– Всё-таки через часок съездите, – сказал Люпус Филиппу и Стэйку. – Возьмите Рыло с собой. Уберите возможных свидетелей. Полиция ни в чём не должна разобраться.
Они столкнулись в полутёмном коридоре верхнего, гостиного этажа таверны.
– Я ничего не смог приготовить, – взволнованно сообщил Доминик. – Решил немедленно пойти в порт и найти там тебя…
Адония, схватив его за руку, привела в комнату, заперла дверь.
– Скажи, я действительно тебе дорога? – спросила она, пристально глядя ему в глаза.
– Ты для меня – дороже жизни, – вернув ей её пристальный взгляд, ответил художник.
– Тогда садись и слушай…
Прошло полчаса. Бледный, с неподвижным лицом Доминик сидел за столом, откинувшись на спинку стула. Сидящая напротив Адония, поставив локти на стол и охватив ладонями виски, едва слышно произнесла:
– Вот и вся моя жизнь. Не знаю, зачем, зачем я убила столько людей!
– Родная моя, – тихо проговорил Доминик. – Этот патер… Они ведь тебе не простят!
– Не простят, – вдруг, искривив зловещей улыбкой лицо, согласилась Адония и, запустив руку в зонт, достала и положила на стол пистолет. – Беги, – сказала она Доминику. – Скройся в доме хозяина галереи, ведь он, без сомнения, будет рад тебя видеть.
– А что же ты?
– Я дождусь здесь Филиппа и Стэйка. Патер обязательно пошлёт их проверить, как я исполнила то, что он мне приказал. Пуля – Филиппу, шпага – Стэйку. После этого я тоже приду в галерею. Ночью выберемся из города. В Испании у меня остались кое-какие владения. Обернём их в золото и уплывём за океан. Скроемся в Новой Англии. Начнём жить заново, Доминик!
– Но зачем ждать этих громил! Идём вместе к хозяину галереи, прямо сейчас!
Адония горестно покачала головой.
– Нет, нельзя. Если Филипп и Стэйк будут живы, нам не уйти. Ты не знаешь их, о, ты их совсем не знаешь!
– Я не оставлю тебя, – твёрдо выговорил художник.
– Послушай! – Адония вскочила, подбежала к Доминику, обняв его голову, прижала к груди. – Одна я смогу с ними справиться и уйти. Но если мне придётся прикрывать ещё и тебя, то они убьют нас обоих! Ничего не говори, только слушай. Я буду тебе преданной, верной женой. Всю жизнь, до конца наших дней я буду покорной тебе и послушной. Никогда, никогда я не оспорю твоей воли и не позволю себе ни одного возражения. Но только сейчас, единственный раз, сделай, как я прошу!
Она заплакала. Доминик порывисто встал.
– Ну что ты! – дрогнувшими губами проговорил он. – Не плачь! Я всё сделаю, как ты скажешь. Смотри, я готов! Немедленно отправляюсь к хозяину галереи и буду ждать тебя там. Не плачь же! Вон, посмотри, в корзине лежат ботфорты и плащ, – для тебя! Подарок… Я хотел вечером…
– Иди скорей, Доминик! Они могут появиться здесь в любую минуту! Скорее!
Доминик быстро и горячо поцеловал Адонию и, забыв надеть шляпу, выбежал в коридор.
За окном ударил внезапный порыв ветра. На миг примолкли звеневшие в окружающем таверну садике птицы. Вытерев слёзы, Адония подошла к корзине, достала лошер-клоты, ботфорты и плащ.
«Какое ты чудо, родной мой! – всхлипывая, мысленно проговорила она. – Я ночью вслух пожалела, что, покидая Бристоль, оставила там любимую одежду. Сколько же тебе пришлось оббегать лавок в Плимуте, чтобы найти эти вещи! Проклятая жизнь. Как бы мы радовались с тобой вечером, обмениваясь подарками! И что вместо этого мы должны делать?»
Торопливо сбросив платье, она облачилась в привычную походную одежду, – почти такую же, как та, в которой её увидели буянившие в Люгре матросы. Подошла к столу, взяла пистолет, несколько раз, приготавливая руку, вскинула его в сторону двери. Положила пистолет на стол, примерила к руке купленную Домиником шпагу. «Слишком лёгкая». Приготовила шляпу и плащ. Подошла к окну, посмотрела вниз, на шевелимую ветерком траву. Определила на взгляд высоту ограждающего садик забора. Вернулась к корзинке, достала бутылку с вином, откупорила, сделала медленный длинный глоток. Старательно уложила в корзинку платье, завернув в него флорентийские, с золотыми крапинами, бокалы. Села за стол, закрыла глаза и принялась ждать.
Прошло не меньше четвери часа. Вдруг в отдалении послышался скрип ступеней: кто-то поднимался по лестнице. Затем шаги направились в сторону её двери. Адония встала, гибко склонившись, подняла шпагу и положила её на стол, а со стола взяла и спрятала за спину пистолет. Шаги отстучали по гулкому коридору, смолкли возле двери. Дверь отворилась и вошёл Доминик.
Погоня
Адония застонала.
– Прости меня! – сказал он тихо и строго. – Я не смог. Если умирать – так вместе. Или убивать – тоже вместе. Я не оставлю тебя одну в эту проклятую, злую минуту. Я буду с тобой. Не сердись на меня. Я так решил.
– Нет-нет, не оправдывайся! – Адония опустила вниз руку с пистолетом. – Может быть, так будет и лучше. Бери корзинку, шляпу свою не забудь, и скорее идём…
Вдруг снова в отдалении заскрипела лестница. Адония метнулась к двери, выглянула. Захлопнула дверь, запрела на ключ.
– Всё, – сказала она, обернувшись. – Они уже здесь.
Доминик шагнул к столу и схватил шпагу.
– Нет! – крикнула ему Адония. – Не вынимай! Быстро за мной!
И, вскочив на подоконник, прыгнула вниз, в траву. Присев и простонав от удара, выпрямилась и метнулась к забору. Улыбнулась, услыхав, как сзади тяжело ударил ногами о землю Доминик. Но тут же улыбку её, словно след на песке во время прибоя, стёрло начисто: вдоль забора, мелькая в просветах, бежал в их сторону человек.
– Какие молодцы! – хищно оскалилась уводящая из смертельной ловушки волчонка пьяная от запаха близкой крови волчица. – Кто тут нас караулит? Филипп был в коридоре, значит здесь Стэйк или… – Выбив сильным ударом ноги доску, развернулась боком, протиснулась в образовавшуюся дыру, взвела курок и, выстрелив, злобно закончила: … – Рыло!
Выскочив на дорогу, она крикнула выбирающемуся вслед за ней Доминику:
– На Рыло истратила пулю, какая жалость!
И, отбросив дымящийся пистолет, схватила Доминика за руку.
– Вон туда! – крикнул ей Доминик. – Недалеко – постоялый двор! Если повезёт – сядем на лошадей!
Не обращая внимания на тревожные крики шествующих по мирной плимутской улице людей, они помчались к далёкому повороту, ведущему на постоялый двор. Пробежав сотню шагов, Адония оглянулась. Филипп и Стэйк, придерживая шляпы, что было сил неслись за ними.
Долго, бесконечно долго тянулась улица. Доминик начал с клёкотом, шумно дышать. Бег его замедлился. Когда достигли, наконец, спасительного поворота, он уже еле переставлял ноги. Адония взглянула вдоль переулка. Вон уже темнеют широко распахнутые ворота постоялого двора! Бросила отчаянный взгляд назад. С облегчением перевела дух. Дистанция в сто шагов сохранилась, и преследователи их бежали уже не столь проворно.