Читать интересную книгу Мир Жаботинского - Моше Бела

Каждое сердце излучает что-то. В небесах есть экран, он вбирает в себя эти лучи и посылает в ответ могучий поток света. Этот свет и есть дисциплина. Эта связь должна быть непрерывной.

Речь на торжествах спорт общества «Маккаби», «Доар ха-йом», 28.1.1920.

Жаботинский развивал эту мысль:

Когда мы слушаем оркестр, беспрекословно повинующийся палочке дирижера, и у нас создается впечатление абсолютного единства, это значит, что каждый из оркестрантов вложил огромный труд в достижение такого единства. Отнюдь не дирижер принудил его к этому, а он сам, его стремление к совершенству. Высочайшая цель человечества — достичь абсолютной гармонии всех личностей, всех их устремлений, чтобы «музыканты» не мешали друг другу, а создавали вместе и каждый в отдельности прекрасную симфонию. Собственно, понятие «человечество» и предполагает «единство».

...И нет здесь ничего от порабощения одного другим. Руководитель — всего лишь доверенное лицо тех, кто ему подчиняется. Каждый волен отказать ему в своем доверии и выйти из «оркестра». Мы все, каждый по своей доброй воле, возводим здание и делаем это по плану архитектора. Делаем мы это потому, что нам нравится план, мы его «утвердили». И пока архитектор сам верен утвержденному нами плану, мы будем подчиняться его указаниям.

«Руководителем», «дирижером», «архитектором» может быть один человек, может быть «комитет» — обе формы равно демократичны — до тех пор, пока в силе наша доверенность, данная им или ему. Во Франции управляет «Кабинет». В Америке — президент. И обе республики демократичны от темени до пят...

«Идея Бейтара», 1940; в сб. «На пути к государству».

Избрав свободу — выбери опору.Закон Бейтара — это мой удел.И сердце эхом отозвалось хору.И в бездне дух запел...

«Клятва»; в сб. «Стихи».

Молодежь

«Такую замечательную молодежь не знала история».

Молодежь любила Жаботинского, он отвечал ей тем же. Какой же Жаботинский хотел бы видеть молодежь? Чего он ждал от нее? Ответ на эти вопросы содержится в некрологе, посвященном никому не известному молодому человеку, которого звали Джо Кац. Этот юноша вступил в Александрии в ряды Еврейского батальона, прошел с ним весь его боевой путь. После демобилизации какое-то время работал в Лондоне личным секретарем Жаботинского, затем поступил добровольцем на службу в ВВС Великобритании и разбился в 1923 году во время тренировочного полета:

Я никогда не подозревал, что есть еще во Израиле такие юноши, смелые, рыцарственные, верные даже невысказанной присяге, вечно верующие, вечно веселые, расторопные на всякую работу от починки звонка до разговора с товарищем министра, одинаково готовые и надеть смокинг и, когда нужно, тащить по улице тяжелый сундук; наездник, фехтовальщик, боксер, стрелок, танцор, гимнаст; шофер, стенограф, лингвист; идеализм без рефлексий и анализа, дисциплина без самоуничижения и без ворчбы — грациозная дисциплина гармонической натуры, которой нам так недостает в еврейском быту. Недавно, побывавши на Литве, в Латвии и Эстонии, я встретил новое поколение еврейского юношества, которое во многом показалось мне похожим на Каца. Дай им Бог оправдать эту похвалу.

То, что я здесь пишу, продиктовано вовсе не только личной привязанностью и чувством благодарности. Дело в вопросе, который я считаю жизненно, судьбоносно важным: этот рыцарь, этот правнук Самсона, в котором, как и в его пращуре, счастливо сочетались еврейское сердце и филистимская ясность духа,— кто он — мелькнувшая комета или первый проблеск новой зари?

Подождем ответа нынешнего поколения молодых. Быть может...

«Джо Кац»; в сб. «Избранные труды».

Молодежь Прибалтики, так очаровавшая Жаботинского, была теми самыми молодыми людьми, которые в скором времени объединились в Бейтар. Этот союз вскоре распространил свою деятельность по всему миру и, в том числе, в Эрец Исраэль. Здесь нашлось много таких, кто хотел бы предотвратить «дурное влияние» Жаботинского на молодежь. Жаботинский сказал по этому поводу на молодежном митинге в кинотеатре «Эден» в Тель-Авиве:

На всем протяжении моей общественной деятельности меня обвиняли в том, что я-де совращаю молодежь, сбиваю ее с толку и с пути, восстанавливаю детей против отцов. И, возможно, твердившие это были правы. Перед этим выступлением я постарался припомнить все свои встречи с молодежью, и вспомнил я, что, действительно, так и обстоит дело — я всегда ее «совращал». Я вспомнил при этом и то, что Сократа приговорили к смерти именно за это — за совращение юношества... Все великие, по сравнению с которыми мы, живущие ныне, просто пигмеи,— титаны, как Галилей, Джордано Бруно, Байрон, Шелли, Гарибальди,— все они обвинялись в намерении сбить с пути истинного молодежь и подтолкнуть ее к бунту...

...В любом утверждении есть доля лжи и доля правды. Когда говорят, что юноша еще недостаточно опытен для того, чтобы вмешиваться во «взрослые» дела, в этом есть доля истины. Семилетний ребенок не способен к самостоятельности. Возможно, это относится и к семнадцатилетнему юноше. Но только в «спокойные» времена, когда все само идет своим чередом...

Во времена потрясений, во время войны, например, все иначе. Кто в последнюю войну спас честь наций? Те самые «юнцы» от 18 до 21 года, которые в мирное время не имеют й права голоса, которым всегда говорили: «пожалуйста, не вмешивайтесь». Но поди ж ты, в критическое время их вмешательство потребовалось, и они «вмешались» самым решительным образом — с винтовкой в руках. И я спрашиваю: разве сейчас здесь, в Эрец Исраэль — обыкновенные, спокойные времена? Кому, как не вам, молодым, играть сейчас главную роль в строительстве Страны?..

Кто вы, на мой взгляд? Что такое молодежь? Тот, кому немного лет,— не молод. Нельзя сказать, что весна — это без двух месяцев лето. Молодость — это особое состояние человека, его души. Отсюда следует, что далеко не всякий седовласый — не молод. Нордау был молод, Герцль, умерший в сорок четыре, был молодым, Гарибальди был молодым. Молодежь — это особая часть общества, общественной машины, ее маховое колесо, выводящее машину из состояния оцепенения, сдвигающее ее с «мертвой точки».

«Ха-Арец», 3.11.1926.

В заключение Жаботинский сказал:

И вот я спрашиваю вас: «Вы — молодежь?». Мне не нужен ответ в виде аплодисментов. Ответ вы дадите самой жизнью своей. И следующее поколение рассудит — какой вы дали ответ. Ответ за вами...

Там же.

По сути, Жаботинский знал ответ:

Во многом нам не повезло, судьба была к нам мало благосклонна, но одним, и необычайно важным, она нас все-таки оделила: она дала народу Израиля в первой четверти двадцатого века удивительную молодежь. Лучшей не знала еще мировая история.

«Со стыдом», «Доар ха-йом», 26.9.1930.

Не бывает роз без шипов. И среди этой молодежи были многие, ушедшие к чужим «тучным пастбищам», не хотевшие слушать «призыва времени», поддавшиеся отчаянию или циники. На все это Жаботинский реагировал то гневной критикой, то словами утешения — в зависимости от обстоятельств. А мы приведем здесь пример студента-еврея из Южной Африки, который, столкнувшись с антисемитизмом в своем университете, впал в такую растерянность и отчаяние, что решил добровольно уйти из жизни. Жаботинский сумел отговорить его от этого страшного шага. В письме к нему Жаботинский писал:

Самоубийство — самое отвратительное проявление трусости — это капитуляция. Рассмотрите любое свинство, известное в истории или в жизни,— всюду, всегда вы увидите, что корень зла — чье-либо непротивление. Капитулянтство — самая страшная угроза всему живому, а самоубийство как символ — высшая мера капитулянтства, призыв к всеобщей, тотальной измене.

По отношению же к современникам и соплеменникам — это еще и нечистая сделка. Призыв времени ныне: творить чудеса, искать и находить пути к избавлению, к Сиону. Я уверен — через десять лет будет провозглашено, будет существовать еврейское государство. Очень может быть, что и раньше. И наплевать на все это только потому, что в таком-то университете творится свинство,— просто дешевка, просто унизительно.

«Что же делать?» Пардон, но когда я слышу такой вопрос, я перевожу его так: «А как бы мне побыстрее и попроще выбиться в генералы?». А ведь нужны на этом свете и рядовые, а ведь ваш возраст, при всех его достоинствах, возраст рядовых.

Пойдите, поищите себе простой, но всем нужной работы. Мы все через это прошли.

Друг мой, если бы мне сейчас было двадцать, я бы сейчас горы свернул, ведь посмотрите вокруг — теперь ли до безделия?

Лондон, 27.11.1938.

С самыми горькими словами упрека Жаботинский обращался к той части еврейской молодежи Восточной Европы, которая не желала внять призыву к эвакуации (см. ст. «Эвакуация») и, как будто под наркозом, ждала надвигающегося конца: