Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И быстро вышел.
2
Девочка заплакала, уткнув в ладони худенькое лицо. Великая богиня спустилась на землю и передала им весточку. Она не оставит их в беде!
- Слушайте меня, - сказала Аницу, глотая слезы, когда мрак снова окутал подземелье. - Великая Дила только что говорила со мной голосом вражьего воина. Она велит нам набраться сил и скоро освободит нас.
Легкий шелест тихих, но возбужденных голосов пролетел по мрачному коридору. И стало будто светлей от трогательной веры в святость и могущество Великой Пророчицы.
- Что, что она сказала? - послышались возгласы.
- Сказала, что она и Литуан велят нам есть и что скоро наступит освобождение. Давайте помолимся великой богине и возблагодарим небеса за это известие. Попросим прощения за то, что забыли в своем горе о её могуществе.
Дети опустились на колени и часто-часто зашептали слова молитвы, согревая жарким дыханием холодные стены. И голод, который был поначалу тягостным, а потом стал каким-то убаюкивающим, перешел в иное качество, слившись с ожиданием.
- Мы выполним первый наказ Дилы, - сказала Аницу, - восстановим свои силы, потому что мы нужны ей крепкие и здоровые. Мы будем помогать ей.
В темноте нельзя было различить высокую фигуру Аницу, но детям она представлялась сейчас стоящей. Все знали, что она готовилась стать жрицей по достижении пятнадцатилетнего возраста. Три года отделяло её от этого важного в её жизни события. Три года и пропасть случившегося почти навсегда перечеркнули цель её жизни.
- А как выглядел тот солдат? - спросил Тамелун, который ближе всех был к Аницу.
- Он такой высокий, выше других, - ответила она. - Я его хорошо запомнила. Может, утром он снова принесет нам известия от Дилы.
- И от Литуана.
- Да, и от Литуана. Он жив, живы и другие жрицы. И напрасно солдаты хотели перехитрить их.
Раздался смех, и дети, радуясь за уцелевших, заговорили, перебивая друг друга.
Едва рассвело, а Антоньо был уже в храме. Гонсало Муньос приспособил жертвенник под очаг, на котором дымился мясным ароматом большой котел. Еще один, такой же, стоял рядом. Стражник выудил из него мясо и с аппетитом чавкал.
Антоньо разложил на каменной скамье два десятка суповых чашек, предложив Муньосу кормить детей наверху.
- Ты встанешь у дверей, а я буду выводить их по двадцать человек.
- Хорошо, сеньор, - сказал пожилой стражник и добавил: - У вас доброе сердце.
Когда Муньос насытился, Руис разлил по чашкам бульон и, сдвинув плиту в сторону, спустился вниз. Подсвечивая себе факелом, он отыскал глазами ту девочку, которой ночью передал вести от Джулии и Литуана. Он хорошо запомнил её - высокую и более взрослую из всех, и сразу узнал. Но так старательно заученные фразы вылетели у него из головы. Единственное, что он помнил, это были слова: я друг, Литуан, Дила.
Он улыбнулся девочке и сказал:
- Я - друг.
Она встала, закивала головой... и неожиданно обняла Антоньо, тихо всхлипывая у него на груди.
- Ну, ну, успокойся... Все хорошо.
По щеке скатилась слеза и затерялась в мягких волосах Аницу, которые он нежно поглаживал рукой.
Индейская девочка плакала на груди испанского солдата, разрушившего город, унесшего тысячи жизней. А он, обнимая худенькое тельце, ронял слезы, проклиная себя, всех своих товарищей и первооткрывателя Нового Света...
Дети, шумно дуя на горячий бульон, пили его мелкими глотками, бросая взгляды на высокого солдата, который видел Литуана и саму Дилу. Правда, он не показался им таким высоким, каким описывала его Аницу. Он сидел подле них сутулый с седой прядью, падающей на покрасневшие глаза.
Гонсало Муньос только ахнул, когда увидел вылезшего из подземелья Антоньо. Не иначе как сам дьявол явился ему под землей, подумал стражник, сокрушенно качая головой.
Не узнал его и Кортес, вскочивший с гамака при виде ссохшейся фигуры друга. А Химено де Сорья приказал ему тотчас же лечь.
- Нет, доктор, единственное, что мне сейчас нужно, это прохлада в тиши уединенной лужайки.
И он ушел, резко ответив Кортесу, который собрался было проводить его, что хочет остаться один.
3
- Похоже, что-то случилось, - сказала Лори Фей Грант. Обе поджидали Антоньо в условленном месте. - Эй, Тони, что произошло? Что с детьми? - Она пожала ему руку, заглядывая в его лицо землистого цвета.
- Ничего. Все нормально. Они только что поели.
Лори облегченно вздохнула.
- Слава Богу! Тогда зачем ты надел эту маску? Выброси её, она тебе не идет. И сними парик. Клыков у тебя, случайно, нет? - она наклонила голову, дурашливо пытаясь заглянуть ему в рот.
Антоньо улыбнулся, показывая ровные, белые зубы.
- Несварение? - догадалась Фей. - Это мы мигом вылечим.
- Не вздумай, Тони, принимать что-либо из её рук. Эта ведьма подмешает тебе приворотных кореньев, а я сама на тебя виды имею. Пойдем, Дила-лай ждет уже давно. И улыбайся, приятель, улыбайся, а то Литуана, чего доброго, хватит удар.
И опять в лагере жриц было все, как вчера; и снова Антоньо увидел ту девушку. Но в этот раз она не убежала, даже на несколько мгновений задержала на нем взгляд.
Сейчас Олла гнала от себя мысль, что этот человек - испанец, причинивший столько горя. Он теперь помогал, или, по мнению Оллы, искупал свой грех перед Богом. Бог, может быть, простит его, но она - никогда! Хоть он и не был сейчас похож на воина - в широкой белой рубашке и высоких сапогах, но все же ей чудились на нем блистающие доспехи, сплошь забрызганные кровью её братьев и сестер. И ничего не значили его большие серые глаза, в которых застыла усталость; и нервные руки, не находящие себе места; согбенная бременем содеянного фигура тоже не претендовала на снисхождение и тем более прощение. Но все же весь его облик целиком рождал в глубине души некое подобие жалости.
Жалости?! Оллу даже передернуло от невольного доискивания в этом человеке чего-то положительного и оправдательного. "Да, именно жалости, брезгливо вывела она формулировку своих наблюдений. - Он жалок, его никчемная жизнь закончена, пусть даже он раскаялся. Неужели он сможет жить дальше, нося в себе неподъемный камень вины? Да, он вдвойне жалок, потому что ему приходится общаться с нами. И втройне жалок... Нет, - оборвала она себя, - хватит. Если разбираться в этом испанце до конца, то придется вспомнить, что он помог Литуану спастись, и мне помешает это ненавидеть его. Потом придется учесть его помощь в освобождении детей. Так можно и зауважать его". Олла покраснела от собственных мыслей и ошпарила испанца ненавидящим взглядом.
Антоньо, наконец, оторвал взгляд от девушки и перевел его на Джулию, подходя к ней ближе.
От внимательной Лори не укрылись ни те, ни другие глаза, и она многое прочитала в них. Положив руку на плечо Антоньо, с которым они были одинакового роста, она предложила молодому идальго сесть.
- Здравствуй, Тони, - поздоровалась подошедшая Джулия.
- Ах, да... - он досадливо махнул рукой. - Простите меня. Здравствуйте.
- Плохо спали?
- Да, неважно.
- Вчера я не заметила твоей седой пряди. Она тебе к лицу.
- Седой? - Антоньо тронул волосы и попытался улыбнуться. - Вы о волосах? Это давно, это...
- Тебе не обязательно рассказывать, - сказала стоящая позади Лори, которая не далее как вчера отметила исключительную черноту его шевелюры.
- Да, конечно. Детей сегодня накормили, а вчера ночью я передал им ваш наказ. Они очень обрадовались. Их не будут водить на работу дней шесть-семь, это приказ командора. Я попросил разрешения - все равно я раненый и от меня нет никакой пользы, - присматривать за детьми и следить, чтобы их вовремя кормили.
- Отлично, Тони, молодец! Это то, что нам нужно, - Джулия хлопнула Антоньо по плечу, а её глаза сверкнули радостным огнем. - Лори, свистни-ка сюда Тепосо и Литуана.
Лори, сунув два пальца в рот, мгновенно выполнила приказ.
- Дура! - не выдержала Джулия, у которой заложило уши.
- Согласна, - повинилась Лори и пошла в шатер, где отдыхал после ночного дозора Тепосо.
Вождь, подложив под голову руку, мирно спал. Литуан уже был на ногах, разбуженный голосами, а затем - разбойничьим свистом.
- Еки - о'кей, - продемонстрировала она священнику знание языка альмаеков. Еки значило - дети.
Литуан повернулся к Альме, который находился у изголовья Тепосо, и прочитал короткую молитву.
Теперь жрицы не исполняли обряда присутствия - Дила распорядилась так. Коли её вызвали и она здесь, то постоянное сидение возле Бога становилось необязательным. Кто хочет помолиться - пожалуйста.
Лори присела возле Тепосо и стала тормошить его.
- Вставай, тренер, Великая и Могучая Дила вызывает тебя.
Тепосо недовольно заворочался и открыл глаза.
- Опять ты? Ну чего тебе?
- Я же сказала - тебя призывает к своим ногам Дила.
- О, сеньор Иисус!
- Давай, давай, тренер, - торопила его Лори.
- Слушай, почему ты все время называешь меня "тренер"? Что вообще означает это слово? Наверное, что-то обидное, другого от тебя не дождешься.