прохладу, грудь и живот покалывало, когда он придавил меня своим весом.
Гил дрожал, его бедра прижимались к моим, одна рука опиралась на зеркало.
― Прости, что был так груб с тобой. То, что я сделал… было неправильно. Я не был… самим собой.
Мое сердце заколотилось, когда в его голосе зазвучало что-то темное и мрачное.
Мой разум был бесполезен, уже опьяненный его почти-поцелуем, но характер вспыхнул слаженно.
― Подожди… ты извиняешься за то, что занимался со мной сексом?
Гил нахмурился, его взгляд остановился на моих губах.
― Я был груб с тобой.
― Мне это понравилось.
― Я трахал тебя как животное. ― Его лоб нахмурился, когда он закрыл глаза. ― Я никогда не хотел так с тобой обращаться. Я дал обещание, когда был моложе, всегда обращаться с тобой с…
― В шелковых перчатках? ― Я пошевелилась, пытаясь столкнуть его тяжелый вес с себя. Он не позволил, прижав меня к стене еще сильнее.
― С уважением. ― Его взгляд остановились на моем. ― Мужчины ― монстры, О. Я усвоил этот урок с самого детства.
Бордель его юности.
Крики секса.
Вопли мужчин.
Впервые во мне проснулось понимание.
― Поэтому ты никогда не пытался переспать со мной, когда мы были моложе? ― Я не знала, что чувствую по этому поводу. Благоговение? Боль? Благодарность? Разочарование? ― Ты знал, как сильно я хотела тебя, но никогда не прикасался…
― Как я мог прикасаться к тебе, когда я был сыном этого ублюдка? ― Его рот сжался от напряжения. ― Я не знал, смогу ли контролировать себя, и, судя по тому, что было ночью, я был прав, когда держал свой член в штанах.
― Ого. ― Я хотела оттолкнуть его, но вместо этого обвила руками его шею. ― Ты идиот. ― Наклонив его голову вниз, я поцеловала его.
Он забился в конвульсиях, когда мой язык прорвал шов его губ, пробуя его на вкус, требуя его. Руки Гила зарылись в мои волосы, удерживая меня неподвижно, когда он открыл рот и поцеловал меня восхитительно крепко.
Тихий мир лифта, невесомость падения ― все это стало зажигательной смесью. Зеркальная тюрьма, где похоть была скальпелем, а желание ― лезвием. Потребность резала мою кожу, кровь бурлила от желания.
Наши губы скользили и скользили, наши зубы клацали, наши языки переплетались.
Его бедра толкнулись в мои. Его руки опустились на мою задницу, сжимая меня, массируя звериными лапами, прижимая меня к твердой стали его джинсов.
Лифт пиликнул.
Двери открылись.
Залитый ярким архитектурным светом вестибюль разорвал наш тихий эротический мир.
Гил оторвался от меня, отшатнулся назад с трясущимися руками и влажными губами. Я покачивалась на каблуках, тяжело сглатывая, разглаживая юбку дрожащими пальцами.
Мне удалось выйти из лифта и проигнорировать забавные взгляды двух охранников, а мое тело все еще сжималось от желания прижать к себе Гила.
Что, черт возьми, только что произошло?
Потянув меня в сторону, окутав тенью коридор, ведущий к туалетным комнатам, Гил скрипнул зубами.
― Этого не должно было случиться.
― Я поцеловала тебя. Я начала это.
― Да, но я…
― Не волнуйся, Гил. Я хотела, чтобы ты меня облапал. Мне нравится, когда ты теряешь контроль. Единственное, что мне не нравится, это когда ты извиняешься за это.
― Это не должно повториться.
― Я уже устала это слышать. ― я фыркнула. ― Это повторяется.
― Это правда.
Кинжал вонзился в мои ребра и нашел мое сердце.
― Почему ты так решительно настроен остановить это?
Его глаза искали мои, пустые и одновременно бездонные.
― Потому что я уничтожаю только тех, кого люблю. И я, черт возьми, отказываюсь уничтожать тебя.
Я потерла ноющую грудь.
― А как же мы?
Гил тяжело выдохнул, его дубленая куртка слегка скрипнула.
― Нет никаких нас.
― Мы всегда был".
― Именно из-за нас ты в опасности!
― Что ему нужно от тебя, Гил?
Его лицо осунулось, его черты не поддавались прочтению.
― Ничего.
Я пошла прочь, мои каблуки осуждающе и громко стучали по травертиновому полу.
― O. ― Его пальцы обхватили мою руку, притягивая меня к себе. ― Я не могу позволить тебе уйти. Ты не можешь быть одна. Пока я не разберусь с этим.
Раздражение перетекало в прежнюю страсть, создавая циклон неразрешенных эмоций. ― Ты забываешь, что большую часть своей жизни я прожила одна. Я прекрасно справлялась без тебя.
Я нацелилась на то, чтобы оставить синяки на нем так же, как он только что поставил синяки мне, но я не была готова к тому, как горе окрасило его лицо трагедией.
― Я знаю.
Моя битва угасла так же быстро, как и появилась.
― Ты не можешь держать в секрете то, что скрываешь. Больше нельзя. Я заслуживаю того, чтобы знать, что происходит. Ты можешь рассказать мне. Ты знаешь, что я не буду осуждать тебя. Я помогу…
― Прекрати. ― Его глаза потемнели, сверкая, как высеченный камень. ― Ты хочешь знать? Отлично. Он хочет тебя, потому что знает, что ты что-то значишь для меня. Что ты обеспечишь мое повиновение, ― Гил зарычал, как будто мог отрицать это. ― И он прав.
― Гил, я…
― Я не хотел, чтобы это случилось. Я пытался держать тебя подальше, чтобы избежать этого. Но это случилось и…
― И?
Гил застыл на месте.
― И теперь мы оба должны заплатить.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Гил
— Прошлое —
— Олин Мосс, что я говорила тебе насчет разговоров в классе?
Я поднял глаза от теста по информатике, который нам дала мисс Таллап. Плечи Олин сгорблены, голова откинута в сторону, ее взгляд поймал мой.
Мои пальцы сжались вокруг ручки.
Класс молчал.
Он молчал с самого начала теста.
Мой слух был остро настроен на каждый шорох Олин, а она не издала ни звука.
Мои глаза сузились до щелочек, когда мисс Таллап, фыркнув, щелкнула пальцами.
— Задержитесь, мисс Мосс. Сегодня после обеда.
— Подождите. Но я… — Олин подняла руку. — Я не разговаривала…
— Споры не помогут вашему делу. — Мисс Таллап сидела на своем стуле и не обращала внимания на класс, пока Олин бросала на меня недоверчивые взгляды.
Я хотел сказать ей, чтобы она не волновалась. Что ей не нужно было отбывать наказание, потому что она не сделала ничего плохого. Но не смог, потому что знал, почему это произошло.
На прошлой неделе