написано ею, то есть мисс Мейсон. До тебя начинает доходить, малышок? Короче говоря, мы должны заполучить речугу, которую она намерена произнести на оргии в Клубе Пера и Чернил. Мы должны перехватить ее, старый конь. Схвати речугу за шиворот, Корки, старичок, прежде чем моя тетка успеет запустить в нее свои когти, и, поверь мне, она обнаружит, что в пятницу вечером страшная головная боль помешала ей поехать в клуб.
Меня охватило тягостное предчувствие, которое овладевает человеком перед лицом смертельной опасности, что деться мне некуда и спасения для меня нет.
– Но ведь уже может быть поздно, – промямлил я в последних судорогах инстинкта самосохранения. – Может быть, спич уже у нее.
– Ни в коем случае. Я знаю, какой она бывает, доканчивая свои инфернальные книжонки. Никакие отвлечения не допускаются. Уоссик, секретарь, получил инструкции отправить ей свое сочинение заказным письмом, так чтобы она получила его в пятницу утром и могла затвердить спич в поезде. А теперь слушай внимательно, малышок, потому что я продумал операцию до малейших деталей. Моя тетка сейчас у себя в коттедже в Маркет-Дипинге, Суссекс. Я не знаю расписания поездов, но наверняка найдется такой, который доставит меня в Маркет-Дипинг сегодня вечером. По прибытии я посылаю телеграмму Уоссику, подписанную «Укридж», – сказал великий заговорщик. – У меня есть полное право подписывать телеграммы «Укридж», – добродетельно пояснил он, – и в ней я распоряжусь, чтобы он отдал спич джентльмену, который зайдет за ним, чтобы доставить в коттедж, как они договорились. От тебя требуется только явиться в дом моей тетки, спросить Уоссика – отличный типус и олух, который ничего не заподозрит, – забрать манускрипт и дать деру. За первым же углом отправляешь речугу в ближайшую мусорную урну, и все в ажуре.
– Какой он удивительный, правда, мистер Коркоран? – вскричала Милли.
– Могу я положиться на тебя, Корки? Ты меня не подведешь в отведенной для тебя роли?
– Вы ведь сделаете это ради нас, мистер Коркоран, правда? – умоляюще сказала Милли.
Я поглядел на нее. Ее глаза, глаза персидской кошечки, просияли на меня – весело, доверчиво, без тени сомнения. Я сглотнул.
– Ну ладно, – сказал я хрипло.
Свинцовое предчувствие надвигающейся катастрофы давило меня, когда на следующее утро я сел в такси, которое должно было доставить меня к «Вересковой вилле» на Уимблдон-Коммон. Я пытался подавить рвущуюся наружу панику, убеждая себя, что она – простое следствие мучений, которые я испытал во время моего предыдущего посещения этого адского места, но она упрямо не подавлялась. Всю дорогу черный демон ужаса перед предстоящим сидел у меня на плече, и, когда я позвонил в дверь, мне показалось, что бес хихикнул особенно зловеще. И внезапно, стоя там в ожидании, я понял!
Неудивительно, что бес расхихикался! Меня как молнией ударило, и внезапно я обнаружил роковой просчет в гениальном плане. Не заметить его было абсолютно в духе Укриджа, жалкого, импульсивного, тупоголового осла, но как я-то его просмотрел? Вот что было особенно горько. Простенький факт, ускользнувший от нашего объединенного внимания, сводился к следующему: раз я уже посетил этот дом, дворецкий меня неминуемо узнает. Возможно, мне удастся похитить спич, но он доложит Женщине Наверху, что таинственным незнакомцем, забравшим манускрипт, был не кто иной, как гнусной памяти непотребный мистер Коркоран. И что тогда? Судебный иск! Тюрьма? Гибель многообещающей карьеры?
Я уже нацелился сбежать по ступенькам вниз, но тут дверь распахнулась, и я испытал самое сладостное облегчение за всю мою жизнь.
Передо мной стоял новый дворецкий!
– Чего надо?
Собственно, этих слов он не произнес, но он обладал парой выразительнейших мохнатых бровей, и они сказали их за него. На редкость необаятельный субъект, такой же мрачный и суровый, как его предшественник.
– Я желаю увидеть мистера Уоссика, – отрезал я категорически.
Поза дворецкого не стала радушнее, но он, видимо, понял, что со мною шутки плохи. Он впустил меня в такую знакомую прихожую, и вскоре я оказался в гостиной, где шесть пекинесов вновь меня обследовали; как и в прошлый раз, они покинули свои корзинки, обнюхали меня, выразили свое разочарование и вернулись в свои корзинки.
– Как о вас доложить, сэр?
Ну, меня так просто не подловишь!
– Мистер Уоссик меня ожидает, – ответил я холодно.
– Слушаю, сэр.
Я бодро прошелся по гостиной, разглядывая то одну безделушку, то другую. И весело напевал. И сказал пекам пару теплых слов.
– Привет, пеки, – сказал я.
Затем отошел к камину. Над каминной полкой висело зеркало. Я поглядел на свое лицо в нем и как раз пришел к выводу, что это очень даже недурное лицо – возможно, не поражающее классической красотой, но все-таки таящее в себе что-то эдакое-некое, – и тут зеркало отразило еще нечто.
Этим нечто была фигура популярной романистки, известной, в частности, своими спичами на торжественных банкетах, мисс Джулии Укридж.
– Доброе утро, – сказала мисс Укридж.
Странно, как боги, играющие нами, бедными смертными, сами обрекают себя на неудачу, слишком переборщив. Будь эта встреча чуточку менее ужасной, пусть даже самую чуточку, я, несомненно, смялся бы, как лист использованной копирки, совсем растерялся бы, начал бы, запинаясь, нести всякую чушь, так что мною можно было бы наиграться вволю. Но вместо всего этого мной овладело странное хладнокровие. Подсознательно я предчувствовал, что попозже реакция настигнет меня и, снова взглянув в зеркало, я увижу, что мои волосы обрели странную белизну, но в ту минуту мной владело противоестественное спокойствие, а мой мозг жужжал, как циркулярная пила, вгрызающаяся в айсберг.
– Как поживаете? – услышал я свой голос. Он словно бы доносился откуда-то издалека, но не дрожал и даже отличался приятностью тембра.
– Вы хотели меня видеть, мистер Коркоран?
– Да.
– Тогда почему, – осведомилась мисс Укридж, – почему вы пожелали увидеть моего секретаря?
В ее голосе слышался тот же едкий обертон, который наличествовал в нем во время нашего первого боя на этом же ринге. Однако мое необычное состояние придавало мне неуязвимость.
– Насколько я знал, вы были в отъезде, – отпарировал я.
– Кто вам это сказал?
– Об этом говорили недавно вечером в клубе «Дикарь».
Это ее как будто осадило.
– Так почему вы хотите меня видеть? – спросила она, поставленная в тупик моей находчивостью.
– Я надеялся получить от вас кое-какие сведения о вашем предполагаемом лекционном турне по Америке.
– А откуда вы узнали, что я буду читать лекции в Америке?
Я поднял брови. Тут и ребенок нашелся бы, что ответить.
– Про это говорили в «Дикаре».
Я снова ее осадил.
– Мне показалось, мистер Коркоран, – сказала она со зловещим блеском в голубых глазах, – что вы тот,