и прошлой пары раз хватило!
– Тогда ты просто уменьшишь ваши шансы на выигрыш, – заявил Домирус.
– Это что, «Откровение души»? – поразился Стефан. – Да ты издеваешься!
Домирус самодовольно повертел диск в пальцах.
– В этой игре нельзя врать. Диск почувствует, если вы покривите душой. Совравший автоматически исключается. Когда подходит очередь игрока – бросается диск. – Планетар показал его. – Упадет белой стороной – задавать вопрос будет один из круга. Вопрос даже не нужно озвучивать: игра сама вычерпнет самое важное из мыслей игроков, и тогда придется честно ответить на заданную тему. Черная сторона означает, что игра проникнет исключительно в сознание того, чья очередь отвечать. Она может пробраться в самые дальние закоулки вашей души, вывернуть наружу то, чего вы не хотели бы видеть. Обычно появляется всё наиболее гложущее. Вопросы могут быть простыми или каверзными. Кому как повезет. Для вас главное заставить соврать меня, а это, увы, удалось немногим.
– Что за чушь? – зло высказалась Сара.
– Иного выбора у вас нет, – повел плечами Домирус. – Вы можете попытать удачу, а можете уйти ни с чем и вести поиски в одиночку.
Он повернулся к Стефану, сидевшему по левую руку от него, и протянул диск.
– Бросай.
Стефан нехотя взял диск и подкинул его. Тот упал белой стороной. Над столом взвился лиловый туман, из которого возникли буквы:
«Почему Паскаль назвал тебя Палачом, когда ты отказался убивать?»
Наверняка мой вопрос – лишь я не помнил этой подробности. Остальные же опустили глаза, словно мы коснулись запретной темы. Стефан задержал на мне прожигающий взгляд, похоже, догадавшись о причастности к вопросу, и пару раз стукнул ладонью по столу.
– Потому что я однажды очень сильно ошибся и… из-за меня погибли люди.
– Отвечай точнее, – надавил Домирус. – Это моя первая и последняя подсказка.
Стефан в злобе стиснул челюсти. Что-то шло не так, я чувствовал напряжение от Дана и Фри – ледяное и горькое.
– Я убил этих людей. Пристрелил. Нет, они не были монстрами. Да, это карается смертью. Да, я все еще жив даже после суда. И протекторы мне теперь не очень рады. Потому я и Палач.
Я обомлел от услышанного.
Дым испарился, и Домирус кивнул, удовлетворенный ответом. Над столом сгустился мрак.
Дальше шла Фри. Она недолго повертела диск, затем уронила его белой стороной.
«Почему ты помогаешь с поиском осколка, если не хочешь, чтобы старый Максимус возвращался?»
Я тревожно покосился на наставницу. Она и сама заколебалась. Мы оба все прекрасно понимали.
– Не хочу, – призналась она, наматывая прядь на палец. – Макс, прости, ты правда был неприятен. А сейчас с тобой так легко… Это ужасно с моей стороны – говорить подобное в нынешнем положении. Но мне кажется, что утрата воспоминаний полезна в первую очередь для тебя. Я когда-то потеряла себя полностью и знаю: так можно жить, это не приговор. Но мои взгляды эгоистичны, а ведь это выбор твой и только твой. Это твоя жизнь. Поэтому я и помогаю.
Почему-то мне стало стыдно и досадливо от ее честного ответа.
Я взял холодную гладкую сталь и неуверенно подбросил вверх. Попался черный.
Протекторы с интересом посмотрели на синий дым и сияющие в полумраке буквы.
«Хочешь ли ты отомстить тем, кто вселил в тебя осколок Антареса?»
– Думай над ответом, – наставляла Сара.
Я замялся. Вопрос каверзнее некуда. Дан не зря беспокоился по поводу этой игры. Еще и метающийся Антарес мешал думать – его осколок гневался и рвался, словно желал отделиться от меня. Стоит мне соврать – я вылетаю. А вдруг я не знаю, что в этом вопросе вранье, а что нет?
– Не хочу, – наконец заключил я. – Это спасло мне жизнь. Так бы я остался сплитом.
Ответ оказался правильным. Сара сделала ход, и диск упал белой стороной.
«Ты попросилась в отряд только из-за Антареса?»
– Да. Вы доказали мне, что Максимус не темный, а я не пойду против Света, – вполголоса ответила Сара, не медля ни секунды. – Существует ли еще разум Антареса или нет, его воспоминания могут помочь. И я хочу вернуть их в Люксорус неповрежденными.
Дан одним пальцем придвинул к себе диск.
– Пропустить ход или подкупить я тут никого не могу, так?
– Нет, – отрезал Домирус.
– Ладно, – траурно вздохнул Волк и отправил диск в полет. Выпал черный.
«Почему ты отдалился от нее, хотя сам говорил, что это ошибка?»
Протектор побледнел. Улыбка сошла с лица, зрачки забегали по поверхности стола, точно ища в ней поддержки. Я ощутил, как резко переменилось настроение его души. Будто посреди ясного дня ударил град. Дан не просто не хотел отвечать. Он не знал, как это сделать. Диск выцарапал из его сознания действительно скверный вопрос.
– Я… – Дан осекся. – Иного выхода не было. Так правильно для нас обоих.
Внезапно дым окрасился зеленым. Домирус лениво перевел глаза на юношу.
– Ты выбываешь.
– Значит так, да? – рассердился Дан. – А мое мнение не учитывается? Ведь это я был там, и мне лучше знать, что правильно!
– Игра не врет, – сказал планетар. – Никогда. Она стара как свет и повидала многих лжецов.
– Я не лжец!
Я впервые видел Дана настолько злым. Домирус не отреагировал.
– Так думает сердце, мальчик, а душа помнит, знает и понимает. И, похоже, сожалеет.
– А не пойти ли тебе куда подальше? – огрызнулся Дан, откидываясь на спинку стула.
– Осторожнее, протектор. – Домирус сделал ударение на последнем слове.
Диск оказался в его руке. И тут что-то случилось. Огонь во мне загорелся сильнее, а затем отступил, мерно пульсируя у горла. Образы забегали перед глазами. Я не видел в них связи, но четко улавливал посыл. Появился вопрос. Вопрос от мертвого Верховного.
А диск между тем упал белой стороной:
«На эту планету ты пришел по приказу?»
На лбу Домируса залегла морщина.
– Это был приказ от Магистрата. Терра – четвертая из целого ряда планет, которые мне приказано посетить. Но сейчас я ее покидаю.
Я медленно выдохнул, лихорадочно перебирая в голове произошедшее.
Планетар невозмутимо передал диск. Стефану выпал черный.
«Есть ли способ миновать пять минут седьмого?»
Стефан никогда не умел скрывать эмоции, отчего явно занервничал, хотя ответ был подан быстро.
– Нет, – нервно, но твердо ответил он, с надеждой бросая кроткий взгляд на дым.
Тот хранил неизменный синий оттенок. Готов поклясться, что Стефан огорчился.
Фри переняла эстафету и получила тот же самый черный вопрос. Синие клубы поднялись кверху, и перед нами загорелись слова:
«Почему ты не считаешь себя достойной звания одной из Тринадцати?»