Читать интересную книгу Призраки - Чак Паланик

— Ты слышал про эту погибшую девочку? — спрашивает она. — Она была из резервации, да? — Она говорит: — Ты ее знал?

Кедровые панели на стенах бара прокоптились от сигаретного дыма. На полу — толстый слой опилок, чтобы впитывать плевки пережеванного табака. Мерцающие рождественские гирлянды растянуты под черным потолком. Красные, синие, желтые огоньки. Оранжевые и зеленые. Некоторые огоньки мигают. В таких барах все можно: прийти с собакой или с оружием. Никто ничего не скажет.

И все же это скорее интервью, чем свидание. Даже когда эта девушка констатирует факт, это звучит как вопрос:

— А ты знаешь, — говорит она, — что святой Андрей и святой Варфоломей пытались обратить в христианскую веру великана с песьей головой? — Она даже не смотрит, куда посылает шар, она продолжает взахлеб: — Католическая церковь описывает великана как огромного человека 12 футов ростом, с песьей мордой, львиной гривой и зубами, как кабаньи клыки.

Конечно, она промахивается, но не прекращает бубнить: бу-бу-бу.

— А ты слышал такое итальянское выражение: lupa manera? — говорит она.

Нагнувшись над бильярдным столом, она не попадает по очередному легкому шару, по шару № 2, который стоит на прямой линии к угловой лузе. Она говорит без умолку, без передышки:

— А ты слышал о Гандильонах? Была такая семья, во Франции. — Она говорит: — В 1584 году их всех сожгли на костре…

Эта девушка, Менди Как-ее-там, она появилась в университетском городке пару месяцев назад, наверное, с рождественских каникул. Короткие юбки, сапожки на шпильках, острых, как заточенный карандаш. Здесь такие не купишь. Поначалу она в основном обреталась на факультете антропологии. Кажется, в аспирантуре. Была ассистентом преподавателя по «Народам мира», и вот тогда, собственно, и начались эти гляделки. Потом она стала интересоваться программой предварительных юридических курсов на факультете английского языка. Каждый день она там. Каждый день говорит: «Привет». Наблюдает. Шпионит. Глаза фотографируют. Берут на заметку.

Знакомьтесь: Менди Как-ее-там, тайный агент.

Так продолжалось весь зимний семестр, и вот на этой неделе она говорит:

— Может, сходим куда-нибудь перекусить? Она угощает. И все же даже при гамбургерах, рождественских гирляндах и пиве, это никакое не свидание. Теперь, запоров шестой шар, она говорит:

— В антропологии я явно сильнее, чем в бильярде. — Натирая кий мелом, она говорит: — Знаешь слово «varulf»?А про такого Жиля Трюдо? Он был проводником генерала Лафайетта во время Войны за независимость. — Все еще натирая кий кубиком синего мела, Менди Как-ее-там говорит: — Или вот еще, французское слово: loup-garou?

И все это время ее глаза смотрят. Оценивают, наблюдают. В ожидании реакции. В поисках ответа.

Она хочет встречаться — но это в ней говорит антрополог. Она приехала сюда из Нью-Йорка, прилетела в такую даль, исключительно для того, чтобы познакомиться с мужиками из резервации чивлахов. Да, это расизм, говорит она.

— Но это хороший расизм. Меня возбуждают чивлахи… Менди Как-ее-там подается вперед, наклонившись над нашими гамбургерами, ставит локти на стол, подпирает рукой подбородок. Водит свободной рукой по столу, следуя за какой-то невидимой линией на сальной поверхности. Она говорит, что мужчины из племени чивлахов, они все на одно лицо.

— У них на лице — большой член с яйцами, — говорит она.

Она имеет в виду, что у мужчин из племени чивлахов, у всех квадратные подбородки, выпирающие далеко вперед. Подбородки раздвоены так глубоко, что это и вправду похоже на яйца в мошонке. Мужчинам-чивлахам всегда надо бриться, даже когда они только-только побрились.

Эта вечная темная щетина, Менди Как-ее-там называет ее:

«Небритость за пять минут».

У мужчин из резервации чивлахов всего одна бровь, то есть, наверное, их две, но они соединяются в сплошную кустистую полосу жестких черных волос, наподобие лобковых, которая проходит через все лицо, от уха до уха.

А между этими черными зарослями над глазами и щетинистым подбородком красуется пресловутый чивлахский нос. Длинный, мясистый, как будто вечно распухший нос, похожий на член в состоянии мягкой эрекции. Кончик носа свисает, закрывая рот. Свисает почти до самого подбородка, этой небритой второй мошонки.

— Эти брови скрывают глаза, — говорит Менди. — А нос закрывает губы.

Когда ты встречаешь мужчину из племени чивлахов, первое, что бросается в глаза: лобковые волосы, огромный член в состоянии полуэрекции и волосатые яйца.

— Как Николас Кейдж, — говорит она, — только лучше. Как член с яйцами.

Она ест жареную картошку и говорит:

— Настоящий критерий мужской привлекательности.

Она солит картошку. Весь наш столик усыпан солью, как белым песком. Она расплачивается карточкой «American Express» такого цвета, какого бармен в жизни не видел. Титановой или урановой.

Она приехала сюда писать диссертацию. В Манхэттене, среди всех этих хихикающих аспирантов антропологического факультета, невозможно нормально работать над такой необычной темой. Ее научные руководители посоветовали ей заняться «полевой практикой». По ее предмету, криптозоологии. Изучение вымерших или легендарных животных, типа снежного человека, Лох-Несского чудовища, вампиров, суррейской пумы, человека-мотылька, Дьявола Джерси. Животных, которые, может быть, существуют на самом деле, а может, и нет. Это один из ее консультантов предложил ей поехать сюда, посетить резервацию чивлахов, изучить их культуру и провести небольшое расследование «на месте». Собрать фактические материалы для своей диссертации. Материалы по делу.

Ее глаза мечутся, наблюдают. Проверяют реакцию. Ждут подтверждения

— Господи, — говорит она и закатывает глаза, вроде как показать, что она шутит. Хотя, наверное, не шутит. — Меня послушать, так прямо вторая Маргарет Мид, да?

Она собиралась пожить в резервации. Снять дом или что-нибудь в этом роде. Ее папа с мамой, оба врачи, и им хочется, чтобы она воплотила свою мечту, чтобы она занималась тем, что ей нравится — а не так, как они, — сколько бы им это ни стоило. Даже рассказывая о себе, Менди Как-ее-там задает вопросы. Даже рассказывая о своих папе с мамой, она говорит:

— Почему же они не меняют профессию? Им же плохо, да? Каждая ее фраза завершается знаком вопроса. Ее глаза, серые или голубые, а потом вдруг — серебристые, они по-прежнему наблюдают. Она кусает свой гамбургер, хотя он, наверное, давно остыл. Как будто ешь что-то мертвое. Она говорит:

— Эта девочка, которая погибла…

А потом: -

— Как ты думаешь, что с ней случилось?

Ее диссертация посвящена таинственным существам, волосатым великанам, которые присутствуют во всех мифологиях по всему миру. В Каскадных горах у Сиэтла их называют сиэйтик. В Европе — альма. В Азии — йети. В Калифорнии — омаха. В Канаде — сасквотч. В Шотландии — фир-лиат-мор, знаменитый «серый человек», который живет на горе Бен-Макдуи. В Тибете — метох-кангми, или «ужасный снежный человек».

Все это — просто разные названия. А волосатые великаны — одни и те же. Живут в лесах или в горах. Иногда их видят путешественники и лесорубы. Иногда их удается сфотографировать. Но еще не было случая, чтобы кого-то из них поймали,

Общекультурный феномен, как она это называет.

Она говорит:

— Мне очень не нравится общий термин: «Большая нога». Все эти легенды родились независимо друг от друга, но все они говорят об огромных, лохматых чудовищах, от которых жутко воняет. Как правило, эти чудовища застенчивы и пугливы, но если их спровоцировать, могут напасть. Был случай, в 1924 году, когда шахтеры на Тихоокеанском северо-западе увидели животное, похожее на гориллу, и стали в него стрелять. А ночью их домик на горе Сент-Хеленс окружила целая стая этих гигантских «горилл» и забросала его камнями. В 1967 году один лесоруб в Орегоне наблюдал, как какое-то огромное волосатое существо ворочало камни весом чуть ли не в тонну, вырывало их из промерзшей земли и ело сусликов, забравшихся под валуны, чтобы впасть в зимнюю спячку.

Главный довод в пользу того, что этих монстров не существует: что до сих пор ни одного не поймали. И не нашли мертвым. Притом что сейчас столько народу бродит по диким краям, уж кто-то мог бы словить хотя бы одного завалящего снежного человека.

Бармен подходит к столику, спрашивает, кто хочет выпить еще? И Менди Как-ее-там умолкает, как будто то, что она говорит, это страшная государственная тайна. Она говорит бармену:

— Запиши на мой счет.

Когда он уходит, она продолжает:

— Знаешь такое уэльское слово: gerulfos?

Она говорит:

— Ты не против? — Она запускает обе руки в свою сумку, стоящую на стуле рядом, и достает блокнот, перехваченный резинкой. — Мои записи, — говорит она, снимает резинку и надевает ее себе на руку, чтобы не потерять.