не могу быть свободен. Даже здесь мне отныне придётся постоянно оглядываться по сторонам, ожидая удара исподтишка.
Как убийцы пробрались на полигон — вопрос интересный. Им стоило озадачить охрану, что я и собирался сделать немедленно. Если же в этой компании были студенты, ими займётся дисциплинарный комитет.
Плохо было лишь то, что один из нападавших погиб. Я не пытался его убить, да и столб огня направил, по большей части, в предводителя, однако тот не пострадал, а какой-то бедолага послабее, что оказался рядом, превратился в обугленную головешку. Это могло иметь для меня негативные последствия. Всё зависело от того, кем был тот парень.
У пленника хватило ума не сопротивляться. Мы благополучно довели его до проходной, и вскоре вся охрана академии была поднята по тревоге и прочёсывала полигон и территорию. На парня же надели блокирующий браслет и наручники.
Начальник охраны захотел пообщаться с нами лично.
Граф Олсуфьев, облачённый в тёмно-синюю форму с золотыми пуговицами и петлицами на красном воротнике, сидел в небольшом уютном кабинете. Пол был устлан красной дорожкой, на столе горела лампа в зелёном абажуре.
Я и Тамара расположились на диване у стены. Перед нами на столике стояли два стакана с водой. Пленный в прожжённом пальто сидел на стуле посреди комнаты. Его руки были в наручниках, но парень держался самоуверенно.
Олсуфьев подробно расспросил нас с Тамарой о нападении, после чего взялся за пленника.
— Кто вы? Назовите свои имя и фамилию, — приказал начальник охраны.
— Я ничего вам не скажу, — огрызнулся молодой человек. — Вы не имеете права меня держать в наручниках и допрашивать.
— Интересно, почему же это? Вы тайно проникли на охраняемую территорию, совершили нападение на наших студентов, фактически, покушение. Это серьёзное преступление, молодой человек.
— И что вы мне сделаете? В полицию сдадите?
— Вас не отпустят, пока не скажете, кто вы и на кого работаете. Будь вы хоть членом императорской семьи, это не имеет никакого значения. Даже не представляете, что значит оказаться в руках стражи Вяземских. Советую говорить всё начистоту. Это облегчит вашу участь.
Молодой человек презрительно фыркнул. Он вёл себя бесстрашно и надменно, словно за ним стояла какая-то сила, и это лишь укрепило меня в мысли, что передо мной — один из стражников Шереметевых. А с другой стороны, непонятно, что он ожидал. Что Шереметевы за него заступятся? Если Святослав не захочет прямой конфронтации с Вяземскими, он, скорее всего, открестится от своего служащего. И тогда парню конец. Грозный вид Олсуфьева красноречиво говорил, что шутить он не намерен.
В кабинет вбежал Вяземский в расстёгнутом пальто. На лице была написана тревога.
— Что случилось, господа? По какой причине меня подняли среди ночи?
— Константин Григорьевич, дело серьёзное, — проговорил Олсуфьев. — Приблизительно час назад восемь неизвестных проникли на территорию академии и совершили нападение на двух студентов, тренировавшихся на полигоне. Один из нападавших погиб, другой доставлен сюда. В настоящий момент он перед вами.
— Кто он? — холодно спросил Вяземский.
— Не говорит, — вздохнул начальник охраны. — Но мы ему язык развяжем, дайте только немного времени.
— Алексей? — Вяземский вопросительно посмотрел на меня. — И почему я не удивлён.
— Добрый вечер… или вернее сказать, доброй ночи, ваше сиятельство, — поздоровался я, поднимаясь с кресла. Тамара тоже вскочила и что-то пролепетала.
— Садитесь, — Вяземский кивнул. — Так значит, по вашу душу явились эти молодчики? Вы знаете, кто они?
— Первый раз его вижу, ваше сиятельство, — я опустился на диван. — У остальных лица были закрыты повязками. Очевидно, да, явились они именно за мной. А вы, помнится, уверяли, что здесь мне ничего не грозит.
Упрёк несколько смутил ректора. На его лбу прорезались недовольные складки:
— Ночь — не самое подходящее время для тренировок.
— Но правилами это не запрещено. А периметр, судя по всему, охраняется плохо, раз восемь человек зашли, как к себе домой.
— Так, с этим мы разберёмся, — строго проговорил ректор, жестом показав, что тема закрыта. — Благодарю, что задержали этого разбойника. С ним у нас будет серьёзный разговор. Один погиб, говорите?
— Да, ваше сиятельство, одного я случайно поджарил, — подтвердил я. — К сожалению, фамилию у него тоже не удалось спросить.
— Я велел прочесать территорию, — сказал Олсуфьев. — Охрану в северной части усилим. Виновных найдём. Этому язык развяжем.
— Да, господин неизвестный, — Вяземский грозно обратился к пленнику. — Советую вам саммому выложить всё начистоту. Иначе худо будет. Хоть отдаёте себе отчёт, с кем связались?
Молодой человек ничего не ответил, кинул на ректора угрюмый взгляд и уставился в стену.
— Так, ладно, кажется, вы не хотите с нами разговаривать. Ну это не беда. Посидите немного здесь — заговорите, как миленький. Алексей и вы, сударыня, можете идти. Мы с господином Олсуфьевым сами разберёмся.
— Ваше сиятельство, прошу прощения, но мне хотелось бы знать, кто на меня напал, — возразил я.
— Вам, Алексей, обо всём сообщат, — властным тоном проговорил ректор. — Идите почивайте. Уже ночь, а вам завтра на занятия рано утром. Только одна просьба: о данном инциденте не стоит распространяться ни среди студентов, ни за пределами академии. Пусть то, что произошло этой ночью, останется здесь.
— Мы будем молчать, — обещал я. — Но и вы не забудьте сообщить о результатах расследования. Для меня это очень важно.
— Сказал, сообщу, значит, так и будет, — отмахнулся Вяземский. — Можете идти.
Мне очень хотелось присутствовать на допросе пленника, но пришлось подчиниться. С этим молодым человеком предстояло разбираться профессионалам.
Когда я и Тамара покинули здание охраны, была уже ночь. Возле ворот дежурили четыре человека в тёмно-синих шинелях, вооружённые пистолетами-пулемётами. На аллее встретили ещё двоих.
Мы свернули на дорожку, ведущую к «женским» кварталам.
— Ты думаешь, это были стражники Шереметевых? — нарушила молчание Тамара, до сих пор пребывавшая под впечатлением от событий этого вечера.
— Скорее всего, они. Шереметев в последнее время уже не видит границ. Думает, что всё ему с рук сойдёт. Наверное, и эти — из его дружины. Так или иначе, охрана сумеет выбить признание.
— Будут пытать?
— Не исключено.
Мы минуты две шли молча.
— Испугалась, когда они напали? — спросил я.
— Если честно, даже не успела. Я… потом испугалась. Подумала, что они могли нас убить, и испугалась.