— Миш, — я цепляюсь в его руку, когда наконец оцепенение с голоса спадает и могу говорить, чтобы остановить. А следом чувствую, как где-то внизу он надевает на мой палец кольцо. Глазами туда и не понимаю, как..? Он же выбросил…
— Дурак, — вырывается само собой. Больно от того, как прикусила себе губу, чтобы не заплакать сейчас. — Мне же нельзя нервничать.
— Я все контролировал, — усмехается и оставляет следом поцелуй на губах. — Тебе нельзя давать право выбора. Ты всегда делаешь неправильный и обычно ошибаешься. — Миша усаживается на край кровати, переплетая наши пальцы. Водит указательным пальцем, как будто хочет, чтобы кольцо отпечаталось на коже навсегда. — Ты выходишь за меня замуж. Мы распишемся, как можно раньше. Свадьбу, такую как ты захочешь, отпразднуем позже, когда с твоим здоровьем и ребенка будет все в порядке. Я принимаю тебя с твоим прошлым. Ты меня с моим. Что бы мы ни делали раньше, так было надо, чтобы встретиться сейчас тут. Поняла?
— Я согласна, — шепчу и тяну его на себя. Сначала хочу поцеловать, но потом просто обнимаю. Понимаю, как мне не хватает именно его объятий, чтобы чувствовать себя счастливой. Достаточно, чтобы он просто был всегда рядом.
— Еще бы ты была не согласна…
Его губы наконец находят мои. Я в этом кольце как под его защитой. Как амулет мой маленький, что все будет хорошо.
— И чтобы вопросов, как я буду воспитывать чужого ребенка, я больше не слышал.
— Хорошо, — шепчу в ответ.
— Я не могу любить только часть тебя, как и защищать только часть. Просто помни об этом.
Я тяну его на себя, чтобы лег рядом. Пока Миша разувается и ложится, я еще раз смотрю на кольцо на своем пальце. Нельзя было сомневаться в нем. Он вроде и не рассыпается в обещаниях и не поет оды, но с ним надежно и он не будет прятаться за кем-то и манипулировать чем-то, решая свои проблемы. Теперь уже и мои.
— Миш, а ты расскажешь мне о себе. Фраза “ты принимаешь меня с моим прошлым, я тебя с твоим” меня заинтересовала. Я ведь ничего про тебя не знаю. Хотя ты про меня практически все.
— Расскажу, но в другой раз.
— Обещаешь?
— Ага, — улыбается и дополняет: — лучше после того, как распишемся.
— Ты меня пугаешь, — я хочу сказать это серьезно, но его полуулыбка заставляет улыбнуться тоже.
— Не бойся, — таинственно шепчет…
И я понимаю, что сейчас не время для душевных разговоров.
— Кстати, так, что за секретарша новая, ты Веронику вернул?
— Нет, женщина в возрасте, интересов на меня не имеет, кроме одного. — Его тон сменяется на серьезный и он перестает улыбаться. — Чтобы у нее быстрее появились внуки. Это моя мама. — Говорит, наблюдая за моей реакцией и снова смеется.
Я облегченно выдыхаю, а в следующую секунду хочу дать ему по голове.
— Мама? Ты никогда не говорил про свою маму. — Я вспоминаю слова Алисы, как говорила, что его мама болеет, но пока не решаюсь затронуть эту тему. Ему виднее. — Она знает про меня?
— Знает.
— А если…? Ты так смело говоришь ей о внуках.
— Ты опять? — Я отрицательно киваю головой, с другой стороны, если даже ребенок будет не Мишин, жить я буду с ним, а не с его мамой. — На счёт Алисы. Она любит, оказывается, влезть, куда не просят. Но я знаю, что она это делает не со зла. Я когда-то говорил, я не могу решить за вас ваши проблемы. Я дружу и с Алисой, и с Марком. С тобой я буду жить. Они на самом деле близкие для меня люди и тебе придется с ней ещё раз спокойно поговорить и помириться. Если бы… я б купил вам пару бутылок вина, запер, и не выпускал бы, пока вы не поговорите и не простите друг другу прошлое. Никто из вас не сделал ничего такого уж криминального. Ну вспылили, недопоняли, бывает, надо спокойно разобраться и помириться.
Я пока сомневаюсь, что мы когда-нибудь сможем спокойно с ней поговорить, но Мише об этом не говорю. Лучше, чтобы он сам все увидел.
* * *
Следующие пару дней я виделась только с Мишей, тетя Нина куда-то пропала, но исправно звонила. Даже мама заехала и предупредила, что отец уехал в Китай на неделю. Алиса тоже не объявлялась. С одной стороны, я вздохнула. А с другой — теперь появилась дыра. Непонятная. Когда человек уходит вот так. Все так повернулось, что теперь я чувствовала себя виноватой. Потому что все больше мне казалось, что она не врала.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Миша предупредил, что мы снова меняем клинику, поэтому появился накануне, чтобы собрать мои вещи. Хоть он и не показывал, что что-то не так, но его внешний вид говорил об обратном. Его темная одежда навевала грусть. Да и сам был не разговорчив. Рассказывал что-то про работу, но ничего, что касалось бы его сердца. Я не хотела ни с чем это ассоциировать, но воспаленный гормонами мозг заставлял подмечать это все. Морщинку между бровями. Черную водолазку. Поджатые губы и молчание, прерываемое редкими фразами. Он старался отвлекать меня от себя сбором вещей, а не волновать.
— Миш, что-то случилось? — Я не выдерживаю, когда быстро все собрав, он сказал, что ему надо ехать.
— Ничего, о чем тебе надо было бы волноваться.
— Не расскажешь?
— Ничего особенного, я не хочу об этом говорить. У меня все в порядке, просто, пожалуйста, не задавай вопросов, я расскажу, но не сегодня. Есть темы, которые … я не могу говорить об этом. Не сегодня. Я очень устал, прости.
Как не понимает, что молчанием своим еще больше меня волнует. Но я сдерживаюсь и не настаиваю. Просто надо дать ему то, что он хочет. Если мне не надо это знать, значит, ему виднее.
— Все же живы? — уточняю аккуратно, потому что этот черный цвет ну никак не вяжется, с “ничего особенного”.
Наклоняется, чтобы поцеловать меня в живот, а потом в губы. Он хочет внушить, что все хорошо, а у меня все внутри переворачивается от одной мысли, что я чего-то не знаю.
- Не сегодня, Лера, ладно? Я побыл бы с тобой еще, но правда, не могу.
Миша затыкает мне рот поцелуем, потому что это лучшее средство от моей болтливости. И я тону в этом, откладывая на потом распросы. Кажется, я поняла, почему влюбленные закрывают глаза, когда целуются. Это просто возможность отсечь всех и остаться наедине в своей маленькой Вселенной. Там, где нет врагов, где все складывается так, как хочется. Идеальное место для нашего воображения.
Но все заканчивается, даже наша с ним Вселенная, возвращая на Землю.
— Я пойду, хорошо? Устал сегодня, — шепчет в губы. — Завтра поговорим.
Я должна ему доверять. Если говорит, что все хорошо, значит все хорошо. Он же не скрывал бы от меня что-то… Просто, бывают дни, когда нам не хочется говорить, а есть — когда слова фонтаном.
— Не волнуйся только, хорошо? Отдыхай.
Остаюсь одна. С тех пор, как позвонила мама и сказала, что отца нет в городе, я немного расслабилась. На расстоянии он, конечно, может сделать все, но со мной, уверена, он хотел бы присутствовать и контролировать.
Я гашу свет в палате и ложусь спать. Полумрачные тени на стене от веток деревьев слегка колышутся, как будто нервничают и не знают, что будет дальше. Дождь с грозой и ураган или хорошая погода. А может вообще поднимется такой ветер, что этого дерева завтра не станет и его просто вырвет с корнями, выбросив на лужайку. А потом его разрежут, сожгут, а пепел развеется.
Я долго кручусь в постели, пересматривая в памяти все, что видела вечером. Все не просто. Только что случилось, не знаю. От чего устал и почему такой вид. Мужчины не понимают, что иногда лучше рассказать и дать погрустить немного, чем ничего не рассказывать, но все показывать.
Я долго еще не могу уснуть, переживая за то, что сама не понимаю.
Передо мной люди в черном. Много людей в черном. Все стоят, отвернувшись от меня, как будто знать меня не хотят. Или даже уже вычеркнули из списков тех, кто стоит внимания. Я не понимаю почему. Я ведь ничего не сделала. Пытаюсь сделать шаг и подойти к ним, но не могу. Ноги как будто вросли корнями под землю. Я и уйти не могу. Могу стоять только на одном месте и только смотреть. Даже отвернуться и уйти не получается.