— А если найдешь, — добавляет другой голос, Скэнлон не знает, кому тот принадлежит, — мы будем тебя там ждать.
— Два.
Он проверяет панель в шлеме, расположенную вокруг подбородка. Вампиры вырубили приводной маяк.
— Три.
Проверяет компас. Датчик не может успокоиться. Неудивительно, магнитная навигация на рифте — дурацкая шутка.
— Четыре.
— Ладно, — пытается Ив. — Оставьте меня здесь. Мне наплевать. Я могу…
— Пять.
— …просто отправиться на поверхность. В этом костюме можно протянуть много дней.
«Уверен? Как будто они позволят тебе уплыть с их… А что для них Фишер? Домашний зверек? Талисман? Любимец?»
— Шесть.
«Модель для подражания?»
— Семь.
«Боже, Боже».
— Восемь.
— Пожалуйста, — шепчет он.
— Девять.
Ив раскидывает руки в стороны. Джерри уплывает во тьму.
Останавливается.
Разворачивается и висит в воде, на расстоянии метров пяти.
— Фишер? — Скэнлон оглядывается. У него такое чувство, что сейчас они двое — единственные оставшиеся частицы во всей вселенной. — Ты меня понимаешь?
Он протягивает руку. Тот дергается нервной рыбой, но не уплывает.
Ив осматривает бездну и кричит:
— Вы вот такими хотите стать?
Никто не отвечает.
— Вы хоть понимаете, что семь месяцев сенсорной депривации сотворят с вашим разумом? Думаете, он сейчас хоть чем-то напоминает человека? Хотите провести остаток жизни, копаясь в иле, пожирая червей? Вы этого хотите?
— Мы хотим, — жужжит что-то во тьме, — чтобы нас оставили в покое.
— Этого не произойдет. И неважно, что вы сделаете со мной. Вы не останетесь здесь навсегда.
Никто не хочет спорить с ним. Фишер продолжает парить перед Ивом, склонив голову набок.
— Послушай, К… Лени, Майк. Вы все. — Луч фонаря бьется из стороны в сторону, освещая пустоту. — Это всего лишь работа. Это не образ жизни.
Только Скэнлон знает, что врет. Все эти люди были рифтерами задолго до того, как появилась такая должность.
— Они придут за вами, — говорит он еле слышно, не понимая — угроза это или предупреждение.
— А может, нас тут уже не будет, — в конце концов отвечает бездна.
«Боже».
— Слушайте, я не знаю, что тут происходит, но вы не можете по-настоящему хотеть остаться здесь. Да никто в здравом… в смысле… Да господи, где вы?
Нет ответа. Только Фишер рядом.
— Так не должно было быть, — умоляет Скэнлон.
А потом:
— Я не хотел… В смысле, я не…
А потом только:
— Простите меня, простите…
И больше ничего, кроме темноты.
В конечном итоге свет возвращается. «Биб» ободряюще пищит на положенном канале. Джерри Фишер исчез; Скэнлон не знает, когда тот уплыл.
Не знает, тут ли еще остальные. Плывет на станцию в одиночестве.
«Они, скорее всего, даже не слышали меня. Не по-настоящему».
Что прискорбно, так как в итоге он говорил им чистую правду.
Ему так хочется их пожалеть. И ведь это просто: они прячутся во тьме, скрываются за своими линзами, словно фотоколлаген, — это какой-то вид общей анестезии. Они дают другим людям право себя жалеть. Только как это делать, если они каким-то образом лучше тебя? Как жалеть того, кто пусть и болезненно, но счастлив?
Как жалеть того, кто пугает тебя до смерти?
«И к тому же они меня победили. Я не могу их контролировать. Совсем. Был ли у меня выбор хоть раз с тех пор, как я сюда спустился?
Естественно. Я отдал им Фишера, а они подарили мне жизнь».
На секунду Скэнлон задается вопросом, как отразить произошедшее в официальном отчете и не выглядеть полным идиотом.
Но потом ему становится совершенно на это наплевать.
* * *
ПЕРЕДАЧА /ОФИЦ/ 300850:1043
Недавно я встретил свидетельство того… что, как мне кажется…
Поведение персонала станции «Биб» явно…
Недавно я участвовал в характерном споре с персоналом. Мне удалось избегнуть непосредственной конфронтации, хотя…
Да пошло оно на хер.
* * *
До прибытия скафа двадцать минут, и, кроме Ива Скэнлона, на станции никого нет.
Так уже несколько дней. Вампиры больше не заходят внутрь. Может, специально его игнорируют. Может, вернулись к своему естественному состоянию. Он не знает.
В принципе, никакой разницы. Сейчас обеим сторонам нечего сказать друг другу.
Челнок на подходе. Скэнлон собирается с силами: когда они придут, он не будет прятаться в каюте. Будет сидеть в кают-компании, у всех на виду.
Он вздыхает, задерживает дыхание, слушает. «Биб» трещит, капает вокруг. Больше никаких признаков жизни.
Он встает с матраса и прижимает ухо к переборке. Ничего. Приоткрывает люк каюты на пару сантиметров, выглядывает наружу.
Ничего.
Чемодан упакован уже много часов назад. Он ставит его на палубу, резко распахивает люк и решительно идет по коридору.
Психиатр замечает тень еще до того, как заходит в кают-компанию, — смутный силуэт на фоне переборки. Ему хочется развернуться и бежать в каюту, но теперь уже гораздо меньше, чем прежде. Большая часть его просто устала. Скэнлон делает шаг вперед.
Лабин ждет — стоит, безмолвный, у лестницы. Смотрит на сухопутника глазами цвета чистой слоновой кости.
— Я хотел сказать до свидания, — говорит он.
Ив смеется. Не может сдержаться.
Кен бесстрастно наблюдает за ним.
— Прошу прощения. — Скэнлон даже не удивляется. — Просто… Вы вообще-то даже не сказали мне «привет», помните?
— Да. Это так.
Почему-то в этот раз от него не исходит угрозы. Психиатр не может понять, почему; история Лабина по-прежнему полна дыр, а Галапагосы все еще кишат слухами, даже остальные вампиры держатся подальше от него. Но сейчас этого почти не видно. Кен просто стоит здесь, переминаясь с ноги на ногу, и кажется почти ранимым.
— Значит, они собираются вытаскивать нас наверх раньше, чем предполагалось, — говорит он.
— Честно, я не знаю. Это не мое решение.
— Но они послали вас сюда… чтобы уготовить путь. Как Иоанна Крестителя.
Очень странная аналогия, особенно из уст Лабина. Скэнлон ничего не отвечает.
— Вы знаете… А они разве не понимали, что мы не захотим возвращаться? Разве они не рассчитывали на это?
— Все было не так. — Но сейчас Ив больше, чем когда-либо прежде, хочет знать, что известно Энергосети.
Кен откашливается. Ему явно хочется что-то сказать, но он молчит.
— Я нашел музыку ветра, — наконец нарушает тишину Ив.
— Да.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});