— Да.
— Эта штука так сильно меня пугала.
Рифтер качает головой:
— Она не для этого создана.
— А для чего тогда?
— Это… хобби на самом деле. У нас всех есть хобби. Лени возится со своей звездой. Элис — со снами. У этого места есть особенность: оно берет уродливые вещи и подсвечивает их так, что они кажутся почти красивыми. — Он пожимает плечами. — Я вот строю памятники.
— Памятники…
Лабин кивает:
— Музыка воды предназначалась для Актона.
— Понятно.
Что-то с лязгом падает на «Биб». Скэнлон подпрыгивает.
Лабин не реагирует.
— Я думаю построить еще один. Для Фишера, может быть.
— Памятники для мертвых. А Фишер еще живой.
«По крайней мере технически».
— Ладно. Тогда я построю его для вас.
Верхний люк распахивается, Ив хватает чемодан и начинает взбираться по лестнице, хватаясь одной рукой.
— Сэр…
Скэнлон смотрит вниз, удивленный.
— Я… — Лабин останавливается. — Мы могли обращаться с вами получше.
Каким-то образом психиатр понимает, что Кен хотел сказать не это. Он ждет, но Лабин больше ничего не говорит.
— Спасибо, — отвечает Скэнлон и уходит из «Биб» навсегда.
Комната, в которую он поднимается, неправильная. Психиатр оглядывается, дезориентированный: это не обычный челнок. Пассажирский отсек слишком маленький, стены усеяны рядами форсунок. Кокпит задраен. Странное лицо смотрит сквозь стекло, когда нижний люк захлопывается.
— Эй…
Оно исчезает. Помещение резонирует от звука отлипающих металлических ртов. Легкий крен — и скаф поднимается, свободный.
Тонкий аэрозоль туманом струится из форсунок. Глаза Скэнлона начинает щипать. Незнакомый голос успокаивает его, раздаваясь из громкоговорителя кабины. Не стоит беспокоиться, сэр. Это всего лишь обычная предосторожность.
Все в полном порядке.
НЕВОД
ЭНТРОПИЯ
«Возможно, ситуация выходит из-под контроля», — думает Кларк.
Остальным, похоже, наплевать. Она слышит, как Лабин и Карако разговаривают в кают-компании, как Брандер поет в душе («Как будто над нами мало измывались в детстве»), и завидует их беззаботности. Все ненавидели Скэнлона, ну не то что ненавидели, строго говоря, слово какое-то слишком сильное, но было в отношении к нему нечто вроде…
Презрения…
Да, именно. Презрения. На поверхности психиатр проработал каждого. Что бы ты ему ни говорил, он кивал, издавал эти еле слышные ободряющие хмыканья и делал все, убеждая, что находится на твоей стороне. Только вот никогда с тобой не соглашался, естественно. Не нужно никакой точной настройки, и так все понятно: у каждого рифтера в прошлом было слишком много Скэнлонов, официально сочувствующих одноразовых друзей, которые мягко убеждали вернуться домой, снять обвинения, аккуратно притворялись, что все происходит исключительно в твоих интересах. Там психиатр был просто еще одним снисходительным уродом с крапленой колодой карт, и если судьба ненадолго забросила его к рифтерам, то кто мог их винить, что они немного над ним посмеялись?
«Но мы могли его убить.
Он же сам все начал. Напал на Джерри. Держал его в заложниках.
Как будто Энергосеть сделает на это скидку…»
Пока Кларк держала все сомнения при себе. Она не боялась, что ее никто не послушает. Как раз наоборот. Лени не хотела менять их образ мыслей. Сплачивать войска. Инициатива — это прерогатива лидеров, а она не хотела никакой ответственности. В последнюю очередь Кларк хотела становиться…
«Лидером этой стаи. Волчицей-вожаком. Хреновой Акелой».
Актон умер много месяцев назад, но все еще смеялся над ней.
Ладно. Ив был в худшем случае помехой. В лучшем — забавным развлечением. «Твою мать, — как-то сказал Брандер. — Вы на него уже настроились? Могу поспорить, Энергосеть его вообще ни во что не ставит». Они нужны Сети, и она не вытащит затычку только потому, что несколько рифтеров подшутили над таким придурком, как Скэнлон. И это разумно.
И все-таки Кларк не может не думать о последствиях. В прошлом ей никогда не удавалось их избежать.
Брандер наконец вылез из душа; его голос доносится из кают-компании. Душ здесь — это настоящая блажь, едва ли нужная, когда живешь в самопромываемом, полупроницаемом гидрокостюме, но все равно остается чистым, горячим, гедонистическим удовольствием. Кларк хватает полотенце с полки и взбирается по лестнице, пока никто не занял кабинку.
— Эй, Лен, — Карако, сидя за столом с Брандером, машет ей. — Ты посмотри на его новый вид.
Майк без костюма, в футболке. Даже линзы не надеты.
Радужки у него карие.
— Ух ты. — Кларк не знает, что еще сказать.
Эти глаза такие странные. Она оглядывается по сторонам, ей отчего-то не по себе. Лабин лежит на диване, наблюдая.
— Что думаешь, Кен?
Тот качает головой:
— И почему ты хочешь выглядеть как сухопутная крыса?
Брандер пожимает плечами:
— Понятия не имею. Просто захотелось дать глазам отдых на пару часов. Думаю, это от того, что Скэнлон тут постоянно без костюма ходил.
Конечно, никто даже не думал о том, чтобы снять линзы в присутствии психиатра.
Карако преувеличенно вздрагивает:
— Пожалуйста. Скажи мне, что он не стал твоей новой моделью для подражания.
— Он и старой-то не был.
Кларк не может к этому привыкнуть:
— А тебя это не беспокоит?
«Ходить вот так, голым?»
— На самом деле одна вещь меня беспокоит. Я ни черта не вижу. Может, кто-нибудь свет включит?..
— Ну ладно, — Карако возобновляет прерванный разговор. — Ты сюда почему спустился?
— Тут безопасно, — отвечает Майк, мигая из-за персональной тьмы.
— Ну да.
— Безопаснее, в любом случае. Ты же не так давно была там, наверху. Разве не заметила?
— Я думаю, что там все несколько искажено. Вот почему я здесь.
— А ты никогда не думала, что ситуация становится, ну, скажем, довольно шаткой?
Карако пожимает плечами. Кларк, представив горячие иглы воды, делает шаг в сторону коридора.
— В смысле, посмотри, как быстро меняется Интернет, — продолжает Брандер. — Еще не так давно ты мог, сидя у себя в гостиной, добраться до любой точки мира, помнишь? Любой мог связаться с кем угодно, как хотел.
Кларк поворачивается. Она вспоминает те дни. Правда, смутно.
— А что насчет вирусов?
— А их тогда не было. Ну или были, но очень простые. Они не умели себя переписывать, не могли справиться с разными операционными системами и поначалу казались просто локальным неудобством.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});