— А-та-та-та-та-та-та-та! — кричал Альфа и удары его сыпались непрерывно.
Агенты бросались на дерущихся сверху, тут же отлетая в стороны, но не сдаваясь. Вскоре прим скрылся под грудой ревнивых служителей БТВ.
— Альфа, — всхлипнула Котожрица, обернувшись в последний раз.
Аппендикс осадил подбегающих к ним агентов примерами из математики за четвертый класс, а третьему скороговоркой рассказал теорему о равнобедренном треугольнике. Нападающие отступили, зашипев.
Затем, он как истинный джентльмен, раскрыл перед рыцарем кошачества дверь, и нырнул следом.
— Закрывайся, — частил он, терзая клавишу на панели управления.
Котожрица с криком всадила ручку гребешка в шишку агента, который пытался затащить ее обратно. Монстр застонал, отпуская рукав, и тут дверь отсекла его голову. Бурый трофей стукнулся об пол, немного прокатившись вперед.
Аппендикс, тем временем, сорвал панель и принялся рыться в проводах, невнятно бормоча.
— Красный шлейф… синий… зеленый. Может быть эта плата? Клянусь правдой, в тот раз нужно было прочитать дальше вступления!
Котожрица встала рядом, утирая слезы.
— Что ты… ик… делаешь?
— Пытаюсь заклинить дверь, вот что! Но я не знаю, что тут нужно разломать…
Котожрица молча схватила пучок самых толстых проводов и рванула их на себя. Полетели искры. Дверь было двинулась в сторону, но потом заскрипела и встала, как вкопанная. Осталась только крохотная щель, в которую битва выстреливала свои звуки.
— Гениально, — выразился архивариус. — И как я сам не догадался?
— Меня Альфа этому научил, — Котожрица была мрачна как реквием. — Он мне как… Аппендикс, мы должный найти Только Воздающего! Никакого отдыха, бежим прямо сейчас.
— Никакого? — с надеждой переспросил архивариус, уже начиная сползать по стене.
— Поднимайся на ноги, солдат! — приказала рыцарь, небрежно вытаскивая гребешок из головы. — Мы, стрелять, единственная надежда нашего друга!
* * *
— Твое невежество изнуряет.
Аркас сидел один посреди каменистой степи, а на него, не мигая, смотрела галактика. Ее глаза помаргивали далекими светилами. Дыхание ощущалось в камнях. Мысли роились в разноцветных туманностях.
— Ты понимаешь, к чему стремишься?
Журналист услышал скрежет камней. Кто-то подошел к нему сзади и тоже сел. Спиной к спине. Человек почувствовал узкие лопатки. Легкую дрожь.
— Есть ли в твоих действиях хоть какой-то смысл?
Эти вопросы беспокоили галактику. Она откликалась на них вспышками сверхновых. Даже камни шевелились, когда незнакомец вопрошал. Никасу нечего было ответить на них. Разве что:
— Я хочу выбраться.
— Откуда? — сразу же спросили позади.
— Из этого положения.
— Каково твое положение?
— Я галлюцинирую. Я болен.
Дрожь усилилась. Невидимый собеседник то ли плакал, то ли смеялся. Аркас подумал, что, может быть, тот просто умирал.
— Как я буду сражаться с тобой Никас Аркас? Как, если ты не враг мне?
После этого они долго молчали, наслаждаясь тишиной. Каждый по-своему. Галактика тихо звучала, дожидаясь продолжения диалога.
— Ты Одиночество? — спросил Никас.
— Я всего лишь его Пророк, — скромно отозвался незнакомец. — Меня обзывают именем страсти, просто потому, что не могут постичь ее суть. Ты можешь называть меня как хочешь. Но из вежливости, я предложу тебе свой вариант. Например: Максиме.
Только после этого Никас понял, что, почему-то не смог сразу уловить тембр голоса. Ему отвечала женщина. Голос был хрипловатый, но приятный.
— Красивое имя, — произнес Никас с какой-то рефлекторной галантностью. — Означает…
— Большинство, да. Многим хочется назвать себя самым одиноким человеком на земле. Они думают, что это титул, влекущий привилегии. Общество, похоже, обязано выплачивать им компенсации за уединенность. Но одиночество им даже не снится. Они всегда в мыслях о ком-то. Истинная заброшенность, это отречение от всех надежд. Самопомазание на путь в абсолютной глуши. Где последний маяк… стоит в стороне.
Они снова замолчали. Аркас почувствовал, что Максиме коснулась затылком его шеи. Он колебался: ответить ли?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Решился.
Женщина задрожала сильнее, когда он коснулся ее бритой макушки.
— Я не знаю, что ты задумал, — прошептала она. — Но если со Дна есть выход… Найди его. Я хочу, чтобы ты дошел до конца.
— Почему?
— Потому что я хочу увидеть, на чью сторону ты встанешь.
* * *
Стало совсем невмоготу. Аркасу казалось, что его швыряет из кошмара в кошмар. Он ждал теперь не выздоровления. Вернутся в мир, где он куда-то двигался, вот чего хотел человек. Настолько знакомой ему показалась неволя, в которой он оказался.
Щербатые стены, хрустящий пол, безумие во тьме. Выход был напротив. Там застыло в воздухе пятно света, неровно рассеченное арматурой. Грудь онемела. Никас подумал, что у него останавливается сердце. Он глубоко задышал, глотая крик. Постыдный вой. Рыдания.
— Максиме, — произнес он, медленно разгибаясь.
Он сориентировал себя этим именем. Каждый раз все приходилось вспоминать заново. Кто он такой. Откуда пришел. Что здесь делает. Сложнее только вспоминать сны.
Никас зарычал в темноте, словно продрогший зверь. Девел, Альфа, Негатив. Последний маяк… Стоит в стороне. То, что между крайними точками всегда как будто заметает песком. Никас буквально постучал себе по голове, чтобы пробить скорлупу беспамятства.
— Роман… Роман!
Ему никто не ответил. Через несколько секунд за дверью что-то шевельнулось. Тяжело и неохотно. Регулируя свою жалкую позу, Никас даже не заметил как оконце робкого света — пропало.
— Кто здесь? — спросил журналист шепотом.
— Замолчи, мер-р-рзкий тестикуляр, — прорычало нечто.
Это странное обращение озадачивало.
— Кто-кто?
— Презренный носитель сексизма и оскорбительных органов.
— Я?
— Самодовольный трутень, паразитирующий на трудолюбивом женском сообществе.
— Чего?
— Считаешь меня своей рабыней?! — вдруг взревело нечто. — Мерзкий угнетатель!
На секунду мелькнул свет, — Никас спиной отыскал стену, ожидая чего угодно. Что-то металлическое заскрежетало снаружи, потом бешено ударило в дверь, нечленораздельно угрожая. Аркас приготовился к очередной драке с чем-то невероятным.
Роман выручил его и на этот раз.
— Дентата! Дентата остановись! Он не такой как остальные!
— Они идентичны! Все до одного!
— Нет, этот — друг нам. Он из меньшинств.
— Чего? — скромно переспросил Никас.
— Он смог раскрыть в себе священный потенциал женской природы!
Существо недоверчиво сопело, чем-то пощелкивая. Журналист понял, что от него ждут доказательств.
— В моем паху сосредоточено великое зло! — крикнул он воодушевленно. — Паршивая стигма, которая убивает во мне человека. Но я не сдаюсь, следуя совести.
— Ищешь ли ты в себе способность к всепрощению, которая доступна только фемине?
— Неустанно! — почти не соврал Никас.
— Понимаешь ли значение равенства между полами?
— Никаких уступок и компромиссов. Фемина — колыбель права, тестикуляры — немощные жрецы обязательств.
Его тюремщик засопел громче, утробно взрыкивая.
— Ладно, — произнесла она нехотя. — Ты можешь быть при мне. С чем ты пришел, Ригель?
— Сопротивление готово выслушать его. Пожалуйста, отопри дверь, прелестница.
Сопение участилось. Никас даже уловил в нем нотку смущения.
— А, льстец! — загремели ключи.
Камера обнажила тесноту. Защищаясь от света жестом загнанного вурдалака, Никас громко чихнул.
— До чего страшненький, — произнесла Дентата презрительно. — Выметайся.
Роман бросился к отцу. Подлез под руку и потянул вверх. Аркас осилил стоячее положение, ласково потрепав шевелюру мальчика.
— А ты неплохо импровизируешь, — прошептал тот. — Она приняла все за чистую монету.
— Для такого ушлого тестикуляра как я, это было несложно, — проговорил Никас, привыкая к свету.