В конце апреля в Москве должен был состояться Аграрный съезд земских и городских деятелей,
Изо всех вопросов, поднятых в то время, земельный вопрос представлялся Сергею Николаевичу самым трудным и сложным и, по его собственному признанию, он был неясен для него. Он писал брату Евгению в Киев (апрель 1905 г.).
"Милый Женя! Христос Воскрес! Послал тебе депешу: журнал выходит 1-го мая. Это, я тебе скажу, и страшно и трудно из-за сотрудников. Экономисты прибрали к рукам конституционалистов. И что я с этими конституцион-экономистами буду делать? Не знаю… Пусть П. присылает статью и, главное, пусть сам приезжает к 30-му апреля на бой с нашими экономистами (прирезочниками), а то они подбирают исключительно свою компанию и навязывают свою программу земской конституционной партии, как обязательный "минимум", при чем в циркуляре прямо признают, "конечным идеалом" переход всей земли в руки тех, кто ее обрабатывает. Все это более серьезно, чем тебе это кажется издали.
Для моей газеты все надежды на тебя. Возьми пай стоимостью в 500 руб. (лучше два пая) и уплати за него статьями, но не деньгами; если ты не будешь писать, меня массой завалят левейшие меня… Впрочем, и ты полевел изрядно, судя по резолюции профессорского съезда; по-моему, вообще политической резолюции писать не следовало, хотя по существу с ней можно и согласиться. Для "Московской Недели" нужна самая энергичная твоя поддержка".
На съезде земских и городских деятелей 29 апреля 1905 г. аграрный вопрос обсуждался не во всем объеме, а касался лишь вопроса о малоземельи.
Прослушав доклады M. H. Герценштейна и А. А. Мануйлова, С. H. высказался очень осторожно: в основу программы аграрной реформы положено принудительное отчуждение частновладельческих земель, причем этой мере придается не только главенствующее, но, можно сказать, исключительное значение.
Тот, кто будет голосовать за проект в предлагаемом виде, будет голосовать за ликвидацию частного землевладения. Но в проекте коренной аграрной реформы нельзя обходить вопроса права и, отменяя существующие правовые нормы, необходимо устанавливать новые, между тем докладчики совершенно обходят вопрос о ratio juris точно так же, как они не касаются множества юридических, финансовых и экономических вопросов, от решения которых зависит не только решение, но и самая постановка занимающей нас проблемы. Но и независимо от указанных недочетов, проектируемая реформа возбуждает сомнения.
Что покупаем мы столь дорогой ценой? Обеспечиваем ли мы надолго социальный мир и благоденствие? Обеспечиваем ли мы, хотя бы агрикультурный прогресс, интенсификацию крестьянского хозяйства? Сохраняем ли мы общинное землевладение и землепользование, принудительную общину? Не вводим ли мы мелочную, всепроникающую бюрократическую организацию землевладения и земельных отношений? Говоря о бессословности, не создаем ли мы новое сословие привилегированных мелких землевладельцев?
Все это вопросы, которые остаются открытыми, и я не вижу возможности голосовать проект, пока они не будут выяснены".
Можно сказать, что до конца жизни вопрос в той форме решения, какая предлагалась на съезде — вызывал его возражения.
"Без соединенных энергичных усилий правительства и земства, направленных к интенсификации сельского хозяйства, крестьянство будет голодать на увеличенных наделах, как оно голодает теперь на крупных наделах в Самарской губернии", — писал он на страницах "Московской Недели", и эту мысль он часто высказывал.
"Абсолютного и окончательного решения аграрного вопроса мы не знаем, писал он там же, — и не ищем выхода из современного кризиса ни в отвлеченных идеалах более или менее далекого будущего, ни еще менее в возбуждении масс с целью немедленного и насильственного применения этих идеалов в действительности. Мы будем иметь в виду реальную цель и реальные средства.
Для улучшения народного благосостояния и мирного разрешения аграрного кризиса необходима не одна какая-нибудь мера, а целая система мер. Каждая из них в отдельности, как бы хороша и целесообразна она ни была, сама по себе, без совокупности других, будет недостаточной. В числе этих мер С. Н. указывает на податную реформу, переселение, расселение, пересмотр арендного законодательства, организацию мелкого кредита и проч.
С. Н. указывал, однако, что при условии бюрократического режима такая реформа никогда не получит достаточной широты и прочности, "не будет тем народным делом, каким она должна быть"… и это одно уже должно служить залогом осуществления той политической реформы, без которой немыслимо наше дальнейшее государственное существование.
К ГЛАВЕ 4-й Приложение 36.
Настроение С. Н. по поводу его выступления 6-го июня нашло себе живое выражение в письме, написанном им вскоре после возвращения из Петербурга одному из сотрудников "Московской Недели", находившемуся в то время заграницей. Письмо это, по счастливой случайности, не было отослано, и княг. П. В. хранила его в качестве исторического документа.
"Многоуважаемый Г. Б.! Не мог Вам ответить немедленно, потому что мы живем в такой суете и толчее, в которой впечатления быстро сменяются в калейдоскопической игре: разбираться в них, записывать их, воспроизводить их, становиться на точку зрения читателей будущих времен — чрезвычайно трудно: sub specie aeternitatis — это калейдоскоп, а с точки зрения времени — пожалуй, тоже калейдоскоп: ничего особенно занимательного, не более того, что дает каждый день, каждый съезд, каждое собрание.
Ни до, ни после "знаменательного свидания", я "никаких иллюзий" себе не делал, никаких непосредственных надежд не питал. Я выполнял натуральную повинность и вначале сильно сердился на то, что меня повезли и заставили исполнять "соло". Но при том и до и после, если у меня не было "непосредственных надежд", у меня была и есть уверенность в том, что правда на нашей стороне, и что нет другого нормального выхода из положения, как то, чтобы обратиться к нам, к тем "земским общественным силам", которые одни могут "строить" теперь… Это я тоже сказал в своей речи, хотя забыл второпях включить это в ее текст, который нас просили восстановить на другой день: в тот момент, когда я говорил, мне удалось возбудить в моем собеседнике минутное впечатление в этом смысле. Я полагаю, что оно было минутным, во всяком случае, кратковременным.
Что поделаешь против абулии, да еще при наличии подавляющей массы ежеминутных, повседневных влияний совершенно другого характера? Но в самый момент, в самый день произведенное впечатление было несомненно сильное и заметное. Вместо заготовленного ответа нам было сказано: "От сегодняшнего дня и впредь "вы будете моими помощниками", а затем "народное представительство ляжет в основу единения Царя с народом", причем, однако, и то и другое выражение было вычеркнуто и заменено на следующий день… Вот Вам суть анекдота! Другие анекдотические подробности, доставившие мне художественное наслаждение, например, беседа с Иваном Ильичем (Петрункевичем) — непередаваемы! — тут надо было бы произвести несколько моментальных снимков, чтобы передать мимику. Иван Ильич застыл в виде совы, а его собеседник имел вид оробевшего ребенка, беседующего с "нехорошим дядей".
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});