– Вы создадите международный инцидент! – предостерег его Турхан.
– Молчите! – сердито бросил Халид. – Я еще не забыл, какую роль вы сыграли в том, чтобы моя свадьба расстроилась.
– Я выполнял свой долг, господин, – спокойно ответил Турхан.
– Да… Можете идти. Оба можете идти.
Когда приближенные ушли, Халид начал расхаживать по комнате. Лицо у него было задумчивым.
Он должен обогнать Сару и приехать в Париж к десятому.
– Почему бы тебе не заехать в Англию по дороге и не повидаться с тетей Эмили? – предложил Джеймс, глядя, как Сара укладывает свой чемодан.
– Я уже составила все планы, Джеймс.
– Но она пишет, – настаивал Джеймс, помахивая письмом, – что ты можешь сесть на пароход от Кале до Дувра – и через день уже будешь в Англии. Ты не видела тетку с десятилетнего возраста. Что тебе стоит сделать небольшой крюк, чтобы восстановить семейные связи?
– Джеймс, я понимаю, почему ты предлагаешь заехать к тете. Спасибо, но в этом нет никакой нужды.
– О чем ты?
– Уверена, что ты заранее написал Эмили и спросил разрешения погостить у нее. Конечно, я ценю твои старания, чтобы отвлечь меня, но не могу же я свалиться на голову родственнице, которая не видела меня столько лет.
– А почему бы и нет? Всего на несколько дней. Тебе полезно было бы отдохнуть в сельской местности в Англии!
– Я уже отдыхала здесь.
– Ты могла бы заехать к ней ради наших отцов. Ведь они очень любили свою сестру, не забывай об этом.
– Не понимаю, почему тебе хочется, чтобы я к ней заехала? – спросила Сара, закрывая чемодан.
Джеймс вздохнул:
– Сара, тебе нужны союзники. Конечно, мы с Беа сделаем все, что в наших силах. Но мы же видим, как ты ждешь, чтобы явился этот… прохвост… Прошу, забудь о нем.
– Легче сказать, чем сделать.
– Тогда вернись к нему. Такая неопределенность подрывает не только твое здоровье, но и здоровье малыша.
– Ты прекрасно знаешь, почему я не могу к нему вернуться, Джеймс. Мы обсуждали это с тобой много раз. И если я проведу некоторое время с пожилой родственницей в английском саду, это все равно ничего не изменит в моей жизни.
– Как знать? Может, тебе станет лучше. И не забывай: возможно, это твой последний шанс повидаться с тетей Эмили. Она стареет и со времени смерти мужа не выезжает из Англии.
Сара досадливо посмотрела на кузена – и расхохоталась, качая головой.
– Что? – удивленно спросил Джеймс, пожимая плечами.
– Ты безжалостен, Джеймс! Хорошо, я поеду в Дувр и повидаюсь с тетей Эмили.
Джеймс ухмыльнулся.
– Ты ей ничего не писал о моем положении? – спросила Сара.
– Ну конечно, нет! Я только написал, что ты довольно долго гостила здесь, а теперь возвращаешься в Бостон.
Сара кивнула.
– Мне придется менять свои планы. Вместо того, чтобы остановиться в Париже и оттуда продолжать путь в Бостон, надо будет из Парижа добраться до Кале.
– Я этим займусь, – энергично пообещал Джеймс и вышел из комнаты, радостно насвистывая.
Сара подошла к окну и, глядя на оживленную улицу, пыталась понять, почему Халиду понадобилось устанавливать наблюдение за домом и оттягивать ее отъезд, если он не собирается с ней связаться? Или, может, Роксалена ошиблась?
Но она об этом не узнает, потому что утром уедет из Турции и никогда больше его не увидит.
– Ты будешь мне часто писать? – спросила Беа, промокая платочком глаза.
Пассажиры поезда прощались с провожающими, а паровоз уже беспокойно дымил, готовый отправиться в путь.
– Да, буду, – пообещала Сара.
– Мы будем так тревожиться о… ну, ты понимаешь.
– О ребенке, Беатрис. Можешь говорить это слово. – Сара подалась вперед и поцеловала невестку в щеку.
– Передай от нас приветы тете Эмили, – добавил Джеймс.
– Обязательно.
– Ты очень мило выглядишь, – неловко сказал он, оглядываясь на носильщика, увозившего Сарин багаж.
– Спасибо.
В тщетной попытке немного поднять себе настроение, Сара потратилась на дорожный костюм, который увидела в одном из константинопольских магазинов, рассчитанных на покупателей-европейцев. Он состоял из платья в серую и черную полоску и прямой юбки с небольшим турнюром. Костюм дополняли черный жакет из джерси и серая шляпка с перьями, отделанная черной лентой.
Пройдет пара месяцев, и единственное, что она сможет надеть из этого ансамбля, – так это шляпку!
– Пассажиры, займите места! – прозвучал возглас по-французски и по-турецки. Раздался резкий свисток, и паровоз выпустил клубы едкого дыма.
– Надо идти, – сказала Сара, с трудом выдергивая руку из сжавшихся, как тиски, пальцев Джеймса.
Он снова обнял сестру, не скрывая выступивших на глаза слез.
– Если тебе что-то понадобится… – в тысячный раз повторил кузен, заглядывая Саре в глаза.
– Я напишу, – снова пообещала Сара.
Беа тоже обняла Сару, а потом супруги отошли в сторону и смотрели, как Сара поднимается по откидным ступенькам пассажирского вагона. Остановившись в дверях, она еще раз помахала им на прощанье и прошла в вагон.
– У меня такое чувство, словно я посылаю ее на верную беду, – хрипло проговорил Джеймс.
Беа ничего не ответила. Лицо у неё было очень печальным. Эта бездетная женщина по-своему, очень любила Сару.
Супруги долго еще стояли на платформе, пока поезд не скрылся вдали.
Халид с удовлетворением осмотрел роскошный «президентский» номер в отеле Делакруа. Все три комнаты были наполнены цветами, в серебряном ведерке со льдом дожидалась бутылка лучшего шампанского, а рядом с ним стояли две корзинки с фруктами. Взглянув в зеркало в позолоченной раме на затянутой шелком стене, он поправил великолепный костюм от лучших портных Англии. Он постарался одеться по-европейски.
Халид посмотрел на настенные часы и нахмурился. Поезд, на котором ехала Сара, должен был прийти еще час назад, а отель находился рядом с вокзалом. Он попросил дежурного, чтобы ему сообщили о ее приезде, но никаких известий пока не было.
Выйдя из своего номера, Халид прошел по узорчатому ковру к лифту Отиса, медлительной машине, приводимой в движение с помощью пара и закрывавшейся железной решеткой. Огромная хрустальная люстра, свисавшая с расписного потолка исчезла: кабина лифта опустилась в вестибюль.
У столика дежурного он осмотрелся, ожидая появления клерка. Главная лестница из черного грецкого ореха спускалась вниз от центральной площадки, на которую выходили коридоры второго этажа гостиницы. Лестница была устлана красными плюшевыми дорожками, а все газовые лампы – снабжены абажурами, разработанными самим Луисом Комфортом Тиффани, создателем собственного орнаментального стиля.