосилась поспевающая рожь. «Дорога и хлебные поля усеяны были трупами», — писал Платов в рапорте Багратиону.
Латур-Мобур, получив донесение о поражении полка Пшепендовского, поднял и двинул вперед всю кавалерию корпуса и приданную ему пехоту. Но было уже поздно. Платов, не принимая боя, стал отходить к Романову «для соединения с отрядом генерал-адъютанта Васильчикова». Перейдя болотистую Морочь, он сжег за собой мост, разделил «на две части пушки донской конной артиллерии» и поставил их «в выгодных местах» для обстрела наступающего противника. Прикрывал батареи 5-й егерский полк под командованием полковника Николая Федоровича Гегеля. Казаки генерал-майоров И. К. Краснова, И. Д. Иловайского, Д. Е. Кутейникова и А. А. Карпова обеспечивали фланги. Регулярная кавалерия ахтырских гусар, киевских драгун и литовских улан составляла резерв атамана.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});