— Чего надо-то? — сел, озадаченный.
— Ты не бросишь Исвильду и всеми силами позаботишься о ее безопасности, а так же присмотришь за Галиган. Ты поклялся, — ткнул в него пальцем Орри, напоминая, что клятва была дана — она нерушима.
— Не понял? Почему я должен заботиться о твоем брате и жене? Ты куда-то собрался?
— Пока нет, но все может быть.
— А можно без оговорок, но с объяснениями?
— Нет.
— Спасибо. Загадки с утра навевают мысль, что день превратиться в одну сплошную тайну, — вздохнул Гарт, потеряв всякий сон.
— Обещаю, он будет суетным и, возможно, кто-то из нас не доживет до заката. А тайн за гранью жизни всегда хватает, — бросил Лексинант.
— Как вы добры, — скривился Гарт, вставая.
— Общий подъем, — объявил Орри и пошел будить девушку.
Сел рядом с тоской и трепетом рассматривая малышку, такую безмятежную, трогательно-беззащитную во сне, что сердце сжалось от тоски и любви. Что с ней станет без него? Отталкнет ли, возненавидит, узнав, что он замешан в ее трагедии?
Вот и вся любовь, вот и все минуты счастья.
А впрочем, за все нужно платить и за это тоже. И когда она оттолкнет его, жить ему будет незачем. Потеря репутации, статуса, замка, да и жизни — пустяк по сравнению с одной, но самой невозможной, самой непереносимой потерей — сияния ее глаз, ее доверия, ее любви.
Нет, лучше сразу в руки палача и на виселицу, только б не видеть презрения и ненависти в глазах любимой.
— Ты была и ты любила меня, — прошептал, еле сдерживая невольные слезы сожаления. — Прости меня…
Исвильда открыла глаза от легкого прикосновения к ее щеке, увидела Орри и улыбнулась ему:
— Доброе утро.
Даган зажмурился на секунду: какое счастье слышать это незатейливое приветствие из уст любимой.
— Доброе, — подтвердил, хотя для него это утро скорее было злым.
— Пора?
— Пора, — повторил эхом, а взгляд не отрывался от лица девушки, стараясь запомнить ее как можно лучше. А впрочем, Орри итак никогда не забудет ее, как не забудет этих дней рядом с Исвильдой, что судьба по щедрости своей подарила ему.
— Что-то случилось? — озаботилась девушка, не заметив, а скорее почувствовав, что с Орри что-то неладно. Тот отвел взгляд: говорить сейчас сил не было и он малодушно промолчал, дав себе еще хотя бы час пусть видимого, но благополучия.
— Нужно ехать, — встал и помог ей подняться, обнял и зарылся в волосы лицом. `Еще один вдох, еще один выдох рядом с ней. Еще минута, час, сутки. Да простит меня Господь.
Настроение, конечно, было ни к черту и Орри молчал. Хмуро обозревал лесную чащу, стараясь не смотреть на товарищей, и все крепко прижимал к себе Исвильду, словно боялся, что это последние минуты близости, последний миг в его жизни, когда она еще рядом, еще его.
Исвильда молчала, но обеспокоенная его состоянием и каменным лицом, на котором лишь глаза, больные от печали, еще жили, еще мучились и мучили ее, то и дело пыталась завести разговор и выведать причину всех этих метаморфоз.
— Что с тобой?
— Ничего.
— Неправда. Я вижу, что-то серьезно угнетает тебя.
Не надо, прошу, не спрашивай, — взмолился Орри взглядом. Но тяни- не тяни, а трусливо бегать от трудностей, пусть таких ужасающих, он не привык. Вдохнул, припав губами к макушке Исвильды, и тихо прошептал:
— Я потребую развода.
А как иначе? Какое у него право оставаться ее мужем? Он предал, он виноват в смерти ее родителей и после оставаться мужем, пятнать своей репутацией? Нечестно. Подло.
Исвильда чуть с лошади не упала, услышав заявление Орри.
— Почему? Что я вам сделала мессир?
— Так нужно.
Нужно?
Кому? За что? Зачем?
Что он говорит?
Что за блажь или наоборот, это обдуманное решение?
Но, почему?
— Что я вам сделала мессир, за что вы так со мной? — прошептала, сраженная его желанием. В голове уже зрели вопросы и появлялись ответы: она не нужна Орри, она бесприданница, неуклюжая, некрасивая, трусливая, не может оставаться его женой. Женой благороднейшего человека, верного рыцаря, отважного воина, честного человека.
— Потешились, и будет? — спросила тихо, бледнея от дурных слов, что осмелилась бросить ему в лицо. Оррик помрачнел: вот как это выглядит. Вот какого она о нем мнения. А могла ли она подумать иначе?
— Я не достоин вас миледи.
— Чушь! — выдохнула горячо. — Как ты можешь?! Кто сказал, что пары нужно подбирать по определенным канонам?! Каким, Боже мой?! Что должно служить опорой браку?! Богатство, знатная родня, положение в обществе?! Оно создает семью, заставляет биться сердце чаще при виде любимого, а может, и сама любовь вырастает лишь на золоте?! И кто решает, кто чего достоин?! — она чуть не плакала.
— Вам не понравятся ответы, миледи, поэтому их лучше вам не знать…
— Вам не дадут развод!
Оррик грустно улыбнулся одними губами: топор палача решает любую проблему.
— Я виновник ваших бед, миледи. Я предал вас и вашу семью, поэтому не было бы нечестно и неправильно оставаться вашим мужем.
— Что ты говоришь?! Как ты мог предать?!
— Лемзи просил меня присмотреть за своей семьей…
— Но умирал ваш дедушка! Разве это не веское оправдание?! Вы не могли поступить иначе, бросить родного человека! Вы ни в чем не виноваты!
— Виноват.
— Нет!
— Не спорьте, Исвильда, я знаю, о чем говорю. Я не выполнил обещание данное другу, но того мало. Я еще стал причиной вашей трагедии.
Нет, ну, каков упрямец! — начала злиться девушка.
— Вы бредите, Орри! То, что вы говорите схоже с горяченным бредом! Я понятия не имею как вы могли бы быть виноваты в том, что на наш замок напали нелюди! И если уж на то пошло, обвините себя и в эпидемии чумы! А собственно, отчего нет?! Знаете, на что это похоже? На отговорку! Я неприятна вам, я вам омерзительна?! Я бедна, глупа, некрасива. Сейчас, пока мы здесь в лесу, среди деревьев и ваших товарищей, вояк, мне нет равных, но вы же едите ко двору, полному красавиц самого знатного происхождения! Вот в чем дело!
— Что вы говорите, Исвильда? Ничего подобного мне и в голову не приходило. В парче и в жемчуге, вы будите не менее прекрасны, чем в этом потрепанном наряде пажа. Для меня вы прекрасны в любой одежде, а уж ваше приданное, вовсе не волнует меня. Если уж на то пошло, то вы должны понять, что вы наследница Де Ли, достойны лучшей партии, чем какой-то нищий бастард…
— Не смейте! Никогда не смейте так говорить о себе! Вы самый благородный из всех законнорожденных!
— И все же, я ублюдок…
— Да плевать мне на это! — рассердилась девушка, забыв манеры.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});