по быстро движущейся дуге. фаэримм развернул к ней свою огромную пасть.
Вала прыгнула прямо на него, размахивая темным мечом для яростного удара двумя руками. Она услышала треск чешуи и почувствовала, как лезвие рассекает плоть. Пара рук фаэримма схватила ее за горло и начала сжимать. Она повернула лезвие и начала протаскивать его сквозь тело твари. Колючий хвост изогнулся дугой, лязгнул о ее заднюю пластину и отступил, чтобы попытаться снова.
Вала оттолкнула руку фаэримма от своего горла только для того, чтобы ее заменили еще две. Ее зрение начало тускнеть, и ее правая нога взорвалась огненной болью, когда хвостовой шип пронзил ее броню и начал закачивать свой яд в ее тело. Она высвободила свой темный меч, взмахнув лезвием вверх через два фута сухожилий и плоти. Ее зрение потемнело до чего-то более темного, чем черное, и живот Валы внезапно поднялся к груди. Горький холод обжег ее плоть, и наступила бесконечная вечность падения. Она почувствовала тошноту и слабость и не слышала ничего, кроме стука собственного сердца, замедлявшегося с каждым ударом, а потом и этого не стало.
Первым намеком Валы на то, что она не ... ушла, был запах крови. Вторым была боль. Что-то застряло в ее ноге, удерживая все ее тело за большую мышцу бедра и щелкая по кости. На мгновение ей показалось, что она мертва и находится в Девяти Адах, не помня, как оказалась там. Затем она увидела огромного, янтарного цвета фаэримма, лежащего на полу над ней-нет, внизу, и вспомнила драку в святилище.
Валы в святилище не было. Среди четырех захваченных книг заклинаний и огромной кучи восстановленной магии, которую они с Коринеусом свалили в углу, была одна открытая книга, плавающая в зеленом поле заклинаний, и несколько полок с аккуратно разложенными реликвиями. Вдоль стены были выстроены спальные места рабов разума, а над дверью висел символ защиты, который удерживал ее союзника-баэлнорна на расстоянии. Но больше всего ее поразил сам шипастый, лежащий неподвижно и выпотрошенный на полу под ней, его длинный хвост не давал ей взлететь к потолку из-за болезненного шипа, застрявшего в бедре. После нападения Валы существо попыталось телепортироваться в безопасное логово и прибыло мертвым. По крайней мере, она думала, что он мертв. Она опустила руку, чтобы освободиться, или, скорее, попыталась опустить ее. Тело не двигалось в ответ на ее волю, как и ее ноги или шея, когда она проверяла их, или даже ее язык, когда она пыталась проклясть. В конце концов, Вала знала, что сокрушительная сфера уничтожит тело Коринеуса и освободит его дух, чтобы найти одно из запасных тел, которые он спрятал в Иритлиуме, но это ей не поможет. Пока она не сломает охраняющий символ над дверью, баэлнорн не сможет войти в логово. Ничего не оставалось делать, как висеть там и терпеть боль, пока яд не прекратит свое действие.
Шадовар не замечали в Арабеле, или, скорее, в том, что было Арабелем до того, как орды газнетов превратили его в руины, но они были там. На темной стороне разрушенной башни двое смуглых каменщиков использовали теневую пилу для измерения размеров блоков. В окне пекарни гончар со сверкающими аметистовыми глазами лепил печь из темной глины. В переулке высокий и тощий плотник устанавливал дверь из черного дерева.
Никто из них даже не взглянул в сторону Галаэрона, когда тот проходил мимо с Арисом и Рухой, но это ничего не значило. Поскольку эльф, бединская ведьма и каменный великан путешествовали вместе, шадовары должен был знать, на кого они смотрят. Арис наклонился в трех футах от Галаэрона и Рухи. Хотя великан провел большую часть последних двух дней, потягивая целебные снадобья Шторм Серебряной Руки, он оставался еще слишком слабым, так что Галаэрон предпочел бы, чтобы он не наклонялся над ними.
— Это будет сложнее, чем мы думали, — тихо сказал Арис. — Я все время вижу шадовар.
Галаэрон кивнул. — Посланы следить за нами.
— Так много? — Руха покачала головой. — У шадовар есть более простые способы наблюдения, чем восстановление целого города.
— Что ты знаешь? — рявкнул Галаэрон. — С той информацией, что у меня есть о фаэриммах, Шадовары сделают все, чтобы вернуть меня.
— Я в этом не сомневаюсь, — терпеливо сказала Руха. Она указала на основание почти отстроенной башни, где фундамент был залатан той же темной амальгамой, которая служила раствором в Анклаве Тени. — Они здесь уже давно, — продолжала ведьма. Их цель здесь – сделать Кормир своим союзником, а не найти нас.
Галаэрон оглядел сначала фундамент, потом остальную часть широкой улицы и вынужден был кивнуть. Хотя на первый взгляд город все еще казался грудой обломков, очертания его прежней формы начали вновь появляться. Многие из больших зданий уже поднимались на второй или третий этаж, и в большинстве виднелись следы работы шадовар, если не в известке, то в аккуратной подгонке камней и темного дерева балконов или даже в глубине затененных оконных ниш.
— Ты, конечно, права — сказал Галаэрон, переводя свой гнев с Рухи на Шторм Серебрянную Руку. — Даже Шадовары не смогли бы сделать все это за одну ночь, и Шторм должна была это знать, когда телепортировала нас сюда.
— Скорее всего, — призналась Руха.
— Так зачем же посылать нас? — спросил Галаэрон. — Было бы более разумно телепортировать нас в Глубоководье, а самой явиться в Кормир.
— Возможно, ты сам ответил на свой вопрос, — сказала Руха. — Именно этого и ожидали бы шадовары. Или дела в Глубоководье могут быть сложнее, чем мы думаем. Мне дали понять, что сестра Шторм, Лаэраль, дружит с шадоварами.
— Больше ничего не говори, — проворчал Галаэрон.
Реакция Шторм на него в Анаурохе убедила его, насколько маловероятно, что он сможет убедить кого-либо из Избранных в чем-либо. За то, что он выпустил фаэриммов в мир, они, возможно, простили бы его в конце концов, но за то, что он привел шадовар в мир после них и отправил Эльминстера в Девять Преисподних – никогда.
— Нам лучше рискнуть с кормирцами, — признал Галаэрон.
— Значит, ты признаешь, что Шторм поступила мудро? — спросила Руха.
Галаэрон пожал плечами.
— Откуда мне знать? Но у нее должна быть лучшая надежда в Глубоководье, чем у меня. Лорд Пьергейрон, конечно, не поверит мне на