— Тогда о чем вы беседовали с мальчишкой в саду, почему отдали ему два письма и до смерти напуганы?
Я оттолкнула его, он пошатнулся, но удержался на ногах. Проклиная тяжелые юбки, я подхватила их, намереваясь бежать, но он схватил меня за локоть, на этот раз очень крепко, и развернул лицом к себе. Мы стояли нос к носу, как будто собираясь поцеловаться. Я ощущала на лице теплое дыхание писца, его глаза сузились от напряжения.
— Мне очень не хотелось бы, чтобы с вами случилось то же, что и с вашим мужем, — прошептал он. — А это непременно произойдет, если вы будете действовать в том же духе, мадонна.
В этот миг на лестничной площадке над нами появилась Теодора и воскликнула:
— Вот вы где! Ее светлость ищет вас повсюду.
Как только Теодора взглянула на нас, Лука выпустил мою руку. Я сразу же подобрала юбки и, не оглядываясь на писца, на трясущихся ногах поспешила наверх.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
В ту ночь я спала плохо, перебирая все возможные способы спасения от той опасности, какую представлял собой писец Лука. Он ведь уже мог рассказать о случившемся графу Джироламо. Если так, то я обречена. Самое лучшее — встать прямо сейчас, взять на конюшне лошадь и отправиться в долгий путь до Флоренции.
Но если Лука доложил графу о моем вторжении, то к чему эта тайная встреча, зачем он предостерегал меня? Джироламо, как известно, не отличается сдержанностью и добродушием. Если бы он узнал, я уже была бы мертва или лежала бы на дыбе[8] в темнице замка Сант-Анджело.
До рассвета оставался час, а у меня так и не родилось плана бегства или защиты. Я была уверена лишь в том, что больше не буду терпеливо ждать, пока правда о смерти моего брата откроется сама собой.
Я встала в темноте, оделась и осторожно, чтобы не разбудить госпожу, склонилась над ней в поисках кинжала в ножнах, засунутого за матрас в изголовье, рядом с подушкой. Мне повезло. Катерина перекатилась во сне к середине кровати и лежала, раскинувшись, на животе. Я беззвучно вынула кинжал, опустила в карман юбки, откуда его будет легко выхватить, и выскользнула за дверь.
Слуги еще не вставали, и в коридорах было пустынно, факелы не горели. Я воспользовалась темнотой и незамеченной перешла из восточного крыла графини в западное, где находились покои ее мужа. Обеденный зал для слуг располагался в углу, на нижнем этаже. Я затаилась на почтительном расстоянии от дверей, дожидаясь в сером предутреннем тумане, когда могучее римское солнце начнет подниматься и кухарка зазвонит в большой медный колокол, созывая прислугу на завтрак.
Я с тревогой всматривалась во все силуэты, которые двигались в сумеречном свете по гравиевому двору. Мужчины шагали угрюмо, шаркая ногами и глядя в землю, мальчишки бежали к столовой, пересмеиваясь на ходу. Мой маленький гонец еле-еле брел среди самых последних, а когда подошел поближе, я увидела, что один глаз у него заплыл.
Заметив меня, он замер от страха и оглянулся через плечо, словно собираясь удрать обратно в конюшню. Я схватила его за руку раньше, чем он пустился наутек, и завела за угол дворца, где нас скрывал от взглядов других работников большой куст можжевельника.
— Анджело, что стряслось? Что с тобой?
Он отвернул от меня худое лицо, пытаясь сдержать рыдание. Огромная слеза скатилась по его щеке.
— Наверное, мадонна, мне больше нельзя разговаривать с вами.
— Анджело, тебя побили? Прости меня! — Мне стало ужасно стыдно перед ним. — Только скажи, где письма, и я больше никогда к тебе не подойду.
— Старший конюший, — проговорил мальчик, после чего горько заплакал. — Вчера вечером он поймал меня, когда я хотел взять лошадь. Я сказал, что делаю это по просьбе одной придворной дамы графини, но он не слушал и побил меня. — Анджело прерывисто вздохнул и утер рукавом мокрые глаза и нос.
— Прости меня, — повторила я. — Мне не следовало втягивать тебя в это дело. Ты хороший мальчик, Анджело, и старший конюший несправедливо тебя наказал. Отдай мне письма, я сама их отправлю. Монету оставь себе.
Он снова зарыдал и заговорил так быстро, что я с трудом уловила смысл:
— Не могу. У меня их нет.
Ощущая дурноту, я схватила его за тонкую руку.
— Как это — нет?
— Старший конюший отобрал письма, да и монету тоже. — Анджело покачал головой. — Он сказал, что отдаст их графу, чтобы письма доставил надежный курьер. А я теперь не смогу взять лошадь без его разрешения. Простите меня, мадонна. Может быть, они все-таки не накажут вас.
— Ничего, — проговорила я, совершенно оглушенная. — Ты хороший мальчик. Мне жаль, что ты пострадал из-за меня. Спасибо за помощь.
Разум и инстинкт самосохранения твердили, что надо бежать прямо сейчас, но я медленно брела обратно во дворец и размышляла не о кровожадном графе, его мрачном писце или пытке, ждущей меня. Вместо того я снова думала о Маттео, вспоминала его рыжевато-каштановые волосы, намокшие от пота, белки глаз, налитые кровью. Вместе с образом явилась и последняя просьба брата: «Скажи Лоренцо, что Ромул и Волчица хотят уничтожить его».
Все казалось мне до смешного простым. Эмблема Рима — волчица, а Ромул — ребенок, вскормленный ею. Кто еще это может быть, если не Папа Сикст и его жестокий сынок Джироламо?
Я вспомнила, как Карло Висконти едва не шатался от горя, вырвав из лап герцога Галеаццо свою обесчещенную юную сестру. Взгляд молодого человека горел неприкрытой ненавистью и бесконечным удовлетворением в тот миг, когда он пронзал герцога мечом.
Я несколько месяцев провела в доме убийц брата, не подозревая того. Если я начну мстить, то долго не проживу и не смогу сообщить Лоренцо, что опасность, угрожающая ему, возросла многократно. Но если я не смогу предостеречь Медичи, то хотя бы поспособствую гибели главного заговорщика и его подручного.
Этот план был поразительно нелепым, но я расхрабрилась, поскольку у меня при себе оказался кинжал Катерины. Я застану писца в кабинете и узнаю, рассказал ли он Джироламо о моем письме Лоренцо, заставлю его признаться, какую роль он сыграл в убийстве брата, прикончу, после чего отправлюсь в комнату Джироламо и скажу слугам, что у меня сообщение для графа от супруги, предназначенное исключительно ему.
Я была настолько поглощена этими мрачными мыслями, что оказалась в коридоре перед кладовой с канцелярскими принадлежностями, не помня, как пришла сюда. Старая служанка уже зажгла факел на стене и положила на место ключ. Я взяла его, подумала, что писцу следовало бы сменить замки, и открыла дверь. К моему удивлению, железный ключ от кабинета был спрятан на прежнем месте, и дверь легко отворилась после одного оборота.