— Правильно, — сказал я. — Коммерческий пациент?
В палате было полутемно, чтобы свет не мешал реципиенту.
— Я не знаю, — сказала сестра. — Спросите у завотделением.
— Спасибо, — кивнул я.
И сразу исчез, чтобы не отпечататься в ее памяти. Впрочем, это уже не так важно.
В следующей операционной горел яркий свет.
Дверь приоткрылась, и, когда оттуда выходила хирургическая сестра, я увидел в щель самого Костандиева — ведущего хирурга. «Он — господь бог трансплантации, — сказал как-то про него Григорий Сергеевич. — Он берется только за сложнейшие операции.
Что случилось?
Неужели «Наутилусу» суждено лишиться еще одного матроса? Кто из нас? Почему мне не сказали?
Я поспешил в отделение.
Только не я!
Я испугался?
Да, я испугался. До сегодняшнего дня мне было все равно — умереть или жить. Лучше погибнуть настоящим самураем. А теперь я хочу жить?
Я очень хочу жить.
Я буквально ворвался в наше отделение.
На табуретке возле кладовки сидела, скорчившись, санитарка Оксана. Она тихо плакала, и ее узкие плечи крупно дрожали. Я даже не сразу ее узнал.
— Ты что? — спросил я.
— Иди, дурачок, иди, — ответила она не сразу.
Что еще случилось?!
Должно было что-то случиться. Мой мир начал рушиться, а я ехал верхом на лавине и знал, что в любой момент она накроет меня с головой.
— Ленку жалко!
— Кого?
— Ленку нашу.
— Что случилось?
— Под машину попала.
— Когда?
— А как «бегунок» оформила, вышла, и тут же на улице, перед больницей… И сбежал, гаденыш. Даже номера никто не запомнил! Ну кто на такой скорости по центру ездит? Их же вешать надо!
Только что, утром, она говорила с доктором. Ее уволили.
И сразу погибла?
И никому ничего о нас не расскажет?
Я хотел, чтобы она рассказала?
Да, оказывается, я этого хотел. В глубине души я надеялся, что Лена не станет молчать. Ведь если она сделала Володичке укол, она уже решилась.
Ребята собрались в нашей спальне.
Десять человек.
Нас осталось всего десять… Десять негритят резвились на просторе. Один из них утоп, ему купили гроб…
— Ты про Ленку слышал? — спросил Рыжий Барбос.
— Оксана сказала. Для кого готовят операционную?
— Готовят? — Я их удивил. Они об этом не слыхали. Василек сказал:
— А ты, Иванушка, сходи к своему доктору. Ты же с ним дружишь! Он тебе и скажет: нужна нам головка Рыжего Барбоса.
— Помолчи! — рассердился Барбос.
— Я не дружу с доктором, — отрезал я. — Я ваш брат.
— А я уж начал сомневаться, — сказал Василек.
— Не лезь к Ваньке, — сказал Черный Барбос. — Будем между собой кусаться, им легче будет нас сожрать. Они же бессовестные.
Кто-то должен был первым сказать такое слово. Слово упало как камень. Но не разбилось. Только пол прогнулся.
— Они Ленку убили, — сказал Костик.
— Может, случайность, — засомневался Барбос. — Она отвыкла ходить по улице. Все-таки год на казарменном положении.
— А они разве не выходят? — спросил Василек.
— Мне кажется, что только доктора могут выходить. Но точно не знаю.
Мне хотелось повеситься. Сначала Дашка с ее глупой свадьбой, потом Лена, да к тому же собственные братья относятся к тебе как к врагу.
— Для кого же готовят операционную? — подумал вслух Василек. — Может, ты, Иван, сходишь спросишь?
— Ну почему я?
— Не обсуждается, — заявил Костик.
Я пошел в ординаторскую. А почему я должен стесняться? Речь идет о нашей жизни.
До ординаторской я не дошел, потому что в коридоре сразу встретил доктора Блоха.
Он брел, глядя под ноги. И чуть пошатывался.
— Простите, — сказал я. — Для кого готовят операционную? Он не ожидал услышать мой голос и не увидел сразу. Его шатнуло, и он оперся ладонью о стену.
— Операционную? Мне не доложились. Но думаю, что не для нас. Спроси Ленку.
— Что вы говорите! — испугался я. — Лена же погибла. Оказывается, он об этом не знал.
— Ладно, — сказал он, — шуточки. — И бессмысленно улыбнулся.
— Лену убили, — сказал я.
— Лену убить нельзя. Убивать плохо. Не мели чепуху.
— А нас убивать можно? — спросил я.
— Кого вас? — Доктор отпустил стену, но, видно, она стала валиться на него, потому что он пошатнулся и повис на мне. От доктора пахло плохими мужскими духами. Ботинки были не чищены. Раньше я не обращал на это внимания, я вообще на Блоха обращал внимание только в отсутствие кумира.
— Разве я — не человек?
— Ты?
Эту задачку Блох был не в силах решить. Но его мучила мысль…
— Ленка, ты говоришь? Она где?
— Ее убили. Полковники убили, — сказал я.
— Нет никаких полковников.
— Полковники убили, — услышал я за спиной голос Костика. — Мы больше знаем, чем нам положено.
— А мне, — сообщил нам Блох, — все это надоело. Вы не поверите!
Говорил он с трудом.
— Слушайте меня внимательно, — сказал я, прижав его к стене. За моей спиной стоял Костик. И это было хорошо. Он лучше умел выражать мысли. Я был талантливым, а он умным. В пределах одного клона.
— Слушайте! Ответьте на один вопрос. Только на один. Для кого готовят операционную?
— Это не маршал, — доверительно сказал Блох. — Это большие деньги. Так что ваш Лешенька погиб зазря. А я уйду.
— Никуда ты не уйдешь, — остановил его Костик. — Лена уже пыталась уйти.
— Для кого готовят вторую операционную? Для кого из нас?
— Для кого из нас? — тупо повторил Блох. И тут подошел заведующий отделением.
— Отпустите его, — сказал Григорий Сергеевич. — Вы совершенно распустились.
Непонятно было, к кому относился последний упрек. Но в его голосе было столько власти, что даже Блох протрезвел. Отпустил стену и выпрямился.
— Тебя, Иван, интересует, для кого предназначена вторая операционная? Для этого совсем необязательно мордовать лечащего врача. Я предупреждал тебя, Иван, что твои приключения закончатся плохо. Эта операционная не имеет отношения к вашему клону. И немыслимо подозревать меня в том, что я могу что-то утаить от вас. Эта операционная готовится для девицы, которая пищит на сцене под нелепым псевдонимом Травиата и которой месяц назад президент вручил орден «За заслуги перед Отечеством». Потому что она — национальное достояние Федерации.
— Травиата? — В моем голосе, видно, прозвучало столько всего, что Костик тревожно спросил:
— Ты чего, Ваня?
— Надеюсь, тебе есть о чем подумать, Ваня, — сказал Григорий Сергеевич.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});