за ней. Шарлинта попыталась было отстраниться, но Равенель все еще не отпускал, удерживал ее взгляд. Обводил подушечкой большого пальца контур губ принцессы, дразнил, заставляя замирать в ожидании большего — поцелуя.
Это ожидание почему-то будоражило даже сильнее, чем прикосновения пальцев Икрея, пытающегося совладать со шнуровкой на платье. Близость обоих мужчин окутывала словно облаком, в котором смешались тепло и запах каждого из них. Тело от их прикосновений дрожало в нетерпеливом предвкушении, но одновременно с этим в голову лезли мысли, что происходящее неправильно, грязно и порочно. Она, принцесса, сама порочна.
Румянец горячей волной обжег щеки, то ли от стыда, то ли того, что хотелось по-кошачьи выгнуться, когда теплые, даже сквозь нательную рубашку Лин чувствовала это, пальцы Икрея, вырисовывали узоры в расходящейся шнуровке на спине. Ладони Равенеля скользнули по плечам девушки, увлекая за собой лиф платья, и остановились на запястьях, удерживая руки принцессы. Тяжелая ткань наряда скользнула вниз, оседая в ногах девушки серым облаком. Взгляд амаира прошелся вдоль нескромного выреза полупрозрачной едва ли что скрывающей нижней рубашки. Оценивающий, обжигающий. Под этим взглядом невольно захотелось прикрыться, но руки лишь беспомощно дернулись, удерживаемые мужскими пальцами.
Шарлинта почувствовала, как младшенький опускается позади нее на колени, а его ладони плавно скользят по бокам, бедрам, ногам. Принцесса невольно отшатнулась вперед, к Равенелю, буквально вжимаясь в его тело, одновременно прячась от взглядов и пытаясь убежать от рук Икрея. Ее накрыла безудержная лавина противоречивых чувств — страха, стыда, возбуждения, томления, удовольствия. Короткий всхлип сорвался с губ и потерялся где-то в складках рубашки Равенеля.
— Тише, маленькая, все хорошо.
Губы феникса привычно коснулись макушки, а его пальцы ловко выплели тонкие шнурочки отиа из волос принцессы.
— Мы не сделаем тебе ничего плохого.
Шарлинта немного неловко переступила с ноги на ногу, позволяя Икрею убрать из-под ее ступней ворох платья. Следом младшенький избавил ее и от сапожек, а потом его пальцы скользнули по ноге вверх, к краю чулка. Принцессе вновь захотелось убежать от его прикосновений, но ее по-прежнему удерживали на месте.
— Я могу сама, — едва слышно выдохнула Лин, чувствуя неловкость, страх и странную негу.
Признаться даже самой себя, что все происходящее пробуждает внутри ранее неведомые, но, несомненно, приятные, острые, слово изысканные пряности, чувства, для девушки казалось чем-то невозможным.
— А мне приятно самому, — ответил младшенький в тот момент, когда палец скользнул по границе чулка, дразня своим прикосновением нежную, ставшую почему-то очень чувствительной, кожу.
Шарлинта подняла взгляд на Равенеля — взволнованный, потерянный, робкий, ищущий. Принцессе как никогда была нужна какая-то опора, чтобы не раствориться окончательно в собственных ощущениях, не потерять себя в их тревожащей и возбуждающей сумятице. Девушка шумно выдохнула, когда вместо пальца по бедру вдоль края чулка скользнул язык Икрея. Слишком откровенно, слишком порочно, слишком жарко для маленькой амаиры. Этот зной пробегал по всему телу Лин и собирался в странный клубок внизу живота. Почему-то принцессе хотелось плакать.
— Нел, — растерянно прошептала девушка, даже толком не понимаю, что именно хочет услышать или спросить.
Но договорить она не успела. Амаир отпустил ее запястья, невесомо провел раскрытой ладонью по зарумянившейся щеке. Кожа его рук, как у любого воина, часто использующего меч и другое оружие, была жесткой и мозолистой, но это, чуть царапающее прикосновение, словно затопило Лин волной нежности. А когда губы старшего амаира накрыли ее, Шарлинта буквально вся подалась вперед, навстречу их ласковым, изучающим прикосновениям. Язык Равенеля обвел контур губ, и принцесса податливо приоткрыла их, пропуская его внутрь. А после девушка уже не могла думать и анализировать. Кто кого пил, она ли его, он ли ее. Кто от кого требовал больше, кто давал и кто получал. Где было ее дыхание, а где его. Поцелуй окончательно выбил опору из-под ног Шарлинты, и она обязательно сползла бы к ногам мужчин, если бы не вцепилась пальцами в рубашку Равенеля.
А прикосновения Икрея делали это поцелуй еще острее, еще чувственнее. Горячие пальцы скользили по коже бедер и ног, медленно спуская вниз чулки. А потом назад, наверх, к коротким отделанным кружевом панталонам. Шарлинта замерла было испуганно, когда пальцы младшенького закружили по ее животу, прикрытому лишь тонким полотном белья.
Но Равенель требовательно прикусил зубами нижнюю губу принцессы, переключая ее внимание на себя, не давая вновь закрыться, сжаться от смущения.
— Лин, — произнес старший амаир прямо в губы девушки, странным образом растягивая это короткое имя в один длинный горячий выдох.
Шарлинта даже не заметила, как Икрей развязал ленты на талии и, поддев пальцами, потянул кружевные штанишки вниз, оглаживая оголяющуюся кожу живота. Губы младшенького прижались к ямочке на пояснице принцессы, увлажняя языком тончайшее полотно рубашки, все еще прикрывающее ее тело.
— Нел, — тихо застонала Шарлинта.
Ее тело натянулось, словно струна, а внутри болезненно сжалась пружина обжигающего искрящегося томления.
— Тихо, маленькая, тихо.
Шарлинта впервые физически ощущала его зарождающуюся улыбку. Она потянулась и коснулась губами той самой, завораживающей с первой встречи, ямочки в уголке его губ.
Руки Икрея скользнули по плечам девушки, потянув за собой тонкую ткань рубашки. Но принцесса оторвалась от губ старшего амаира и испуганно вцепилась единственную оставшуюся деталь одежды, все еще прикрывающую, пусть и не особо надежно, тело.
— Оставь, — шепнул феникс младшенькому, запечатлев обжигающий поцелуй на оголившемся плечике, прежде чем вернул тонкую лямку рубашки на место.
Принцесса даже поспешила осмотреть нежную кожу, опасаясь, что на ней мог остаться след ожога, настолько реальным было ощущение прикосновения горящего пламени к телу.
— Мой огонь тебя не тронет, маленькая.
Трейвент вложил тонкие кожаные шнурочки в ладонь девушки и сам сжал ее подрагивающие пальцы в кулачок.
— Самое время загадать желание, — улыбнулся он, поймав ее чуть растерянный взгляд.
Феникс подтолкнул Лин к кровати, на которую принцесса послушно забралась. Только сдвинуться с края к подушке, под которую нужно было положить отиа, Шарлинта так и не смогла.
Она буквально приклеилась взглядом к своим раздевающимся мужчинам. Нет, принцесса еще тогда, в тронном зале Чардифа, отметила, что они красивы, а за время путешествия не раз и не два имела возможность убедиться в том, что амаиры сильны и хорошо сложены. Как воины. Но