Будешь моей, Бельчонок, даже если мне придется выкрасть тебя у твоей семьи. Все равно станешь моей.
Этого никак не изменить и ничем не остановить.
Глава 47. Соглашайся уже, Бельчонок
"Теперь мой рай - увы! - преобразился
В жестокий ад могуществом любви!"
У. Шекспир
Гордей
- Не подходи, пожалуйста, Гордей. Мы не должны больше общаться с тобой, - топит Бельчонок и я охреневаю от убежденности, сквозящей в ее голосе.
- Серьезно? Не должны?
Чувствует в моем тоне издевку, напрягается вся.
Прячет глаза и старается проскользнуть мимо, но я решительно преграждаю ей дорогу.
- Думаешь так просто все это решается, да? – задавливаю ее. – Считаешь это нормальным?
- Совсем неважно, что я считаю, Гордей, - мямлит себе под нос, пряча глаза. – Просто…так будет лучше.
- Лучше? Для кого, блин, лучше? – не сдерживаюсь.
Потому что еще несколько таких заявлений, и я взорву все нахрен, к чертям. Затащу ее в пустую аудиторию и пусть потом как хочет, так и выкручивается.
- Для кого лучше?
- Для меня!
- Для тебя?
- Если я нравлюсь, если ты серьезно говорил…ты должен меня отпустить и принять мое решение.
- Твое? А может, это решение твоих родственников, а не твое?
Вздрагивает. Быстро стреляет глазами по сторонам, снова стремиться уйти. И снова я не даю ей ни малейшего шанса на это. Ухватываю за предплечье, тяну в сторону подоконника. Прижимаю к стене, нависаю сверху.
- Мы не расстанемся с тобой, Арина. Исключено.
- Отпусти.
Упирается ладонями в мою грудь и меня от этого ее прикосновения так штырит, что готов расплавиться и раствориться в ней без остатка.
Утыкаюсь носом в ее душистые волосы, и вдыхаю их запах, словно умалишенный.
- Гордей, у меня…проблемы будут, - лепечет Бельчонок, но я уже не слушаю нихрена, а только соскальзываю вниз и судорожно ищу ее губы.
А когда нахожу, впиваюсь в них жадно, резко, порывисто.
Не получается по-другому.
Растворяюсь, умираю, оживаю.
Она стонет, становится мягче и пластичнее. Мне приходится удерживать ее прессом своего тела, чтобы не упала.
- Ни одну девчонку я не хотел так, как тебя, - выдыхаю в нее и снова целую, целую, целую.
- Люблю тебя. С ума схожу по тебе.
- Гордей, не над…, - но я не даю сказать и снова набрасываюсь на ее сладкие, чуть припухшие от моих поцелуев губы.
Кайфую от нее. Забываюсь еще сильнее от того, что не способна меня оттолкнуть. Мы словно одно целое сейчас.
Дышим друг другом.
Улетаем в нирвану.
Кайфуем, расслабляемся.
Сгораем от обоюдного внутреннего и внешнего дурманяще сладкого нереального по силе и накалу напряжения.
Разве можно добровольно отказываться от всего этого?
- Я люблю тебя, - повторяю Бельчонку снова и снова, словно одержимый. И не отпускаю. Обнимаю, прижимаю и не даю ускользнуть.
- Люблю тебя, Арин. Мне плохо без тебя.
- Гордей. Пожалуйста, Гордей.
- Скажи, что тоже любишь меня, скажи, - выпрашиваю, словно голодающий, мечтающий о куске хлеба. Но мне необходимо услышать это от нее.
Два дня на расстоянии - это офигительно долго для моих и без того максимально расшатанных нервов.
- Люблю, - выдыхает Арина и словно тысячетонный груз освобождает всю грудную клетку.
- Люблю, - повторяю за ней, и мы снова целуемся, как сумасшедшие.
…
- Я пьяная от тебя, - признается Арина несколько позже, когда мы прогуливаем физкультуру и сидим на трибунах, установленных в дальнем конце огромного футбольного поля.
- Замерзла? – спрашиваю у нее.
Не дожидаясь ответа, стаскиваю с себя куртку, накидываю ей на плечи и снова обнимаю.
- Переезжай ко мне, - предлагаю уже в сто, нет, тысячный раз и надеюсь безумно на ее согласие.
Подкрепляю свое предложение новым, на этот раз неторопливым и чувственным поцелуем.
- Я не хочу ругаться с мамой и тетей, - произносит Бельчонок тихо. – Они моя семья.
- Переезжай ко мне, - снова прошу я, потому как ничего больше в голову не приходит. – Будешь жить со мной.
- Нет, Гордей. Я…не готова к переезду.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
- Боишься? Будешь жить в отдельной комнате.
А мне, при таком раскладе, будет обеспечена хроническая бессонница. И не знаю пока, как вывезу, если согласится на такое. Но думать об этом я буду уже потом.
Пусть только приедет, пусть только переступит порог моей квартиры…
- Нет, я…
Замолкает, а я начинаю выводить губами узоры по ее виску и скуле.
- Гордей, прекрати…
- Ты же знаешь, что не прекращу.
- Остановись.
- Только после того, как ты переедешь ко мне.
- Я не перееду!
- Значит, я не прекращу и не остановлюсь.
- Я уже все решила для себя.
- Я тоже все решил.
Целую, целую, целую.
Агрессивно. Настойчиво. Жадно.
Прикусываю ее нижнюю губу, нагло и глубоко вторгаюсь в ее рот языком.
Довожу до крупной дрожи и перехожу на поверхностные, еле ощутимые поцелуи.
- Я написала тебе ужасные вещи, ты должен был закинуть меня в черный список и забыть, - выдыхает в меня и тут же снова трясется от моих прикосновений.
- Я говорил тебе, не бывает все так просто.
- Ты очень горячий.
- Я горю.
- Я…приеду к тебе. Приеду…а потом... ты…забудешь сразу про меня.
От этого ее предположения мне становится смешно. Вздыхаю и упираюсь лбом в ее лоб.
- Ты не знаешь, Бельчонок, о чем ты говоришь.
- Я…знаю прекрасно.
- Нет, ты не знаешь.
- Ладно, я не знаю. Но ты должен понять, что я не могу пойти против семьи. Я еще недостаточно самостоятельная и, если что…
- Если что что? – переспрашиваю, так как Бельчонок снова замолкает.
Отворачивается, но я притягиваю ее со спины. Снова обнимаю, конечно. Целую ее за ушком.
- Что, если что? – повторяю, чтобы озвучила.
- Ты бросишь меня! – выпаливает, словно набравшись вдруг смелости.
- И в мыслях такого нет.
- Сейчас может и нет, но потом…
- И потом нет, Арин.
Утыкаюсь носом в ее макушку, трусь об нее щекой.
- Серьезно все у меня, - говорю то, что реально ощущаю.
- Я не решусь все равно. Я итак…сильно рискую, обнимаясь здесь с тобой. Если тетя узнает, меня…меня отправят домой.
- Тебя отправят домой?
- Не посмотрев на учебу, ни на что. Не представляешь, как меня ругали из-за фотосессии. И только благодаря Марте Сергеевне все более или менее разрешилось.
- В Анталию сможешь полететь?
- Да…Марта Сергеевна с мамой и тетей договорились об этом.
- Хорошо.
- Но я не полечу, если ты полетишь.
- Не говори ерунды.
Разворачиваю ее лицом к себе, сажусь на скамью и усаживаю к себе на колени.
Арина охает и обвивает меня за шею.
- Гордей!
Теперь ее лицо находится выше моего и мне хочется, чтобы она сама меня поцеловала. Но пока этого не происходит утыкаюсь носом между ее аккуратных небольших холмиков.
Арина замирает, а я отсчитываю секунды, загадывая, что если успею до десяти, то все у нас будет хорошо.
Она выдерживает, и я с улыбкой смотрю на ее губы.
- Поцелуй меня, - прошу и перевожу взгляд на ее глаза.
- Нет, я не поцелую, - убивает безжалостно.
- Хотя бы прикоснись.
Наклоняется и осторожно прикасается своими губами к моим.
Кайф.
Расслабляюсь полностью, впитывая каждую наносекунду, каждый миг.
- Все, мне пора, - излишне быстро разрывает минуты блаженства.
Елозит на мох коленях, неловко пытаясь с них слезть, и мне приходится ее отпустить.
- Мне пора. Не провожай, не звони и не пиши. Не приезжай. Дядя…он…начал гулять с собакой в два раза дольше обычного. А тетя, она…поменялась со мной комнатами.
Пипец, как по-дурацки все это звучит.
- Ладно, тогда до завтра, - задвигаю я.