А потом он отстраняется.
— Никак, детка. Если тебя найду я — найдут и они. Так что — сама, хорошо? Ты справишься, я в тебя верю, — он снимает сумку с багажника, протягивает мне. — Все, прижмитесь к забору.
Садится в машину, заводит двигатель.
— Не воскресай, — бросает мне сквозь открытое окно. И уезжает.
Я долго настороженно слушаю, как затихает вдали шум его мотора. Бесконечную тишину вокруг. А потом бессильно съезжаю спиной вниз по забору, к которому прижималась. Это все же случилось. Мы одни. Мы свободны. И нас даже почти не ищут.
Ясмина неслышно опускается на корточки рядом со мной.
— Я солгала, Ларис.
— Ну и правильно, — отвечаю совершенно искренне. И вспыхивает надежда — безумная, на краткий миг. Что вот сейчас она скажет, что зрение восстановится, у нее же регенерация, она же не человек…
— Я больше не могу летать. Совсем.
— Здесь полеты не в моде. Будем ходить, — отвечаю ровно. Мне ее жаль — до слез, до боли, до ужаса. Я не то, что представить не могу, я и представлять-то боюсь, как ей жить теперь, сколько всего она потеряла. Но жалеть я буду потом. Вот забьемся куда-нибудь, где тепло и безопасно, скроемся, спрячемся, растворимся, и я обниму ее и буду рыдать — за нас за обеих, и выть от отчаянья и невосполнимости потерь. А пока надо действовать. Только действовать. — Идти сможешь? За руку, с поддержкой?
— Н-наверно, только… Ты не могла бы?.. Голова раскалывается, все плывет… Не могу сосредоточиться…
— Что именно, Ясь? — занятая раздумьями о том, что нам делать дальше, не сразу сообразила, о чем она просит.
— Кровь… мне бы несколько капель… чтобы дойти…
Кровь. Разумеется, как я могла забыть? И конечно я понимала, вытягивая ее из этой жуткой клетки, что кровью мне ее придется поить своей. Но здесь и сейчас?
— Ясенька, я дам, конечно. Только… ты ведь понимаешь, что нам надо убраться отсюда как можно скорее? Уехать на первой же электричке, пока нас никто не увидел. А если ты возьмешь у меня слишком много, уже я не смогу идти. Ты сможешь остановиться? Я дам потом, доберемся с тобой до этих домиков — и напьешься, я там смогу отлежаться…
— Я понимаю. Не бойся. Я остановлюсь.
— Хорошо, держи, — протягиваю ей запястье. Кладу на ее ладони. И тут вспоминаю еще об одном аспекте. — Ясь, а ты… Я надеюсь, очень бурная сексуальная оргия сейчас не планируется?
— Мне бы сейчас просто не умереть… Только обниму тебя, ладно? Так холодно…
Обнимаю ее сама. И даже сквозь одежду чувствую, насколько она замерзла. Пытаюсь прижать ее к себе сильнее, согреть. И кусает она в итоге не в запястье, а в шею. Больно и холодно, словно поцелуй снежной королевы.
Остановилась сама, не позволив мне потерять сознание. Зубы убрала, а вот обнимать не перестала, лишь положила голову мне на плечо и замерла, словно пила теперь тепло моего тела.
— Надо идти, — хрипло шепчу своей вампирше. Станция манит меня теперь не только возможностью покинуть этот жуткий город. Там есть вода. Леша сказал, там можно умыться. И напиться.
— Идем. А ты сможешь? Тебе разве не надо немного отдохнуть?
— Мы отдохнем, Яся. Потом, сейчас надо идти.
Идем. Довольно медленно, поскольку голова теперь кружится у меня, и кто кого больше поддерживает, сказать сложно. Ясмина по-прежнему может чувствовать границы предметов, или какие-то их эманации, что позволяет ей не опасаться врезаться в дом или дерево, но от мелких неровностей дороги эта ее способность не уберегает. Пару раз она запинается о камень или ветку, но твердит, что это ничего, ей просто надо привыкнуть, она научится.
А вот пользоваться Лешиным советом и ехать в летние домики она отказывается категорически.
— Нас там найдут. Сама подумай. Там никого нет, мы одни. Любой встречный нас запомнит. Мы необычны, мы выделяемся. А приедут хозяева домика? Или соседи? Да даже летом приедут и обнаружат наши следы? А если вампиры? Любой пролетающий вампир нас почувствует. Двое в безлюдном месте. Достаточно лишь присмотреться — и нас найдут.
— Так может, и хорошо? Сюда летит Анхен, ведь верно? Владыке доложат, что все погибли, он сам пошлет сюда Анхена разбираться. И гнев его против людей направит и открытого неповиновения избежит. Вот Анхен нас и найдет. Нам ведь сейчас и нужно найтись, у нас выхода нет, тебя спасать надо.
— Нет, Лара, нет! Пожалуйста! Только не рядом с границей! Искать будет не только Анхен! Ты подумай сама: были взрывы, да. Еще пожар. Но фрагменты тел должны были остаться. Хоть что-то. А там же ничего нет, там пусто!
— Но… если приказ был «сверху», то особо искать не должны. Как и расследовать. Проще сказать, что никто не погиб, а меня так и вовсе не было, — отвечаю нерешительно. Если Яся явно почувствовала себя лучше после кормления, то я, напротив, шла из последних сил, голова кружилась, мысли путались. Приходилось делать усилие, чтобы сосредоточиться. — Они же Леше верят, зачем им перепроверять?
— Про меня приказа не было. И пока они не найдут хоть что-то, что можно счесть за мой труп, они будут предполагать побег. А сбежавший вампир для них… ты, думаю, представляешь. Будут искать. Нам нужен город, Лара. Многолюдный город.
— Но многолюдный — значит, нас многие увидят, — все еще сомневаюсь я.
— Чем больше людей — тем меньше они обращают внимания друг на друга. Ара любила большие человеческие города. Говорила — там можно ходить, не скрывая силу, и все равно никто ничего не видит и не чувствует. А впрочем… мне ведь и скрывать больше нечего, — вспомнила она. И сразу как-то сникла, растеряв и напор, и инициативу.
А перед нами открылась площадь, небольшая, но освещенная. И вывеска вокзала на другой ее стороне. Площадь была пуста, но переходить ее под ярким светом фонарей было страшно. Обойти ее по краю, держась в тени домов, казалось безопасней. Но сколько это лишних шагов! Вздохнула, и решительно двинулась напрямик.
Здание вокзала было безлюдно, и оттого наши шаги отдавались в нем особенно гулко. Расписание заметила сразу, и первым делом рванула к нему. Как ни сильно хотелось пить, покинуть это место хотелось еще сильнее, и пропустить ближайшую электричку за водными процедурами казалось смерти подобным.
Если часы над окошком кассы работали правильно, ближайшая будет лишь через полчаса. На Пермь. А вот из Перми ожидалась через сорок восемь минут. И это оказалось самым весомым аргументом в выборе направления. Дачные домики отменялись. Мы ехали в город.
А дальше я пила и не могла напиться. Прямо из-под крана, в маленьком вонючем туалете. Самую мерзкую воду, которую мне доводилось пробовать в жизни. Но даже от нее мне становилось лучше. Проходило головокружение, успокаивалось сердцебиение. И я набралась, наконец, смелости взглянуть Ясмине в лицо.