Он ничем не напоминал Сутоцкому об их разговоре в тылу врага, но при первом же случае попросил капитана Маракушу перевести Николая в другой взвод.
— Разведчик он хороший, но…
— Но двум медведям в одной берлоге тесно? Ладно. Так и сделаем.
Шли бои. Немцы подтягивали резервы, огрызались, и наступление замирало. Майор Лебедев все чаще и чаще писал письма в Радово, но не знал, увидит он Дусю или нет…
В дивизии Лунина все еще разыскивали без вести пропавшую группу разведчиков. Ни Матюхин, ни даже Лебедев так и не узнали, что пропавшие, приняв на себя удар разыскивавших Матюхина немцев, позволили ему выполнить задание.
Что ж, таков закон войны. Даже погибая, помогаешь кому-то выполнить приказ.
ДНЕВНОЙ ПОИСК
1
Пришли зазимки.
Небо стлалось над притихшими лесами — праздничными, раскрашенными. Высохший бурьян по ночам покрывался инеем, а к полудню посверкивал росинками. Окаменевшие глиняные брустверы траншей сочились противной, липкой слизью.
Настроение в отдельной разведывательной роте капитана Маракуши устоялось отвратное: три ночных поиска по захвату «языка» и три неудачи — восемь убитых и почти два десятка раненых.
Впрочем, неудачи преследовали не только эту роту. Гибли разведчики и в других дивизиях и полках.
Наступление выдохлось перед очень хорошей, может быть даже отличной, обороной противника, Врытые в землю литые стальные доты — «крабы»[5], дзоты, проволочные заграждения в несколько рядов — и на обычных, и на низких кольях, и внаброс. И все густо усыпано минами — извлекающимися и неизвлекающимися, нажимного и натяжного действия и еще черт-те какими.
Что делалось за этой стеной, никто в сущности не знал. Какие части занимали оборону противника, каковы их состав и вооружение, откуда они прибыли и куда собираются передвигаться? Последнее особенно беспокоило не только штаб армии, но и фронта.
Севернее оборонительного участка армии советские войска несколько раз пробовали прорвать укрепленные позиции врага и выйти в тыл уже полуокруженного с осени старинного русского города, но сделать это не удавалось.
Как только намечался успех, появлялись резервы противника, и он восстанавливал положение. Перебрасывать резервы ему не стоило особого труда: вдоль линии фронта проходили две рокадные дороги — железная и шоссейная. Из глубины, по данным дальней и стратегической разведок, резервы не поступали. Значит, они черпались за счет местных сил. Где же они располагались?
Разведывательное управление штаба фронта теребило армейский разведотдел, а замначотдела подполковник Лебедев жал на разведотделения дивизий. Но удача не приходила. Слишком чутка оказалась ночная оборона противника, слишком надежно и хитро прикрывалась она инженерными сооружениями.
Поскольку задача так и оставалась невыполненной, капитан Маракуша знал, что в ближайшие дни ему опять придется посылать людей в поиск. Ничего нового он придумать не мог и потому сделал то, что делал не раз: вызвал к себе лейтенанта Матюхина, разложил на столе карту своего участка обороны и приказал ординарцу заварить крепкий чай. Капитан готовился к долгому разговору.
После похода в тыл врага и действия во время наступления положение молодого командира первого взвода Андрея Матюхина в роте упрочилось. Когда пришел приказ о присвоении ему очередного звания, в роте одобрительно решили: «Теперь пойдет вверх… Раз уж полоса такая счастливая, значит, все, пошел».
В роте Матюхина-офицера приняли…
Пожалуй, единственным, кто не вполне разделял общее мнение, был старшина Николай Сутоцкий. Отмеченный после возвращения вместе с Матюхиным из тыла противника орденом Славы второй степени и назначенный помощником командира третьего взвода, он злился на Матюхина не без оснований.
В первом поиске погибли командир третьего взвода и разведчик. Затем за «языком» ходил второй взвод, и тоже безрезультатно. Казалось, по справедливости следующий поиск должен был возглавить командир первого взвода Матюхин, но командир роты рассудил иначе. В поиск опять пошли разведчики из третьего взвода, уже под руководством Сутоцкого, и тоже понесли потери, вернулись ни с чем.
А взвод Матюхина по-прежнему вел наблюдение на переднем крае.
Капитан Маракуша понимал, что горячий Сутоцкий кое в чем прав, но не придавал размолвке двух проверенных общей задачей и общим риском товарищей особого значения. Ему казалось, что соревнование в боевой деятельности не мешает службе. Кроме того, Маракушу смущало, что в тылу противника обстановка поисков постоянно складывалась в пользу Матюхина. Капитан отдавал должное Матюхину — он умел использовать обстановку. Больше того, капитан понимал, что молодой офицер обладает и нужной выдержкой, и чувством риска. О мужестве, смелости и находчивости Андрея капитан Маракуша попросту не думал — это необходимые для разведчика качества, без них разведчику не прожить.
Однако сейчас сложилась иная обстановка. По-видимому, им долго придется стоять в обороне, да еще перед лицом обозленного и наученного неудачами противника. Как поведет себя Матюхин в этих, привычных для большинства разведчиков условиях жесткой обороны? И Маракуша придерживал Матюхина — давал ему возможность освоиться и подготовиться к выполнению новых задач.
Предстоящая беседа позволит определить степень подготовленности лейтенанта Матюхина, в разговоре с ним проверятся и кое-какие собственные мысли. Вот почему кроме крепкого чая и карты капитан подготовил для встречи с Матюхиным еще и несколько вариантов поиска в целях захвата контрольного пленного — «языка».
2
Матюхин вернулся затемно и, получив приказ явиться к капитану, не сразу бросился его выполнять. Теперь он был не тем, утверждающим себя пареньком, прошедшим тяжкую школу войны и плена. Офицерские погоны определили его место в жизни и на войне. И он ценил это место, понимал его суть и значение и видел с него значительно дальше.
Прежде чем явиться по вызову, он почистил испачканную в траншеях шинель, хлебая суп из котелка, мысленно оценил доклады наблюдателей и, отказавшись от второго, быстро, но не торопясь и не срываясь на бег, как когда-то, пошел к командиру роты.
— Садись, — кивнул Маракуша на лавку. — Будем чай пить и думать.
— Об итогах дня доложить? — спросил Матюхин.
— Нет. В ходе беседы. — Андрей сел, снял ушанку. — Раздевайся, чаю много.