был поднят слишком высоко. Но он падает прямо к Аттерику. Я с трудом поднялся на ноги. Я был внезапно потрясен тем, что Аттерик, мой смертельный враг, был в опасности. Если стрела убьет его, я лишусь возможности отомстить за все страдания, которые он причинил мне и тем, кто был мне дорог. Я хотел крикнуть ему предупреждение, но стрела падала слишком быстро, чтобы любой мой зов был эффективен. Аттерик все еще стоял с поднятой правой рукой. Его золотой шлем и кираса, закрывавшая грудь, были ярким маяком, к которому неумолимо летела стрела. Казалось, что Аттерик приветствует смерть.
Я увидел, что тяжелый наконечник стрелы был сделан из точеного кремня, специально предназначенного для того, чтобы пробивать броню. Он прорвется сквозь податливую грудную пластину, как если бы это был папирус. Время, казалось, замедлилось. Все, включая персонал Аттерика и особенно меня, казалось, застыли, не в силах пошевелиться. Стрела размылась со своей скоростью на последних нескольких футах, а затем с металлическим звоном, похожим на звук большого колокола, ударила. Аттерика отбросило назад. Но в тот же миг, когда он был еще на ногах, я увидел наконечник стрелы и половину древка, торчащую между его лопатками. Это совершенно ошеломило его.
Затем Аттерик врезался в деревянные доски трибуны с такой силой, что некоторые из них раскололись. Он лежал без движения, пронзенный через свое злое сердце и убитый мгновенно.
Последовавшая за этим тишина была полной и абсолютной. Казалось, весь мир затаил дыхание, а потом, когда кто-то из них испустил его, раздался крик ужаса и глубокой скорби, словно мир потерял своего отца. Военный штаб Аттерика бросился вперед. Их возглавлял генерал Панмаси и ряд других его лизоблюдов и подхалимов. Один из них достал одеяло, в которое они завернули тело, не прилагая никаких усилий, чтобы удалить кремневый наконечник стрелы из жизненно важных органов Аттерика или броню, которая скрывала его голову и туловище.
Затем дюжина из них подняла труп и понесла его вниз по лестнице, которая вела от подиума к каменному зданию внизу. Оркестр заиграл плач. Массы казались растерянными и неуверенными в том, как им следует реагировать. Некоторые из них громко плакали и причитали, вырывая пригоршни собственных волос. Однако многие из них с трудом сдерживали свою радость. Они пытались скрыть это подолами своих одеяний и энергично терли глаза, чтобы заставить их слезиться.
Возможно, я был одним из немногих в этой толпе, кто по-настоящему опечалился, увидев смерть Аттерика. Я прижал к себе Рамсеса и Серрену, чтобы утешить себя, но не был далек от искренних и искренних слез.
‘Это не должно было так закончиться, - прошептал я им. - Аттерик избежал наказания, которое заслужил за свою жестокость и чудовищное зло.’
С другой стороны, Рамзес был в приподнятом настроении. ‘По крайней мере, он ушел, раз и навсегда.- Конечно, он был следующим в очереди на трон фараона. - Интересно, кто выпустил стрелу? Я хотел бы выразить ему свою искреннюю благодарность и вознаградить его за мужество.’
В толпе послышалось какое-то движение; нерешительно и неуверенно они двинулись к выходным воротам. Мы втроем присоединились к ним. Однако мы не успели далеко уйти, как столкнулись с вооруженной охраной, стоявшей там. Их резкие команды ясно доносились до того места, где мы брели, вклинившись в толпу.
- Назад! Все вы должны оставаться на своих местах. Никто не должен покидать стадион, пока убийца не будет найден.- Они повернули копья вспять и с помощью древков оттеснили толпу от ворот. - Мы знаем, кто выпустил стрелу, убившую фараона Аттерика непобедимого.’
Ворча и протестуя, мы вернулись на исходные позиции.
Серрена села рядом со мной. Она отвернулась от Рамзеса, который все еще жаловался своему соседу, сидевшему по другую сторону стола. Она говорила тихо, едва шевеля губами. Ее голос был едва слышен мне. ‘Это был не он, - сказала она.
‘Я не понимаю. Кто не был кем?- Спросил я так же тихо, принимая ее намек.
- Эта фигура в золотых доспехах не была Аттериком. - Стрела попала не в Аттерика, - повторила она. ‘Это был подражатель, двойник.’
‘Откуда ты это знаешь? Он был полностью в маске. Я схватил ее за руку и притянул к себе. Я ощутил прилив облегчения оттого, что все еще могу отомстить живому Аттерику.
‘Я видела его правую руку, - просто сказала Серрена.
‘Я все еще не понимаю, - запротестовал я. ‘А при чем тут его рука? .. Я прервал свой протест и уставился на нее. Обычно я не такой медлительный. ‘Ты признала, что рука, которую мы видели со снятой перчаткой, не принадлежала Аттерику?’
- Вот именно!- она мне ответила. - У Аттерика гладкие незапятнанные руки. Почти как у молодой девушки. Он необычайно гордится ими. Его близкие говорят, что он моет их в кокосовом молоке три раза в день.’
- Откуда ты это знаешь, Серрена?- Настаивал я. ‘Когда ты успела изучить его руки?’
- Каждый раз, когда он поднимал их, чтобы ударить меня по лицу. Всякий раз, когда он пытался открутить мне нос. Каждый раз, когда он впивался пальцами в мое влагалище или засовывал их в анус, чтобы заставить своих симпатичных парней хихикать, - горько сказала она, ее тон подчеркивал ее затянувшееся возмущение. - У человека в Золотой маске, которого поразила стрела, были грубые и мозолистые руки, как у фермера. Это был не Аттерик.
- Да, в твоих словах есть здравый смысл. Но я сожалею, что заставил тебя раскрыть такие интимные и отвратительные подробности унижения, которое он тебе нанес.’
- До тех пор, пока Рамзес не узнает о том, что они сделали со мной. Мне бы не хотелось, чтобы он это знал. Обещай мне, что никогда не скажешь ему.’
- Я даю тебе торжественное обещание.- Я знал, что это банальные слова, но крепко сжал ее руку, чтобы придать им вес.
Мы прождали один час, потом другой. Единственным облегчением, как бы то ни было, были торжественные панихиды, бесконечно исполняемые оркестром в знак скорби о кончине фараона. К этому времени ропот в толпе сменился гневом. Я слышал откровенные замечания, граничащие с предательством. Теперь, когда фараон был мертв, те граждане, которые обычно очень осторожно высказывали свое мнение о нем, были гораздо менее сдержанны.
Затем внезапно и неожиданно оркестр сменил