После этого ее интерес к посетителям пропал, и она улыбнулась Аурелии счастливой, безмятежной улыбкой.
* * *
Решив, что эскиз подруги лучше познакомит Эммануэль и Лукаса с ее душой и телом, Илона перестала позировать и подошла к Хироши, который держался немного в стороне, около принесенного ящика.
– А что в этом ящике? – поинтересовалась девушка.
Он прислушался к ее мелодичному голосу, решил, что он превосходно сочетается с ее наготой, нарочито подчеркнутой обилием металлических аксессуаров и драгоценностей, счел великолепной всю картину в целом и… ничего не ответил.
Аурелия, чьи глаза и уши, казалось, находились повсюду, приняла это молчание за упрек и обратилась к Лукасу:
– Можно ли моим подругам посмотреть на твои образцы или мне их отослать?
Тот сразу же позабыл о своем первоначальном решении посвятить в ход эксперимента только одних лишь Эммануэль и Аурелию:
– Ну разумеется!
Он заметил, как Хироши едва заметно улыбнулся, и добавил смущенно, словно его уличили в чем-то непотребном:
– Только одна просьба: пусть они никому об этом не рассказывают, хорошо?
Фужер, задрапированная в полупрозрачный шарф, вплотную приблизилась к Лукасу и произнесла:
– Вы нам не доверяете? Думаете, мы не сможем держать язык за зубами?
Эммануэль не хотела, чтобы пошлые намеки испортили суть дела, и решила расставить все точки над «i»:
– Лукас всегда доверяет нам с Аурелией. А Лона и Илона уже стали ее частью.
Решив, что пришло наконец время расширить круг доверия, он представил (пусть и несколько запоздало) своего коллегу:
– Мой друг, доктор Канеко, – произнес он.
Илона, казалось, только этого и дожидалась. Привстав на цыпочки, будто балерина, она запечатлела на нижней губе Хироши легкий поцелуй.
Тот прикрыл веки чуть больше своего обыкновения, осторожно обнял обнаженную девушку, стараясь не зацепиться за ее колючие украшения, и ответил на поцелуй со всей чувственностью, на какую только был способен.
После этого, не выпуская девушку из объятий, он стянул ткань с ящика, которая на самом деле оказалась клеткой, открыл дверцу и извлек на свет существо, доселе мирно дремавшее внутри и уцепившееся четырьмя лапками за прутья клетки.
Самка лемура потянулась, лениво открыла глаза и чуть не подскочила от удивления: пока она спала, человеческая самка воспользовалась моментом и теперь терлась возле ее героя!
* * *
И все же удивление животного не шло ни в какое сравнение с неподдельным изумлением девушек, чья реакция выразилась полным набором прилагательных в превосходной степени:
– Какая красотища!
– Чудеснейший! Ослепительнейший!
– Великолепнейший! И тело светится!
– Невероятнейший! Шерстка – словно солнечные лучи!
– Какой же он странный!
– Она, – поправил Хироши. – Пентесилея – моя подруга.
* * *
Илона уже знала о гелиаке от своих подруг, опробовавших серые вариации продукта на себе, поэтому она сразу догадалась, что своим радужным свечением лемур обязан какой-то новой формуле. Она спросила:
– А как раньше выглядела ваша подруга?
– Вполне неплохо. Почти как вы.
– Но к какому виду она принадлежит? – поинтересовалась Аурелия.
– Есть мнение, что к нашему, – невозмутимо усмехнулся исследователь. – Считается, что несколько миллионов лет назад ее предки эволюционировали из нашей общей филогенетической ветви.
На этот раз удивилась Лона:
– Получается, у нас с лемурами общие предки и мы на них чем-то похожи?
Некоторое время Хироши просто смотрел на нее и улыбался. Наконец он ответил:
– Вероятно, так оно и есть. Наверняка утверждать нельзя. Вот почему я отношусь к Пентесилее как к юной девушке.
Предмет разговора в это время, вцепившись обеими лапками в своего защитника, недружелюбно поглядывал на окружавших его женщин.
– А она у вас ревнивая, – отметила Эммануэль.
– Говорю же, у этих существ много общего с человеком, – будто извиняясь, произнес Хироши. – Но дайте ей время привыкнуть, избавиться от своих древних инстинктов, и вы увидите, как она изменится!
Эммануэль дружелюбно посмотрела на зверька:
– Вы довольны, что она теперь так сияет?
– Да, потому что, похоже, ей и самой это нравится.
* * *
Фужер неожиданно положила на руку Лукаса свою нежную ладошку:
– Когда вы собираетесь испытать на нас ваши новые пилюли? Это ведь ваше творение, я правильно поняла?
– Увы! – признал Лукас.
Все девушки, за исключением Эммануэль, наперебой затараторили:
– Это просто сногсшибательное открытие еще лучше, чем предыдущее… Выглядит просто потрясающе… Мы хотим попробовать… Давайте же немедленно приступим!
Лукас с удрученным видом попытался объяснить им, почему, по его мнению, пробовать не стоило: вероятнее всего, эффект будет необратимым.
Однако девушки отнеслись к его доводам с явным недоверием.
– Почему так получилось, – спросила Аурелия, – что предыдущий препарат был безвреден, а этот вдруг стал опасен?
– Вообще-то он тоже безвреден, если не считать постоянного времени действия. Все те четвероногие, которым Хироши давал препарат, чувствуют себя великолепно и даже лучше, чем до трансформации. Теперь они всегда в хорошем настроении. И всегда в хорошей – повторюсь, увы! – форме.
Лона логически предположила:
– То есть препарат можно использовать в качестве антидепрессанта?
Лукас наотрез отказался обсуждать эту тему. Аурелия, на лице которой наконец появилось некое подобие беспокойства, взяла любовника за руку:
– Главное, чтобы эта проблема тебя самого не ввергла в депрессию. Ничего, ты еще разработаешь множество формул, у которых не будет таких побочных эффектов.
Ученый с благодарностью посмотрел на нее, но ничего не ответил.
Лона заговорила снова:
– Что ж, это открытие должно понравиться любителям приключений.
Фужер, все еще державшая Лукаса за руку, решила перехватить инициативу:
– Действительно, разве может смена цвета кожи напугать тех, кто записался в космическое путешествие, тех, кто будет представлять марсианам земную моду и исследует берега Амазонки?
* * *
Аурелия задала Эммануэль вопрос, которого та ждала с самого начала этого разговора:
– А ты сама согласишься рискнуть?
– Нет, – ответила Эммануэль.
Ее отказ произвел эффект разорвавшейся бомбы.
Все взгляды мгновенно устремились на нее. Аурелия напомнила:
– Но ведь ты до этого добровольно соглашалась на куда более опасные авантюры!
Она произнесла эти слова с неподдельным восхищением, так что упрек в них был едва различим. Эммануэль решила объяснить свою позицию: