На следующий день Вэй Шу устроил пирушку и пригласил дочь с зятем. За ужином напоил он старика и поведал ему без утайки о том, что у него на душе.
Чжан Лао поднялся с места и сказал:
— Мы боялись, что вы будете горевать, если ваша дочь уедет далеко от вас. А раз вам неприятно наше соседство, так нам нетрудно уехать. У меня есть хуторок у подножья горы Ванъу,[206] завтра же утром мы переедем туда.
На рассвете Чжан Лао пришел проститься с Вэй Шу.
— Если соскучитесь по своей дочери, — сказал он, — можете послать вашего сына проведать нас, лачуга моя стоит к югу от горы Тяньтань.[207]
Он велел жене надеть бамбуковую шляпу, усадил ее на осла, а сам пошел сзади, опираясь на палку. С той поры и слух о них пропал.
Прошло несколько лет. Вэй Шу стал тревожиться о своей дочери: может быть, она стала нищенкой, ходит в грязных лохмотьях? Захотел он узнать, что с ней, и велел своему старшему сыну И-фану навестить сестру.
Добравшись до южного склона горы Тяньтань, И-фан повстречал там куньлуньского раба,[208] который пахал поле на рыжих волах.
— Есть тут где-нибудь хутор Чжан Лао? — спросил И-фан.
Сложив руки в знак приветствия, куньлуньский раб ответил:
— Почему вы, сударь, так долго не приезжали? А хутор отсюда совсем близко, я покажу вам дорогу.
И-фан пошел вслед за ним к востоку. Они поднялись на гору, переправились через реку и словно вступили в иной мир, не такой, где живут простые смертные. Потом снова спустились с горы и к северу от реки увидели большой дом с красными воротами, с пристройками и башнями. Среди пышной зелени пестрели цветы изумительной красоты. Повсюду летали фениксы, журавли,[209] расхаживали павлины. Слышались пение и музыка, все радовало слух и взор. Указав рукой на дом, куньлуньский раб сказал:
— Здесь и живет семья Чжан.
И-фан не мог прийти в себя от изумления. Подошли к воротам. Там стоял слуга в красной одежде; низко поклонившись, он провел И-фана в зал. Убранство его поражало своей роскошью. И-фан никогда ничего подобного не видел. Воздух был напитан сладчайшими ароматами.
Издали послышался легкий звон подвесок и браслетов. Он становился все громче и отчетливей. Вошли две служанки и объявили:
— Хозяин идет.
Затем появилась толпа служанок, одна краше другой. Они выстроились двумя рядами друг против друга, словно для торжественной встречи. И вдруг перед И-фаном предстал человек в княжеской шапке, фиолетовом одеянии и красных туфлях. Он был высокого роста, величественной осанки, с лицом открытым и добрым. Служанка подвела к нему И-фана.
Посмотрел И-фан, а это, оказывается, Чжан Лао!
— В мире смертных человек страдает, словно в огне, — молвил Чжан Лао. — Тоска, как пламя, охватывает его, и он никогда не может насладиться спокойствием.[210] Я рад, что вы прибыли сюда, но чем же нам повеселить вас? Подождем вашу сестру, она сейчас причесывается и скоро выйдет к нам.
Поклонившись, он попросил И-фана сесть.
Через несколько минут вошла служанка.
— Госпожа ждет вас, — возвестила она и повела И-фана в покои его сестры.
Стропила и балки там были из дерева алоэ. Двери украшены черепаховыми щитками. Оконные переплеты выложены драгоценным нефритом. Дверной занавес унизан жемчугом. Каменные ступени прозрачные, гладкие, лазурного цвета — не поймешь, из чего они сделаны.
А уж таких нарядов, какие были на его сестре, во всем мире не сыскать!
Осведомились о здоровье друг друга, потом сестра спросила об отце, о матери, и тут пришел конец разговору.
Подали угощение. Блюда были превосходные, самые изысканные, И-фан никогда не пробовал таких, даже названий их не знал. После трапезы гостя повели почивать во внутренние покои. Когда на следующее утро И-фан беседовал с Чжан Лао, вбежала служанка и что-то шепнула на ухо хозяину. Улыбнувшись, он сказал:
— У нас гость, как же можно оставлять его в одиночестве до самого вечера?! — и, обернувшись к И-фану, пояснил: — Ваша сестра хочет прогуляться на Пэнлай[211] и просит, чтобы я сопровождал ее. Мы вернемся засветло; вы денек отдохните у нас.
Поклонившись, Чжан Лао вышел.
Не прошло и мгновения, как в зале появились многоцветные облака. Прилетели два феникса, и под звуки чудной музыки Чжан Лао и сестра И-фана сели к ним на спину. С десяток слуг и служанок оседлали белых журавлей. Священные птицы взмыли в небо и взяли путь на восток. Вскоре они скрылись из глаз. Только издалека долго еще доносилась нежная музыка.
Служанки наперебой старались услужить гостю. Наступил вечер. Вдруг издали донеслись звуки свирелей и флейт. Музыка все приближалась, она словно плыла по воздуху. В комнате появились Чжан Лао и его жена.
— Мы живем здесь в полном уединении, — сказал Чжан Лао. — Это — обитель бессмертных, в которую нет доступа простым смертным. Вам было предназначено судьбою попасть сюда, но жить вам здесь нельзя. Завтра нам придется проститься.
Когда пришла пора расставанья, сестра И-фана снова вышла к нему, чтобы передать привет родителям.
— Мы так далеки от мира людей, что писем не пишем, — сказал Чжан Лао. Он вручил И-фану четыреста лянов[212] серебром и еще дал старую бамбуковую шляпу, сказав при этом: — Если у вас не будет денег, идите в северную часть города Янчжоу к торговцу лекарствами Ван Лао и получите у него десять миллионов монет. Дадите ему эту шляпу в знак того, что вы посланы мною.
Попрощались. Чжан Лао приказал куньлуньскому рабу проводить И-фана на гору Тяньтань. Там раб поклонился и ушел. И-фан вернулся домой и привез с собой много денег. Семья его очень удивилась всему, что с ним произошло. Одни считали, что он встретился с бессмертными духами, другие — что это была нечистая сила. Трудно сказать, кто из них был прав.
Прошло