— Да. Здесь я умираю. Там помогут…
Не теряя более времени, он подхватывает ее на руки.
— Помоги, — бросает он мне.
Я хватаюсь за край сети, открывая проход для них как можно шире. Он пролезает, передает мне фонарь:
— Не отставай.
Дальше почти бегом по темному ангару к его машине. Он ставит Ясю на землю, распахивает багажник. Да, размеры тут не вампирские.
— Не знаю, как вы поместитесь тут вдвоем, но другого плана у меня нет. И времени тоже.
Поместились. Жить ужасно хотелось.
— И дальше — ни звука. Что бы ни происходило. Пока не выпущу.
Потом тишина. Он, должно быть, куда-то уходит. Какие-то звуки вдали, словно что-то там перетаскивают. Лязгают ворота гаража. Хлопает дверца, машина чуть вздрагивает, принимая водителя. Выезжает. Недалеко, на двор. На нас обрушивается шум, жар, отсветы. Взрывом дело не кончилось, тут вовсю полыхает пожар.
— Есть кто пострадавший? Я довезу до больницы.
— Да, есть один!
— Каховский, шляется по ночам, где не попадя!
— Ребята, тащи!
— А может ну его, Лех? Скорая заберет. Чего машину-то пачкать?
— Нужна нам тут Скорая. Загружай! — командует Леха. — С девчонкой что?
— Не нашли пока. Не удивительно, так рвануло. Там, может, и искать-то нечего.
— Я мигом, — и машина трогается с места, сначала медленно, потом, видно, выехав на дорогу, мчится уже изо всех сил.
И тут нас оглушает еще один взрыв. За ним еще, еще.
— Что это? — доносится голос Каховского. Не сильно, выходит, пострадал. В сознании.
— Гараж. Ворота ж я не закрыл, не до того было. Да и ребятам не до того, пожар тушат. Вот искра, видать и попала. А там же, сам знаешь, горюче-смазочных… — Леха присвистнул. — Никакой техники безопасности. Вот и рвануло так, что на весь город иллюминация.
— Ты! — в голосе Каховского зазвучали явные обвинения.
— Что я, Никитушка?
— Ты выходил из гаража. И встречу мне в том крыле ты среди ночи назначил. А сам не пришел. Я из-за тебя…
— А на словах, дорогой друг и товарищ Каховский, — бесцеремонно перебивает его Леха, — велено передать: еще раз рот свой не по делу откроешь… или вздумаешь ругать свое руководство… или руководство всей нашей страны… и баллон с бытовым газом неожиданно взорвется прямо у тебя под кроватью. Мысль ясна?
Пауза.
— Не слышу, — настаивает Леха.
— Более чем, — бурчит писатель.
Больше они не разговаривают.
Дальше больница, где Каховского выгружают, а мы долго ждем, пока Леха обговаривает с медперсоналом какие-то формальности. Затем вновь стремительно несемся куда-то. Останавливаемся.
— Вылезайте. Быстро.
Быстро не выходит, от долгого лежания в неудобной позе руки-ноги затекли, он помогает. Мы в каком-то темном проулке, фонари здесь не горят, фары Леха тоже выключил. Холодный ветер заставляет зябко поежиться. Этот апрель был весьма нежарким, в одной рубахе я быстро закоченею.
— Держи, — Леха протягивает мне куртку. Не мою, но почти по размеру. — Косы спрячешь под капюшон, при первой возможности — срежь, ты с ними слишком приметная. Штаны бы тоже лучше сменить. Но на подругу я не рассчитывал, поэтому — пока оставляем, ей нужнее.
На закрытый багажник Леха водружает матерчатую сумку на длинном ремне, достает оттуда спортивный костюм, протягивает мне:
— Помоги ей переодеться. Второй куртки у меня нет, но хоть так.
— Мне не холодно, — подает голос Ясмина.
— Ты не должна бросаться в глаза. А твоя одежда слишком нездешняя, слишком легкая и слишком грязная. И было бы неплохо, чтоб ее обгорелые обрывки нашлись в гараже.
Яся тут же стягивает через голову тунику, снимает брюки.
— Хоть отвернулась бы, — недовольно бурчит Леха. — Знает же, что я здесь.
— Возьми, — она протягивает ему вещи.
Он отходит, чтоб бросить их в салон. И не торопится возвращаться обратно. Ждет, пока она оденется.
— Здесь темно, Леш, — подаю голос я. — А вампирам не стыдно. Даже зрячим и при ярком свете.
— Я не вампир… Да, вот еще, — с козырька над водительским сиденьем он снимает солнечные очки, протягивает мне. — Одень ей. Не стоит такое всем показывать. При станции есть туалет, умой ее там хорошенько, ее лицо…
Не договаривает. А я понимаю, что лицо вампирши сегодня еще не видела. Все во тьме, в неровном свете фонаря. Да и там она была ко мне спиной.
— На станции? — решаю сначала разобраться с насущным.
— Да, здесь недалеко. Теперь слушай внимательно. Вот деньги, — он протягивает мне небольшую пачку. — Это очень немного, экономь. В сумке кое-что из вещей и немного еды. Тоже твое. Сейчас вы выходите вон там, на углу, и идете налево. Минут через пять придете на станцию. Там электрички. Вам нужна та, что идет из Перми. Отъедете на четыре остановки. Там летние домики сплошь, еще холодно, они все пустуют. Замки в них хлипкие. Сможете чуть отдохнуть. Граница там совсем рядом, даже ближе, чем здесь. Проводишь ее немного, покажешь направление. Думаю, по прямой она долетит. Долетишь? — он все же решается обратиться напрямую к вампирше.
— Да, конечно. Мне только в нее влететь. А дальше она меня зафиксирует и вызовет наш патруль. Обо мне позаботятся.
— Хорошо, — было видно, что слова Ясмины его успокоили. Он все же не был уверен, что поступает верно, отпуская ее. — Дальше, — он вновь оборачивается ко мне. — Садишься на электричку и едешь в обратную сторону. В Пермь. До конечной. Это город большой, в нем легко затеряться. Запоминай адрес. Улица Осипова, дом 16, квартира 8. Скажешь, Леха тебе письмо должен был оставить. Тебе отдадут конверт. В нем паспорт с твоей фотографией и деньги.
— Леш, деньги ты мне уже дал, спасибо…
— Не дрейфь. Мне просто те ребята сильно должны, вот возвращают. Часть деньгами, часть документами. Паспорт почти настоящий, проблем быть не должно, но лучше не попадать в ситуации, когда его станут проверять слишком пристально. Это понятно?
Киваю.
— Дальше уезжаешь. Как можно дальше. Как можно незаметнее. И никогда и никому не даешь повода заподозрить в тебе иностранку. Искать тебя не должны, ты погибла. Идея с твоей смертью не моя, ее озвучили сверху. Просто будь умницей и не воскресай. Не подводи меня. Договорились?
Вновь киваю.
— А как ты потом найдешь меня?
Он неожиданно резко делает шаг вперед, прижимая меня к машине. И впивается губами в губы. Не грубо, нет. Скорее, отчаянно. А потом — просто нежно. Очень долго и очень нежно он целует меня там, в темном глухом проулке на холодном ветру. А я отвечаю. Потому ли, что бесконечно ему благодарна, или потому, что мне просто приятно, мне нравится вкус его поцелуя, его губы на моих губах, его руки, сжимающие мне плечи.