не помогут, Вяземский тоже не даст согласие на использование своих стражников для нападения на Шереметевых. А один я что могу сделать? Даже если убью Святослава, то лишь навлеку гнев «круга власти». Тогда только из страны бежать останется, да и там меня, скорее всего, искать будут.
Я находился в тупике.
— В общем, надо убраться здесь, — я указал на комнатушку со столом и шкафом, напоминающую кабинет. — Кандидатов приму в этой комнате. Во сколько они придут?
— В пять вечера.
— Хорошо. До этого времени успеем. Ты приберись, а я пройдусь, посмотрю, не следит ли кто за домом. И стол передвинь. Поставь посередине комнаты спиной к окну и принеси пару стульев.
Ника осталась убираться в квартире, а я спустился вниз, обошёл двор, а потом прогулялся по улице возле подворотни. Ничего подозрительного не заметил. Эфирное зрение тоже ничего не показало. Видимо, налётчики решили, что в квартире никто не живёт (она, и правда, выглядела пустующей) и уехали.
Комната, где я собирался встречать посетителей, совсем не походила на приёмную знатного человека. Старый полупустой книжный шкаф, стол с отбитым углом, керосиновая лампа, закоптившая потолок. С другой стороны, посетители тоже были неприхотливыми.
Ещё не было пяти, когда начали приходить кандидаты.
Первым явился здоровый рыжий малый с кудрявой шевелюрой. На вид ему было лет двадцать пять, он смотрел исподлобья, на его широком угрюмом лице не было и следа интеллекта. Костюм неплохой, новый, но сидит, как на корове седло. Эфирное тело светится не слишком сильно.
— Здравствуйте, ваше благородие, — подобострастно протянул вошедший басом.
— Здравствуй. Представься.
— Тимофей Кузин, ваше благородие.
— Меня зовут Алексей Дубровский. Столбовой дворянин. Я набираю на службу стражников. Ника Ивановна рассказала об этом?
— Говорила, ага.
— Садись, расскажи о себе. Откуда ты, где работал?
— Я с детства живу на Прудовой улице, ваше благородие, — парень тяжело опустился на стул, который скрипнул под его весом. — С детства у меня силу нашли, но в приют не отдали. Я в гимназии учился, потом работал грузчиком, потом склад сторожил.
— Что умеешь? Какими эфирными техниками владеешь?
— Умею человека голыми руками приткнуть. Могу голову сломать или в душу дать. Всё умею, что надо, — рыжий аж приосанился. Чувствовалось, гордится своими навыками. — А ещё меня пули не берут, ваше благородие. Однажды из шпалера вот прям сюды засадили, — Тимофей ткнул себя в грудь. — И ничо. Даже не ранило.
— А сам стрелять умеешь?
— Умею! Шаплер есть собственный. Только руками всё-таки надёжнее.
— На войне не был?
— Нет, ваше благородие. Не взяли.
— Да ладно. Прятался, поди?
— Да, ваше благородие, прятался. Нельзя нам показываться властям, иначе и на дачу царёву можно поехать, а то за буграми сгореть.
— Чего? Говори нормально.
— Извиняйте, ваше благородие, это я так… говорю, можно на каторгу попасть.
— Это точно. Только грузчиком и сторожем работал? И всё? Мне кажется, врёшь. Наверное, и воровством промышлял, а?
— Вот крест, правда! — размашисто закрестился Тимофей. — Я уже два года как склад сторожу с вином. Воровством никогда не промышлял. Но драться случалось, чего греха таить? С Дорогомиловскими не раз бились. А воровством — не было такого.
— Почему решил ко мне пойти?
— Ника Ивановна обещала, что сто рублей платить будете, я и пошёл. Я ж много умею. Вам такие нужны, я слышал.
— Это ещё заслужить надо. Во-первых, тебя придётся многому научить. На время обучения — пятьдесят рублей, не больше. А потом — посмотрим.
— И то хорошо! А дворянство мне дадут?
Я чуть не прыснул со смеху, еле сдержался. Этому чучелу дворянство сразу подавай!
— Ходатайствовать о получении дворянства можно лишь по истечении пятнадцати лет верной службы, — проговорил я, стараясь быть максимально серьёзным.
— Так я буду верно служить!
— Посмотрим. Телефон у тебя есть?
— Никак нет, ваше благородие. Отродясь не было.
— А как связаться с тобой?
— Так вы телеграмму напишите или письмо.
— Понятно, — вздохнул я. — Ладно, диктуй свои имя, фамилию, отчество и на какой адрес телеграмму слать. Если решу тебя взять на службу, оповещу.
Парень сказал, что велено, и мы с ним распрощались.
Не сказать, что я был в восторге от первого кандидата. Грузчик и сторож, который на досуге кому-то головы ломает. Прекрасный человек. Таких-то в моей страже и не хватало. Но если говорить серьёзно, мне не слишком-то хотелось иметь дело с подобными личностями. Не было к таким доверия. Но даже если он и окажется верен своему новому работодателю, мне, то бишь, придётся долго возиться, чтобы хотя бы азам научить. Да и слаб он, тренировать надо. Года через два, может, толк и получится.
А с другой стороны, запросы у таких небольшие. Нормальному стражнику приходилось платить двести-триста рублей в месяц, а эти за сто соглашались работать.
Следующим вошёл щуплый паренёк, сжимавший в руках со сбитыми костяшками кепку. Этот и вовсе закончил два класса церковно-приходской школы, работал на заводе, потом — вышибалой в кабаке. Раньше вечерами грабил прохожих. Уверял, что бросил это дело, но мог и врать. Он мне показался хитрым, изворотливым, взгляд постоянно по сторонам бегал.
Следующие три кандидата оказались не лучше. Все — с Пресни, все — с криминальным прошлым и настоящим, все прятались от властей, будучи незарегистрированными эфирниками.
Когда собеседование закончилось, и последний соискатель ушёл, я позвал Нику, вручил ей лист бумаги с данными парней, и велел на следующей неделе собрать их всех, кроме второго (уж очень мне его бегающий взгляд не понравился), рассказать условия и отправить на обучение в Ярославль. А дальше смотреть по обстоятельствам.
В академию вернулся поздно — уже десятый час был. Стал готовиться к завтрашнему дню, но тут затрезвонил телефон. Когда я поднял трубку и услышал голос Виктора Оболенского, сразу же подумал, что речь пойдёт о Лизе.
— Здравствуйте, Виктор Иванович, — поздоровался я. — Чем обязан вашему звонку?
— Алексей, сегодня утром на дом в Приозёрном совершено нападение. Я очень рад, что вы и Елизавета покинули усадьбу прежде, чем это случилось. И всё же произошедшее всех нас очень обеспокоило.
— Нападение? — переспросил я. — Кто-то пострадал? Кто посмел это сделать?
— Дружинник Шереметевых. Эти негодяи сильно избили дворецкого, и он скончался, прежде чем мои люди успели приехать.
—