Сами вы сделайте скорей первые шаги в этом направлении, но не выдвигайтесь слишком, предоставьте действовать другим. То, что мне пишут, делает для меня несомненным, что против нас ведется организованная борьба, и если этой организации вы не противопоставите другую, наше дело будет проиграно. Общие собрания надо делать возможно реже; мало того, провести меру для ограждения Общества, воспрещающую не только постановление резолюций, но даже дебаты по каким-либо требующим резолюций вопросам в тех собраниях, в которых нет законного числа членов… Письму этому широкой огласки не давайте, потому что я слишком далеко от Москвы, но, не говоря о моем плане, скажите моим друзьям, что, если они допустят погром, то это будет позорно".
Приложение 29.
Письмо П. И. Новгородцева, заступившего место председателя Историко-филологического Общества.
31 января 1904 г.
"Многоуважаемый Сергей Николаевич. Я сказал Николаю Васильевичу (Давыдову) (Давыдов был товарищем председателя П. И. Новгородцева.), что и со своей стороны напишу вам в дополнение к тому, что вы уже знаете о нашем Обществе, но теперь вижу, собираясь исполнить свое намерение, как трудно это сделать в кратком письме. Для того, чтобы рассказать Вам все, что мы пережили за этот год, в частности, что испытал я лично, потребовался бы длиннейший рассказ, который я предпочитаю сделать при личном свидании, которого с нетерпением ожидаю. Пока скажу кратко, что я не вижу никакой возможности сохранять далее наше Общество, его необходимо закрыть. Мы ждем только Вашего приезда, чтобы это сделать. Отсутствие Ваше в решительный момент больно чувствовалось всеми. Мы избегли окончательно скандала только прекращением общих собраний. Но одновременно с закрытием Общества следует провести и другую меру: обеспечить самостоятельное существование отдельных секций. Студенты привыкли к работе секций: это стало потребностью, и мы уже слышали целый ряд однохарактерных резолюций по этому поводу. Очень жаль, что для Вас теперь все это уже стало далеким. Николай Васильевич говорил мне о том, что Вы готовы сделать. Вашу мысль, чуть ли не в одном письме к Н. В. высказанную, как предположение, московская молва уже превратила в принятое решение, и я уже слышал вчера, из совершенно неожиданных источников, что Вы решили не возвращаться в Россию. Я лично думаю, что, возвратившись сюда, и опять войдя в более близкое соприкосновение с университетом, Вы не оставите его. Издали без той деловой связи, которая создается непосредственными впечатлениями, многое представляется иначе и неправильно: вблизи все это смягчается той массой подробностей, которая составляет конкретную картину. Что мы вступаем теперь в новый период университетских отношений, это ясно для всех нас. Но многие из нас того убеждения, что именно теперь легче и возможнее остаться в университете, чем два-три года назад.
Во всяком случае, то или другое предположение Ваше по отношению к университету для многих из нас настолько важно, что мы ждем подробной беседы с Вами. Опыт нынешнего года дал нам много новых результатов, которые не могут быть для нас безразличны. Все это надо взвесить и принять в соображение. Когда Вы приедете? Мы все ожидаем Вас с нетерпением и надеемся видеть весною. До свиданья. Преданный Вам
П. Новгородцев".
Приложение 30.
Письмо С. Н. брату Евгению:
"На счет внутренних дел можно многое и многое сказать, что и ты сам чувствуешь, но вот с одним, близко нас касающимся делом — университетом я просто не знаю, что нам с тобой придется делать в будущем учебном году? Положение создается совершенно невозможное и, главным образом, благодаря общим порядкам. У меня в Москве арестовали несколько академистов антирадикалов, за речи, произнесенные против радикалов в моем присутствии, и производится дознание о сих речах, произнесенных в нашем Обществе и под моим председательством год назад… Притом без всякой вины и несмотря на ручательство и протест В. Н. Давыдова держали в тюрьме членов бюро. Председатели секций и мои товарищи одни за другими уходят, слагая с себя обязанности (Новгородцев, Мануйлов, Кизеветтер). При таких условиях никакая деятельность невозможна. Главное, как мне пишут, наверху все сочувствуют Обществу и даже с видимым пониманием дела, а какие-то "синие духи" действуют прямо на руку радикалов и создают совершенно невозможное положение… Поживем — увидим!"
Приложение 31.
Письмо кн. П. В. Трубецкой к кн. О. Н. Трубецкой.
"Сережа в таком ужасном настроении по поводу войны, ее позорного начала и будущих общих и частных бедствий, что ужас. Ведь по русским газетам судя, в Москве и вообще в России убеждены, что японцы поступили вероломно, и что есть какие-то наши победы. А тут ясно и определенно знают (основываясь лишь на алексеевских депешах), что японцы поступили правильно, что кроме позорных оплошностей, неряшества и прямо неподготовленности наших людей, ничего со стороны русских до сих пор не было.
Смеются над государевым и вообще русским убеждением в "вероломстве" японцев, толкуют их желанием замаскировать нашу полную нераспорядительность и растерянность и говорят, кажется справедливо, что морское наше дело проиграно: на море — мы побиты. На каком основании в России думают иначе? Депеши Алексеева те же. Мы проверяли по получении наших газет. Как же их толкует публика? Совершенно странно…"
Приложение 32.
Письмо С. Н. к брату Евгению.:
"Не писал тебе так долго не вследствие отсутствия внешних событий в нашей жизни, а вследствие крайне угнетенного настроения, вызванного как критическим состоянием личных дел моих, так и состоянием дел отечественных. Не могу даже описать тот ад, который я переживал. В настоящее время я приобрел одно: несомненную уверенность в нашей победе, основанную не на шовинизме, а на том ознакомлении с делом, которое нам доступно по наиболее серьезным органам немецкой почты и отдельным монографиям. Особенно рекомендую: Dumolard, "Le Japon politique, economique et social" (1904), писано до войны, очень серьезная книга, весьма сухая, но дельная.
Если наше внутреннее и финансовое положение плохо, то японское отчаянно; и эта безумная война есть игра "ва-банк" ошалевшего государства, находящегося накануне банкротства и революции, вся скороспелая культура которого есть действительно une traduction mal faite. (Плохой перевод (плохое подражание).). Кроме того, оказалось, что в двухмесячный срок мы мобилизовали больше их, и темп они потеряли, между тем как все шансы их состояли в том, чтобы действовать так, как они действовали в первую ночь. (Семенов, "Расплата". По прибытии в Порт Артур после 25 января он пишет: "Одно только признавалось всеми, и никто против этого не спорил: если бы японцы пустили в первую атаку не 4, а 40 миноносцев и в то же время высадили хотя бы одну дивизию, то крепость и остатки эскадры были бы в их руках в ту же ночь".)
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});