Читать интересную книгу Старый дом (сборник) - Геннадий Красильников

— С девятого класса… Взносы плачу. В райкоме на учете.

— Вот и плохо, что только взносы платишь! У нас в колхозе своя организация, переведись туда. Правда, они тоже пока мало себя проявляют…

Захаров поднялся, привычным движением, сунув большие пальцы под ремень, расправил гимнастерку, прошелся по комнате взад-вперед. Остановился против меня, вскинул голову, прищурился.

— Вот что, тезка. Давай-ка мы с тобой по-мужски потолкуем. Пожалуй, ты и в самом деле можешь потерять ориентиры. Это бывает. Захлестывает человека обыденщина, перестает он видеть за елочками настоящий лес. Поезжай-ка, дружок, учиться!

— Куда? — Предложение было таким неожиданным, что я здорово растерялся. — Среди зимы…

— Организуются курсы механиков по сельхозмашинам. Вчера в контору пришла бумажка, просят выделить человека, чтобы образование у него было не ниже десятилетки, потому что курсы ускоренные. Тебя, я уверен, возьмут, а мы со своей стороны тоже поддержим. Свое обещание насчет помощи с учебой я помню! Ну, так как же?

Алексей Кириллович захватил меня врасплох. Я был в затруднении и, честное слово, не знал, что сказать. Учиться на механика… О-о, от механика до инженера остается еще долгий путь!..

— А ведь я, Алексей Кириллович, рассчитывал… снова в институт заявление подать…

— Институт твой будет стоять на своем месте и, поверь мне, подождет сколько угодно. А учеба на курсах нисколько не повредит, к тому же это всего на три месяца. Подумай, иначе найдем другого.

Наверно, Алексей Кириллович заметил по выражению моего лица, как трудно было мне решать, и твердо сказал:

— Все, договорились! Готовься, через недельку на своей машине подброшу на станцию. И поменьше нытья: страсть как не уважаю нытиков, мокриц! А теперь… хочешь вина? Впрочем, я тебе не дам больше, С жуликами на промартели пил шампанское, а теперь будешь пить вермут с председателем-тридцатитысячником? Надо и совесть иметь! Ясно? Разные вина мешать не следует, а людей — тем более. Сейчас иди домой, а можешь и у меня переночевать. Хотя нет, тебе надо домой, обязательно домой! Мать будет беспокоиться. И не вздумай там шуметь с братом. С Новым годом, тезка, будь здоров и счастлив!

От Захарова я ушел в радостном ожидании чего-то хорошего. Это чувство не покидало меня с того момента, как переступил порог захаровского дома. Может быть, это просто потому, что в канун Нового года все люди ждут каких-то перемен? Но меня действительно ждали перемены, и я, окрыленный надеждой, шел навстречу им.

Нет, я не обманулся в своих ожиданиях больших перемен!

* * *

Дни перед отъездом проходят незаметно. Дома пока затишье, но чувствую, что оно непрочное. Рана лишь затянулась тонкой пленочкой, стоит сделать одно неосторожное движение, и она вновь откроется, вновь станет кровоточить. Сергей угрюмо молчит, лишь изредка выдавит слово-другое. Отец безучастно постукивает молотком, сучит дратву, подавленно вздыхает: таит в душе что-то свое, невысказанное. Узнав, что я еду учиться, он коротко бросил: "Сам знаешь…" Похоже, он теперь не очень верит в то, что я все-таки буду учиться.

Зато мать все эти дни особенно внимательна. Она готовит мне в дорогу еду, стирает и чинит белье, украдкой от отца вздыхает: не хочется ей отпускать "младшенького" от себя. Успокаиваю ее: "Ну что ты, мама, будто на три года провожаешь? Я еду всего на три месяца! Не заметишь, как вернусь обратно".

До самого отъезда я работал на строительстве. Услышав, что меня посылают учиться, Часовой завздыхал:

— Кто его знает, как оно будет, Лексей… Тебе бы в большую школу, чтобы сразу человеком стать. А курс… так себе. Курс — он и есть курс!

Дядя Олексае рассердился на Часового, обругал его и сказал:

— Не твое дело, Федосья, собирать чужие колосья!

Не слушай ты его, Олешка, запутает тебя богомолец наш, он ведь ни богу свечка, ни черту кочерга. Поезжай, по крайней мере, людей повидаешь, Какая ни есть, а учеба — она всегда учеба, от слова "учение". Жизнь — она вроде лесенки, одним махом по ней не взберешься — штаны порвешь! По ступеньке надо подниматься, но уж коли шагнул — чтоб было надежно. Езжай, Олешка, в колхозе нужным человеком станешь!

А Генка Киселев — тот взъерошился петушком, озорно толкнул меня в бок и зарычал:

— Ух, Алешка, кому живется, у того и петух несется! Везет тебе, чертяке! Будь у меня аттестат, я бы даже на курсы пожарников махнул… Ничего, годика через два аттестат будет лежать вот тут! — он похлопал себя по карману. — И мы не лаптем щи хлебаем!

Накануне отъезда мы возвращались с работы вместе. Дошли до проулка, Генке здесь сворачивать. Он задержался на минуту и неожиданно спросил со смешком:

— У нас, Лешка, в роду случайно староверы не водились?

— Да ты что, откуда взял?

— Нет, и серьезно! Девчата интересуются тобой: мол, Курбатов не из тех, которые…

Генка сказал такое, что от смущения у меня по затылку забегали жаркие мурашки. А он хохочет:

— Что, не угадал? Эх, Лешка, прямо скажу: губошлеп ты хороший! Да я бы на твоем месте… Слушай, давай напоследок сходим в наш клуб, а? Хоть с людьми попрощаешься, а то уедешь по-воровски!

В Чураеве есть большой сельский клуб, где через день "гоняют" киносеансы, часто устраиваются танцы. Но скуки там все равно хватает. Поэтому колхозные девчата и ребята ходят туда только ради кино, а вечера с плясками, песнями обычно проводят в своем колхозном клубе. Он, правда, невзрачный, тесноватый, но вполне устраивает любителей повеселиться. В этом клубе я был всего два-три раза, и, признаться, не очень понравилось: шумно, грязно и суматошно.

— Ну, так как же, а? — настаивал Генка. — Сходим вечерком? Да ты не жмись, силком тебя никто плясать не заставит. А не понравится — пойдем в кино. Значит, договорились? Зайду за тобой, жди! Я мигом…

Не успел я дома скинуть рабочую одежду, как в окно постучали. Чертов сын, уже примчался!

Генку не узнать — парень принарядился, будто на праздник. На нем черный полушубок, отороченный по бортам белым мехом, шапка-кубанка и новенькие чесанки, а сверх того еще в галошах.

— Ого, Генка, можно подумать, что ты свататься собрался!

— Нет, правда? — простодушно обрадовался мой друг, косясь на свои галоши. — Тут, брат, такое дело… Пошли?

К нашему приходу в клубе уже было шумно, десятка два молодых ребят и девушек сидели вдоль стен на скамейках, перебрасываясь шутками, пели вразнобой. Особняком, в сторонке сидит бригадир Василий, по-птичьи наклонив голову к гармони, безуспешно старается среди шума подобрать какой-то мотив. Заметив нас, он прервал свое занятие, повел плечами и растянул гармошку во все меха.

— A-а, пара чистых и нечистых! — громко усмехнулся бригадир. Девушки в уголочке зашептались, поглядывая на нас, кто-то сказал: "Девчата, глядите, пришли Алешка Курбатов с Генкой… Попался, который кусался! А пусть он попляшет, попросим, девчата!"

Васе приказали играть. Он неохотно послушался: видно, хотелось, чтобы подольше упрашивали, покланялись, Вдруг девушки, разом поднявшись, с шумом и хохотом окружили меня, оттерли от Генки, стали подпевать гармонисту, хлопая в ладоши:

Ой, играй, играй, гармошка,А мы станем подпевать!Ой, танцуй, танцуй, Алеша,А мы станем помогать!Калинка-малинка моя…

Я стоял посреди круга, красный от смущения, и не знал, как избавиться от этой "калинки". Человек отродясь не плясал, а тут его со всех сторон теребят, подталкивают, хохочут:

— Ну же, Алешенька!

— "Пляши, Матвей, не жалей лаптей!"

— Не выпустим, пока не спляшешь!..

Избавление пришло неожиданно: за меня заступилась Анна Балашова, урезонила развеселившихся подруг:

— Что пристали к человеку, девчата? Отобьете охоту, в другой раз к нам не придет…

Девушки отступились, я вырвался из круга, сказать точнее — выскочил пробкой. Ну, Генка, попадись ты мне сейчас, посчитаю твои ребрышки! Должно быть, он нарочно все подстроил, заранее подговорил девчат. Это на него похоже! Ишь, ухмыляется в сторонке, прячется за спины ребят. Спасибо Анне, иначе, пожалуй, и в самом деле пришлось бы выкидывать диковинные коленца! Где же она сама? Ага, вон, сидит с двумя подругами, о чем-то шепчутся. Вот они разом покосились в мою сторону, чему-то засмеялись. "Верно, про меня…" — догадался я, и от этой мысли сердце забилось чаще. Анну я впервые вижу такой: она в голубом шелковом платье, а поверх платья — белый расшитый передник. И глаза у нее, оказывается, под цвет платья — голубоватые. Почему-то до сих пор они казались серыми. Может быть, это просто от платья… Интересно, о чем они там? Анна снова украдкой посмотрела на меня, встретила мой взгляд и, стушевавшись, опустила глаза. Вот подруги опять тесно склонились, переговариваются между собой, Анна о чем-то смущенно просит соседку справа — толстушку с ярко-румяными круглыми щеками. Та закивала головой, засмеялась. О чем все-таки они шепчутся?