Чего он ждёт, Твердислав понять не мог. Гордость не позволяла больше задавать вопросов о Джей, хотя внутри всё сжималось от странной, неведомой раньше боли.
Когда тяжко, когда слишком много дряни лезет в голову, гласила несложная мудрость кланов, — выйди в поле, натяни лук, и пусть оголовки стрел твоих отведают ведунской крови!
Так он и поступил.
На пятый день, облачившись в полное боевое, навесив на шею тяжеленную плюющуюся огнём железку (всё, на магию и меч надежды мало!), он отправился туда, где мрачные чёрные иглы небоскребов обернулись скалами… нормальными, живыми скалами с живым лесом в седловинах и упрямыми деревцами в расщелинах. Где рычал могучий огр… “Пожалуй, не стоило его убивать. Ты использовал не все ещё слова, а уже схватился за оружие, — укорял себя Твердислав. — Ты мог бы о многом поговорить с девчонкой… Ведь даже с Ведунами можно найти общий язык, если очень захотеть!”
Исайя рассказывал, что прорыва фронта тогда так и не произошло. Умники слегка потеснили своих противников, но не более. Эстерра приняла бой на земле. Подтянувшиеся резервы Колдуэлла и Шимана вступили в дело на верхних ярусах. Драка выдалась жаркой, Умники накрыли-таки Сенсорным облаком один из обороняющихся взводов, однако Эстерра бестрепетной рукой отдала приказ всем огневым средствам бить по этому квадрату на поражение, и смертельный туман трусливо уполз обратно в своё логово.
Нет нужды говорить, что взвод полег полностью. Эстерра получила награду и ушла на повышение.
Вновь начиналась вялая позиционная война. Строились новые доты, помпы качали бронепластик, роботы-строители во множестве выпекали защитные щиты, делали бойницы, бластерные и огнемётные гнёзда, наращивали перегородившие улицу баррикады, пытались исправить подходящие к передовой трассы монора, особенно пострадавшие от Кочрадова заградительного огня, наглухо заваривали люки — входы в подземные коммуникации. Умники же, оправдывая свое прозвище, ещё в самом начале мятежа сумели ловко стереть из вражеских компьютеров все планы подземелий; с тех пор отыскать входы туда удавалось лишь случайно.
Твердислав не воспользовался монором. Не стал он и спускаться на землю — очень уж велик был риск получить полновесный плазменный заряд от слишком длительного автомата, которому и опознаватель “свой-чужой” не указка. Он шёл длинными, изящно изогнутыми мостами, перекинутыми через бездонные пропасти улиц. Шёл теми самыми террасами, где всегда, казалось, царит поздняя весна, пора самого яркого цветения. Невиданные цветы раскрывали непропорционально большие венчики, яркие мясистые лепестки должны были бы услаждать взоры — однако именно так выглядели хищные деревья-птицееды на Южном взморье, судя по рассказам вождя соседнего клана Лайка. Самому Твердиславу там побывать не удалось — но Лайк тем и отличался, что никогда ничего не приукрашивал и не присочинял, если речь шла о жизненно важных для соседей сведениях.
Птиц юноша не видел здесь ни разу. Исайя говорил — они остались только за городом, в лесах. Вот куда бы хорошо отправиться. И уж там поговорить с Умниками, как это он умеет — по-честному, грудь на грудь, меч против меча! И, быть может, тогда ему удастся наконец разорвать эту липкую паутину непонимания — зачем и для чего он оказался здесь, почему Великий Дух назвал Умников врагами и почему лишил его, Твердислава, необходимейшего оружия, если хочет, чтобы вождь выполнил свой Долг?
Верный старым привычкам, Твердислав пустился в путь с восходом. День не так долог, как в первую половину лета; но до заката успеть можно многое. Террасы и мосты оставались пустынными. Мигали, светились и переливались надписи, приглашая, завлекая и зазывая. Твердислав на них не смотрел. У каждого клана свои игрушки и свои забавы. Он слышал, что в некоторых Морских кланах любили жестокие кулачные бои, у Петера — развлекались метанием камней в цель и лазанием по неприступным скалам (смельчаки частенько срывались и разбивались насмерть, но других это почему-то не останавливало), Мануэл превыше всего ставил песни с плясками, ну а в клане Лайка состязались в ворожбе и ещё забавлялись чрезвычайно сложными играми на разрисованных досках, передвигая разноцветные фишки.
Ни людей, ни автоматов парень не встретил. И это понятно. Под элегантными мостами пролегли толстые серые трубы соединительных тоннелей, по которым в иглы-дома доставлялось всё необходимое. Каким образом — бывшему вождю было неинтересно. Это не его мир. Он здесь только потому, что таково слово Всеотца.
Утром, на рассвете, когда ещё не стянулись со всех концов неизменные серые тучи, чёрный город казался даже красивым. Блестели крупные серебряные капли на широких пальмовых листьях; мирно жужжала летучая мелочь вокруг алых, малиновых, жёлтых цветов; самое место для фейных танцев.
Но здесь не было фей. И гномов тоже не было, не говоря уж об эльфах. И нельзя было влюблённым в самую короткую ночь Месяца Песен постоять, обнявшись, в светлой роще, внимая дивным звукам фейного хора. Нельзя было… много чего нельзя было. Собственно говоря, Твердислав не слишком понимал, зачем соотечественникам Исайи вообще жить, если жизнь для них — одна лишь бесконечная борьба за существование. В кланах всё было иначе. Даже на Летучие Корабли уходили с радостью и Верой. Впереди ждал Всеотец и Великий Долг, — который надо было выполнить во что бы то ни стало.
Вождь шёл упругим охотничьим шагом, с носка — на пятку, с носка — на пятку. Пока нет привычки, так ходить — сущее мучение, зато когда приноровишься, уже и непонятно, как можно было по-другому. Медленно поднималось солнце. Мало-помалу город просыпался; а от недальней уже линии фронта донёсся глухой взрыв.
Вот и приметная развилка монорных трасс. Вот появился угрюмый, отлитый из бронепластика дот. Холодный взгляд автомата-часового скользнул по Твердиславу. Мигнуло зелёным — можешь идти.
Твердислав миновал длинный мост. Ещё один караульщик. Дальше начинались испятнанные войной дома. На чёрных фасадах слепыми глазницами, уродливыми бельмами светлели заплаты из свежего бронепластика, ещё не затвердевшего. С басовитым гудением прошла тройка патрульных танков. Попискивая, пролетел быстрый серебристый зонд. Вдоль террас поубавилось зелени, то тут, то там замелькали недавно заделанные пробоины. Нарядные витрины пропали, закрытые тяжёлыми щитами. Замелькали грозные надписи, предупреждая, какой стороны лучше держаться при внезапных огневых налётах. По краям мостов потянулись уродливые броневые гребни, иссечённые осколками, латаные-перелатаные ремонтными роботами после недавнего артобстрела, как по привычке говаривал верховный координатор.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});