Встретившись с каждым по отдельности, Зуб обсудил с ними свой план. Оба поддержали его. Кулотка предложил привлечь еще и Гола, дав за него поручительство.
Вместе они собрались в жидовской корчме, и Зуб изложил план действий. Ему удалось заблаговременно выяснить, что с наступлением ночи вои уходят спать в стражницкую, оставляя для охраны узников всего двух тюремщиков. Поэтому, воспользовавшись темнотой, друзьям-заговорщикам предстояло убрать эту охрану и проникнуть в темницу. Там он, Гол и Кулотка нейтрализуют воев, а Шига выведет на волю Аскольда. В глухом лесу они спрячут заранее лошадей, устроят тайник с продовольствием, необходимой одежонкой и оружием. А там — как Бог даст…
…День выдался прохладным. С вечера начал моросить дождь. Стражники намеревались уже укрыться от него в темнице, как вдруг услышали чьи-то шаги. Приглядевшись, увидели женщину, закутанную с головы до ног, с тяжелой ношей в руках.
— Эй, тебе чево тут надо? — грубо окликнул ее один из стражей. — Стой! Сюды нельзя!
Но женщина, будто не слыша, подошла и опустила свою ношу на землю, облегченно вздохнув.
— Чево тебе, спрашиваю?
— Авдей мне нужен, соколики.
— Какой еще Авдей? Нет тут никаких Авдеев. Проваливай давай, — один из воев слегка толкнул женщину.
— Погодь, родненький, — жалобно проскулила та. — Дык как же это нет? Он же сам велел принести ему сюды бражки да закуски. Друзьям навроде как проспорил…
— Бражка? — подскочил один. Схватил бочонок, поднес к носу и заорал: — Точно, брага!
— А это что? — спросил второй, указывая на узел.
— Дык закуска, соколик.
Страж поднял и тоже понюхал. От узла исходил аппетитный запах жареного.
— Как, говоришь, твоего дружка зовут? Авдей?
— Истинно так, соколик! Авдеюшкой кличут…
— Вспомнил! Так это ж и впрямь наш приятель. Отлучился просто ненадолго…
— Ой, славно-то как, — обрадовалась женщина. — Поди, вернется скоро. Так я оставлю все у вас? А то тяжело взад нести. Да и ругаться Авдей будет, коли унесу. А ждати не могу, и так до исподнего вся промокла…
— Оставляй, голубушка, оставляй, — дружно воскликнули охранники. — Ступай и не сумлевайся: все передадим!..
Не успела женщина отойти, как вои, жадно схватив нежданно свалившиеся дары, прытко устремились в темницу.
В темном переулке женщину ждали.
— Малуша! — радостно воскликнула Всеславна. — Как я за тебя волновалась! Какая же ты у меня умничка! — и она бросилась обнимать свою служанку.
— Тише вы, — зашипел купец, — опосля наговоритесь.
Все замолчали. Ждали долго. Наконец раздался шепоток Путяты:
— Все, охрана наверняка уже набралась. Пора! А вы, — придержал он женщин, — будете ждать здесь.
Зуб и Кулотка должны были снять охрану на подступах к темнице, но… не нашли ее! Дав о том сигнал Голу и Шиге, они осторожно направились к темнице. Впереди шел Зуб, готовый в любое мгновение отразить нападение, но стражей не было и здесь. Зато из-за двери до них донесся какой-то странный звук, похожий на храп.
Дверь, ведущая в темницу, свободно открылась. Охрана, видать, так торопилась расправиться с дармовой брагой, что забыла закрыть дверь на засов. В свете факелов друзья увидели воев. Все они спали мертвым сном. Однако Аскольда, обыскав всю темницу, друзья, к своему ужасу, не обнаружили.
— И все-таки он где-то здесь, — твердо сказал Зуб. — Иначе на кой столько охраны? Наверняка тут есть потайная темничка.
Зуб оказался прав. Нужная дверь скрывалась за старой шкурой.
…Встреча Аскольда и Всеславны была короткой, но бурной. И слепой бы увидел их взаимную нежность и любовь. Но обстоятельства диктовали свои условия. Путята, забрав Аскольда и Всеславну с собой, остальных отпустил, предупредив, что скоро понадобятся. Счастливую пару привел к себе, провел в ярко освещенную комнату. На столе стояла закуска, на скамьях лежали стопки одежды и оружие.
— Угощайся, Аскольд, — Путята показал на стол. — Поди, изголодался там. Но учти, времени у нас нет. Тебе до рассвета надо выбраться из города. Утром, когда Акила узнает о побеге, он закроет ворота и перевернет весь Чернигов. Я этого служаку хорошо знаю. Мои люди тебя проводят. Выбери одежду, возьми оружие. А это тебе, — он нагнулся к ларцу, достал увесистый кисет и положил перед ним, — пока не устроишься. Деньги завсегда нужны. Советую ехать в Чехию, к воеводе Ярославу.
— Нет, — твердо сказал Аскольд, — я поеду в Киев, к Михаилу. Хочу разобраться, почему он обвинил меня в столь диком преступлении.
По тону, каким были произнесены эти слова, купец понял, что спорить бесполезно.
— Я с тобой, Аскольд, — таким же непререкаемым тоном заявила Всеславна.
…Времени до рассвета оставалось мало, и беглецы шли быстро, стремясь поскорее выскользнуть за ворота. Но они беспокоились зря: вся стража крепко спала.
— Им тоже подсыпали сон-траву? — рассмеялся провожавший их Путята. — Спасибо Евфросинихе, закваску она для твоих тюремщиков, Аскольд, сделала знатную.
Не успела троица войти в лес, как подверглась в темноте внезапному нападению. Путята крикнул:
— Аскольд, сзади!
— Аскольд?! — нападавшие остановились.
— Зуб, ты? — узнала Всеславна голос своего воя.
— Госпожа? Вот так встреча! А мы думали, кто-то хочет увести наших коней!
Короткое братание, смех. Седлаются кони. Надо торопиться: вдруг пошлет сотник погоню? Но Зуб, а затем и Гол с Кулоткой заявили, что идут с ними.
Уже сидя верхом на лошади, Аскольд обратился к купцу:
— Путята, я премного благодарен тебе за все. Долг верну. У меня к тебе просьба: пусть твои люди отвезут наших детей в Мазовию или к Ярославу. Боюсь, второй осады они не вынесут.
— Все исполню, — заверил Путята. — Ну, храни вас Бог! Авось встретимся…
Вскоре конский топот растаял в предрассветной мгле.
* * *
Батый был доволен. Субудай не стал настаивать на своем решении идти сначала на Чернигов. И, по желанию хана, войско направилось на Киев, только двигалось почему-то чрезвычайно медленно. Часто делались остановки, затевались туркменские учения. Это выводило Батыя из себя, но он сдерживался, не желая в самом начале похода ссориться со своим багатуром. Но однажды хану донесли, что Субудай принимал какого-то уруса, имеющего, к удивлению сторожевиков, пайцзу. Русский исчез так же внезапно, как и появился. Зато Субудай вдруг ожил. Куда подевалась его видимая хандра! Теперь он, как молодой, мотался по степи со своими тургаудами, и нагайка так и свистела в воздухе. Доставалось всем, даже юртджи.
Огромная Орда-махина наконец раскачалась, но двинулась на… Чернигов. Когда, узнав об изменении маршрута, взбешенный хан подскакал к Субудаю, тот объяснил причину несколькими словами: