посмотреть на труп. Лицо и голова Андерсона оставались невредимы. Тогда Ричарду пришло в голову, что гибель репортера можно представить как очередное звено в цепочке смертей, новый элемент серии, и приписать ее неизвестному злодею, тому, кто рассылает фотографии обнаженных девочек. Он велел своим людям вложить в рот Андерсону одну из фотографий Кэрролла, которыми журналист намеревался «украсить» свою статью, отрезать ему голову, а тело со следами ударов спрятать так, чтобы его никогда не нашли. Так Ричард преобразовал преступление в новую смерть из «Алисы»: «Off with his head»[39]. В конце концов, сказал он нам, это ему как будто бы приказала наша собственная Червонная Королева. Одновременно Ричард приготовил для прессы альтернативную версию о ячейке сербских шпионов. Голова, плывущая по реке, легко, как ему казалось, ассоциировалась с известиями о диких зверствах и расчлененных телах, какие поступали с войны на Балканах, тем более что Соединенное Королевство недавно грозило вступить в эту войну. Он признался, что, проводя тайную операцию деликатного свойства, спецслужбы всегда стараются сделать так, чтобы наружу просочились две истории: одна – для прессы и телевидения, а другая, более замысловатая, на которую тонко намекают, – для приверженцев теории заговоров и для тех, кто считает себя проницательнее прочих. Сочиняются две истории, две версии для того, чтобы третья, истинная, осталась навсегда сокрыта. Поведав нам все это, Ричард, естественно, воззвал к патриотизму: чтобы Бог хранил королеву, сказал он, мы, мужчины и женщины, должны тоже вносить свой вклад. В данном случае вклад, который потребуется от нас, минимален, а вознаграждение велико: он добьется, чтобы всех членов Братства возвели в рыцарское достоинство, как его самого, а Джозефину и Лору сделали Дамами. Мы лишь должны поклясться, что сохраним услышанное в тайне. Никто не узнает, что Хинча на самом деле убили, и смерть Андерсона останется покрытой туманом, он будет жертвой некоего нераскрытого шпионского заговора. О фотографиях мы тоже должны забыть: Ричард обещал, что будет проведено тайное следствие, список расшифрован и сеть уничтожена. Таким образом, Братство останется в стороне, и мы сможем жить дальше, как ни в чем не бывало.
– Но ведь там находился Питерсен, – удивился я. – Разве он не возражал?
– Да, инспектор пытался возражать, – подтвердил Селдом. – Но ему пришлось, разумеется, сделать звонок, а у Ричарда, очевидно, были все козыри на руках. Едва все завершилось, как он сказал, что идет к себе в кабинет… писать прошение об отставке. Когда инспектор покинул зал, это произвело впечатление. Наконец приступили к голосованию, и я единственный проголосовал против, наверное, потому что шотландец. По сути, я тоже предпочел бы, ради памяти Кристин, а главное, ради ее матери, чтобы весь этот ужас, который она сотворила, не стал достоянием гласности. Оставаясь верным Братству, я вместе со всеми пообещал никому ничего не говорить. Поэтому сижу здесь и хлещу виски бокал за бокалом.
– Но эта исповедь, это письмо, которое отправила Кристин… вы в него верите до конца?
Селдом внимательно взглянул на меня:
– Что вы хотите сказать? Да, верю; ведь я предположил то же самое, слово в слово. И в довершение всего она покончила с собой. Какое еще вам требуется доказательство?
– Я просто подумал, не покрывает ли она кого-то еще?
– Вы имеете в виду эту женщину, Росауру? Не известно, какие между ними сложились отношения. Она была очень расстроена. В своем письме Кристин ее оправдывала. Знаю, трудно привыкнуть к мысли, что Кристин могла совершить нечто такое; надеюсь, вы не питали к ней… каких-то особых чувств.
Я покачал головой, не решаясь признаться.
– А то, что она написала о документе из Гилдфорда? Фраза действительно звучит так?
– Документ из Гилдфорда… Вам это покажется невероятным, но, после того как Ричард рассказал, как он велел отрезать голову мертвому Андерсону, после того как мы проголосовали за то, чтобы скрыть два преступления, он все-таки не отпустил нас, включив в повестку дня вопрос о документе, желая занести решение в протокол. Задал тот же вопрос, что и вы: верим ли мы, что фраза – подлинная? И тут нам был уготован маленький сюрприз: Торнтон Ривз признался, что видел документ в один из своих последних визитов в Гилдфорд. Только вот его монография уже была в печати. Документ, разумеется, опровергал изложенную в книге версию относительно причины, по которой возникли разногласия между миссис Лидделл и Кэрроллом, поэтому он сделал фотокопию записи для своего архива, однако умолчал о ее существовании. Но по крайней мере он может с полным основанием утверждать, что фраза – та же самая, какую записала Кристин. Мы обменялись мнениями по этому поводу, и было решено сделать копию записи на каком-нибудь клочке бумаги тех времен, вырванном из писем Менеллы. Кто-то вспомнил о специфических способностях Лейтона Ховарда. Торнтон вызвался прямо сейчас отнести фотокопию и какие-то старинные ручки Лейтону, поскольку Ричард хотел с самого раннего утра поехать в Гилдфорд, чтобы положить на место документ и заделать эту последнюю брешь. Или, по сути, предпоследнюю. Последней, не знаю, отдаете ли вы себе в этом отчет, являетесь вы. Я не до конца поверил в версию, изложенную Ричардом. Вероятно, ему приказали заставить Андерсона замолчать любыми средствами, а история о старичках послужила для того, чтобы представить преступление несчастной случайностью, когда ситуация вышла из-под контроля. Не хочу, чтобы с вами приключилось нечто подобное и вы пали жертвой такой же случайности в ближайшие дни. Завтра с утра я попрошу Брэнди, чтобы она вам заказала билет. Успеете ли вы на завтрашний вечерний рейс?
Я кивнул в полном смятении.
– На вашем месте, – добавил Селдом торопливо, с тревогой, – я бы уже начинал собираться.
Я встал, и он тоже.
– Нам лучше проститься здесь, – произнес Селдом. – Вряд ли вы завтра придете в институт, но я непременно поговорю с Брэнди.
Я подумал, что больше мы никогда не увидимся, и хотел обнять его, но Селдом протянул мне руку, а другую положил на плечо, сочтя такой жест достаточным для выражения чувств, может, потому, что действительно верил, что когда-нибудь мы пересечемся.
– Продолжайте работать над логикой, – напутствовал он меня, – и мы с вами встретимся на наших конгрессах, в этом бродячем цирке. Надеюсь, что в следующий раз обойдется без преступлений.
Выйдя из паба, все еще в сильном волнении, я прошел по улице, где располагался магазин «Алиса в Стране чудес», в надежде последний раз увидеть Шэрон. Однако он уже закрылся. Я миновал еще квартал до угла, где находилось полицейское управление. Мне бы не хотелось наткнуться на Питерсена, но, кажется, все уже ушли. Свет горел только