— Так не бывает, — сказала Травиата. Да какая она Травиата — точно, Лариса.
— Почему?
— Потому что их всех давно бы посадили.
— Лариса, — сказал я. — Об этом же не пишут в газетах. Об этом вообще не говорят. Этого нет. И меня нет.
— А у тебя паспорт есть? — спросила Лариса.
— Он лежит в отделе безопасности Института, — сказал я. — Мне так говорили.
— Никто никогда не станет убивать человека.
— А для меня в этом не было ничего удивительного. Я только недавно подумал, что это неправильно. Нас так научили, что человек должен уметь жертвовать собой ради народа, ради родины. Ты знаешь об Александре Матросове, о Гастелло?
— Я знаю про японские харакири, — вдруг сказала Лариса.
— Ничего общего. У нас высокая цель. Я был в этом уверен, но сейчас уже не так уверен. Даже не из-за себя. А потому что моя Даша и ты — вы ничем не отличаетесь. Только ты свое уже пожила, и в «Мерседесе» каталась, и коттедж построила, а Дашка ничего не видела, но очень хочет выйти замуж и родить ребеночка.
— Ой, я тоже хочу ребеночка, — тихо сказала Травиата. — Только мне нельзя. — Она коснулась длинными тонкими пальцами груди слева, показывая, что виновато больное сердце.
— Ты откажешься от операции!
— Не говори глупостей, Ваня, — сказала она. — Ты псих, но должен понимать, никто меня слушать не будет. Они сделают как надо, даже если бы ты не придумывал, а в самом деле такая фабрика работала, чтобы из людей людей делать. Они же в этом никогда не признаются.
— Тогда уходи, — сказал я.
— Как так — уходи?
— Вставай и уходи.
— Мне нельзя вставать, я умру.
Ну почему я заранее все не продумал? Я решил было, что расскажу правду Травиате, она поймет и уйдет из Института. И Дашку не тронут.
— Но что мне делать? — взмолился я.
— Пускай Даша твоя уходит!
— Она не уйдет. Она мне, как и ты, не поверит.
— Это все твои фантазии. Нет никакой Даши…
— Откажись, а?
— А теперь я и не подумаю. Мне жить хочется, а ты все врешь.
— И пускай Даша умрет?
На мониторе ее сердце билось, как азбука Морзе, — часто и мелко…
— А если бы была, — произнесла Травиата с трудом. — Ой, как больно! Если бы была, я бы все равно согласилась. Я — великая певица, меня вся страна любит, а твоя Даша — искусственная овечка, которую и сделали специально для того, чтоб использовать…
Не знаю, что меня подняло с табуретки, на которой я сидел.
— Нет, — прошипел я, сам не слыша своих слов, — ты этого не сделаешь!
Я рванулся к ней, чтобы убить. Не верите? Я сам теперь не верю, но я хотел только одного — убить ее, чтобы спасти Дашку.
— Ой, как больно! — Она вяло отбивалась, а я отбросил ее руки, чтобы дотянуться до горла.
— Доктора… спаси…
Я клянусь, что не дотронулся до ее шеи.
Но она, видно, думала, что дотронулся.
Она затрепетала, мелко, с хрипом, и мне стало страшно, как будто я ее убил.
Все еще склоняясь над ней, я обернулся к монитору.
Его пересекала прямая линия, как граница моря.
Рот Ларисы был полуоткрыт, и глаза неподвижно смотрели на меня.
И тогда я понял, что убил ее.
Ее сердце было таким слабым, что ему хватило испуга.
Я кинулся бежать из палаты.
Через секунду пойдет сигнал с центрального пульта.
Я побежал в другую сторону, к нашему отделению.
Мимо операционных и палат.
И когда меня схватили охранники на входе в наше отделение, я уже пришел в себя настолько, что сообразил: Даша спасена. Сегодня спасена. Некому отдать ее сердце.
Меня там, в палате, не было. Умру, но не сознаюсь. Ведь Травиата умерла сама по себе.
Значит, мне повезло?
Меня били, толкали, и какой-то из них все повторял, что мне не жить на свете.
Они втолкнули меня в бельевую.
Там уже собрались все наши. Весь клон.
Избитые, в наручниках, некоторые в крови.
— Нас убьют? — спросил Рыжий Барбос у охранников.
— А ты как думал? — сказал полковник, который стоял в дверях за спинами своих подручных. Дверь захлопнулась.
— Ох мы и дрались! — радостно сообщил Костик. Слепой Кузьма сказал:
— Я палку о кого-то сломал.
Они говорили все вместе, им так хотелось похвастаться своим новым бойцовским статусом. Они не понимали, что нас в самом деле лучше убить. Нужен несчастный случай — пожар или пищевое отравление. Но чтобы мы исчезли. Я хотел сказать, что мы должны дорого отдать свою жизнь. Так говорится в кино.
Но дверь открылась — и трех минут ведь не прошло с начала моего заточения.
Там стоял доктор Блох.
Пьяный, но не настолько пьяный, как утром.
— Выходи, узники тела и совести, — загадочно заявил он. Мы вышли, но осторожно, как выходит к кормушке битая псина.
— Вам все равно не поверят, но жить будете.
Из кабинета Григория Сергеевича вынесли носилки. Носилки были покрыты простыней, и головы не видно.
— Как так? — спросил Костик.
— Цианистый калий, — пояснил Блох.
— А можно в женское отделение? — спросил я.
— И не мечтай. Ты далеко не уйдешь. Тебя перехватят. И могут убить.
— При попытке к бегству, — глупо засмеялся Костик. Но я не обиделся. Костик был напуган.
— Я надеюсь, — сказал Блох, — что о девушках позаботятся. Он приложил указательный палец к губам, словно мы играли в прятки.
На черной лестнице, куда он выпустил нас, открыв дверь своим ключом, никто не встретился. Мы помогали спуститься тем, кому было трудно.
— Держитесь вместе, — сказал Блох.
Калитка в тихий переулок, зажатый между высокими глухими заборами, была не заперта.
— Уходите. Вот деньги, — сказал Блох. — На первое время хватит.
Блох захлопнул калитку.
Мы остались одни.
Критика
Вл. Гаков
КУДА КЛОНЯТ ФАНТАСТЫ?
В последние несколько лет тема клонирования стала едва ли не самой популярной в тех газетно-журнальных рубриках, что призваны знакомить читателей с новостями с переднего края науки (за что отдельное спасибо овечке Долли). И практически в каждой второй статье авторы поминают добрым или недобрым словом писателей-фантастов: мол, напредсказывали, а нам теперь расхлебывай… Однако при ближайшем рассмотрении оказывается, что ссылки на научную фантастику слишком поспешны: что-что, а тема клонов в ней представлена на удивление скудно.
Большая часть написанного «о клонах» к биологической проблеме клонирования никакого или почти никакого отношения не имеет. Самые заметные рассказы и романы из этого ряда — по сути, совсем о другом. Зато научно корректных произведений о клонировании и его социальных и психологических перспективах (ибо это, а не проблемы биологов, в конечном счете должно заботить писателей) не так много, как кажется.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});