Газетчики. Два пенса. Экстренный выпуск! Возможность войны с немцами! Загадочное убийство! Два пенса!
Вик. Дьюли (газетчикам). Что? Эй, вы, экстренный!
Газетчики уже убежали. Вик. Дьюли возвращается назад, вынимает часы, осматривается, явно поджидая кого-то. Уходит в клёз. Улица пуста. Затем – двое: О'Келли и Диди.
Диди (останавливается). Нет!
О'Келли. Что – нет?
Диди. Я не хочу идти к вам! Вчера мы… венчались с ним, а сегодня… Я просто… я не понимаю себя!
О'Келли. Я понимаю. Хотите – скажу? Вы не хотите идти ко мне, но вам хочется идти ко мне. И вы хотите оставаться с Кемблом, но вам не хочется остаться с ним.
Диди. Да. Да! И главное – это потом, когда я возвращаюсь…
О'Келли. Не стоит думать о «потом». Это все равно, что заглядывать в конец пьесы или романа – дурная привычка, неинтересно читать. К счастью, автор, написавший всех нас – вас, меня и всех – предусмотрительно закрывает от нас все «потом». Иначе, если бы мы знали, что случится через десять минут…
Диди. Вы говорите так, как будто вы знаете.
О'Келли. К счастью, не знаю. Или нет, знаю: через десять минут у меня в комнате вы будете лежать на диване, а я стану около на колени и буду целовать вот эти… вот эти… возмутительные уголки ваших губ и буду тем О'Келли, которого знаете, может быть, только вы одна…
Диди. О'Келли – не… не надо…
О'Келли. Вот вам ключ – вы знаете, как открыть. Я только пойду купить кое-что, и сейчас же назад…
Дает ей ключ. Диди, нагнув голову, медленно идет в клёз. Под аркой открывает маленькую, старинную, окованную железом дверь, оглядывается. О'Келли еще стоит на углу, ждет – кивает ему. О'Келли уходит. Наверху, над аркой, в конторе О'Келли освещается окно. У выхода из клёза показывается викарий, смотрит вверх в окно, выходит на улицу, потирая руки. По улице мчатся беловоротничковые мальчишки, размахивая газетами, идут два Спортсмена.
Газетчики. Экстренный выпуск! Загадочное убийство в Лондоне! Скачки в Дерби! Два пенса!
1-й Спортсмен (Газетчикам). Мне.
2-й Спортсмен. И мне.
Торопливо ищут что-то в газете. Вик. Дьюли тоже купил газету и читает ее в стороне, под фонарем.
1-й Спортсмен. А что я вам говорил? Их фаворит, конечно, Ибис! Я уверен, он опять придет первым. Прошлый раз он повысил рекорд ровно на четверть секунды – мои часы показывают с точностью до четверти секунды.
2-й Спортсмен. А я готов держать пари, что на этот раз Ибис будет побит.
1-й Спортсмен. Идет! Пять фунтов.
2-й Спортсмен. Я готов. Хоть десять.
1-й Спортсмен. Десять. Ладно, держу десять.
Рукопожатие. Стоят так несколько секунд. Появляется О'Келли, насвистывая; под мышкой у него бутылка, в руках цветы. Вдруг видит викария, стоящего к нему спиной в двух шагах. Подняв воротник и нахлобучив шляпу, О'Келли поворачивается и торопливо уходит обратно. Викарий вынимает часы, смотрит, снова берется за газету, но читать уже не может; опять глядит на часы, идет к Бобби.
Вик. Дьюли. Э-э-э… послушайте: вы не можете мне сказать точно, который час?
Бобби. Прошу прощенья: мои часы в починке.
Вик. Дьюли. Гм… Очень жаль! И вы без часов, по-видимому, чувствуете себя вполне здоровым? Это не делает вам чести.
Бобби (виновато моргает). Я… действительно, извините, здоров.
Вик. Дьюли. Это выше моего понимания. Я допускаю, что можно привыкнуть к отсутствию какого-нибудь второстепенного органа – ноги, пальца, носа, но человек без часов! Вам необходимо приобрести запасные часы.
Бобби. Я… Я постараюсь, извините!
По улице быстро идут Мак-Интош и м-с Дьюли. Викарий навстречу к ним с часами в руках.
Вик. Дьюли. М-р Мак-Интош, десять минут одиннадцатого.
Мак-Интош. Дорогой викарий, ради Бога… Уфф! (Вытирает лицо платком.) Мы с м-с Дьюли летели, так сказать, на крыльях Морфея…
Вик. Дьюли. Вы хотите сказать, что вы спали?
Мак-Интош. Нет, наоборот, наоборот!
Вик. Дьюли. Не совсем представляю, что такое будет «наоборот». Но во всяком случае вам сейчас же опять придется лететь – на каких угодно крыльях – и немедля привести сюда м-ра Кембла.
М-с Дьюли (возбужденно). Вы… вы ее видели, эту женщину?
Вик. Дьюли. Да, она там (показывает на освещенное окно). И сейчас туда должен прийти О'Келли. От всемогущего провидения не укроется ничто.
Мак-Интош (в восторге). Замечательно! Завтра же начинаю писать серию: «Арсэн Люпэн – апостол». Так сказать, евангелие от Арсэна Люпэна…
Вик. Дьюли. М-р Мак-Интош, прошу вас, воздержитесь от неуместных метафор и идите скорей.
Мак-Интош. Понимаю. Так сказать, по писанию: «Что хочешь делать – делай скорей». Это пять минут. Два шага! Бегу!
Уходит. М-с Дьюли протирает платком пенсне, руки у нее дрожат. Викарий пристально смотрит.
Вик. Дьюли. Что с вами? Вы дрожите?
М-с Дьюли. Я… я волнуюсь. Вы не думаете, что может выйти что-нибудь… что-нибудь неприятное? Мне как-то жутко.
Вик. Дьюли. Но, дорогая, ведь тогда, на заседании, вы же настаивали, что м-ра Кембла нельзя оставить в руках этой женщины. Я вас не понимаю!
М-с Дьюли. Да, я. И именно поэтому мне…
Вик. Дьюли (перебывает). А затем, нашими руками уже зажжен фитиль возмездия, и теперь мы уже не в силах остановить взрыв.
М-с Дьюли. Быть может, еще не поздно, я могу догнать, я могу…
Вик. Дьюли. Тесс! Идет…
Увлекает ее в тень, за выступ дома. Выходит О'Келли, оглядывается и хочет юркнуть в клёз. Навстречу ему из тени, с видом прогуливающегося, викарий Дьюли.
Вик. Дьюли. А-а, добрый вечер, дорогой О'Келли! Не правда ли, прекрасная погода?
О'Келли (смущенно старается спрятать бутылку и цветы). Д-да… ммм… (Оправившись, обычным своим шепотом.) Очевидно, прекрасная, раз вы изволите гулять в неположенные по расписанию часы. Или, может быть, вы занимаетесь посещением больных?
Вик. Дьюли (с злобно-любезной, золотой улыбкой). Я очень польщен; вы, по-видимому, никак не можете забыть моих расписаний. А вы – к себе в контору? Я и не подозревал, что вы такой труженик! Вам следовало бы щадить себя и не работать по вечерам.
О'Келли. О, нет, дорогой м-р Дьюли, по вечерам я занимаюсь делами милосердия и… и любви. Вне расписаний.
Вик. Дьюли. А-а, так-так… Желаю успеха!
Приподняв шляпу, уходит. О'Келли глядит ему вслед. Снимает шляпу, почесывает затылок. Затем, махнув рукой, ныряет в клёз, открывает ключом дверь; слышно, как изнутри запирает ее. По улице быстро идут Мак-Интош и Кембл. М-с Дьюли, завидев их, еще больше втискивается в свой угол – если бы только можно было войти в камень!
Мак-Интош. Никого… Где же они? М-р Дьюли! М-р Дьюли!
Кембл стоит без шляпы, мучительно трет лоб. Бобби поворачивается, внимательно приглядывается к этому джентльмену без шляпы. Справа показывается викарийДьюли.
Вик. Дьюли. А-а, м-р Кембл!
Кембл (нагнув по-бычьи голову, тяжело подходит к викарию). Это… Это правда? (Хватает его за руку.)
Вик. Дьюли. Послушайте, вы… вы делаете мне больно, оставьте! Оставьте же!
Кембл (не отпуская викария). Я вас ссспраши-ваю – это правда?
Вик. Дьюли. Что правда?
Кембл. Она – здесь?
Вик. Дьюли. Вы, кажется, считаете меня, служителя церкви, способным на низкие поступки, на ложь? Вы сейчас увидите все сами.
Кембл (отпускает его руку. Трет лоб и все лицо, как бы смахивает невидимых пчел. Потом ощупывает карманы, вынимает вечное перо, fountain реп, говорит, бессмысленно глядя на перо). Он забыл перо, я должен отдать ему… Этим самым пером… (Стискивает кулаки.) И я взял, я взял эти деньги, я взял их у него!
Вик. Дьюли. Перо? Деньги? О чем он? Какие деньги? (Мак-Интошу.) Он говорил вам что-нибудь?
Мак-Интош. М-р Кембл несколько раз упоминал о каком-то чеке на пятьдесят фунтов, но я, право, затрудняюсь…
Кембл (викарию Дьюли, тяжело дыша). Слушайте: если это… если это все ложь, я… я вас…
Вик. Дьюли. М-р Кембл, я христианин – и я прощаю вас. Но через несколько минут, когда вы вернетесь оттуда (показывает на освещенное окно), я надеюсь, вы сами извинитесь передо мной. А теперь, м-р Мак-Интош…