– Выкручиваешься! – цокает языком Маша.
– Хочешь верь, хочешь не верь, а между нами ничего этакого не было.
– А вот тут я не могу разделить твою радость: хорошо ли это? Не ходит же он к тебе просто так? И, судя по темпераменту, Аристов не импотент, а тебя не трогает. Нонсенс? Если бы такое показывали в кино, зритель бы уже утомился.
– Сравнила: жизнь – это не кино.
– Плохо только, что не ты им управляешь, а он тобой: захотел – пришел, захотел – ушел… Поляки говорят: когда твой муж идет по улице, все должны думать, что на его голове корона, и только ты будешь знать, что это – твой каблук.
– Во-первых, Аристов мне не муж, а во-вторых, чтобы надеть на него такую корону, надо его еще поймать…
Они разговаривают между собой по-русски, пока Майкл сооружает из камней мангал – опять же по указанию Маши, а Джеймс опускает в озеро для охлаждения всевозможные бутылки. Но когда мужчины работу заканчивают, переходят на общий английский.
– Джеки, вы говорите на сногсшибательно правильном английском языке, – замечает Майкл.
– У меня мама – учительница английского.
– Тогда понятно… Но если вы поедете в Америку, вам стоит подольше пообщаться с американцами, чтобы они могли вас понимать.
– Пока я в Америку не собираюсь, – улыбается Евгения. – А для вас, надеюсь, моего знания хватит?
– Хватит, – рассеянно соглашается он и, забыв отвести взгляд, смотрит на нее.
Осень уже дает себя знать – с утра еще было прохладно, но теперь, когда солнце поднялось повыше, оно и не жжет, как прежде, а ласково греет.
Евгения с Машей переоделись в купальники, а мужчины все еще ходят в своих легких светлых брюках. Может, запоздало думает Евгения, у них на уик-эндах расхаживать в плавках не принято?
Вообще, несмотря на знание английского, она совершенно не знает иностранцев, прежде близко с ними не знакомилась, так что чувствует себя напряженно, от чего ее не освобождает даже откровение Маши:
– Расслабься, не нервничай! Они такие же мужики, как и наши. Может, нас боятся еще больше. Просто они несколько испорчены цивилизацией. Привыкли, что всегда все под рукой и самим делать ничего не нужно. На таком, к примеру, озере, как наше, у них наверняка поблизости была бы парочка шопов, кафе и, может, даже небольшой отель…
– Маша шутит, – с сильным акцентом говорит Майкл, услышавший окончание фразы. – И в Америке есть дикие места… Я нанизывать шашлыки.
– Нет-нет, я сама, – спохватывается Маша. – Пока учись. Будешь у себя в Филадельфии готовить шашлык для знакомых девушек.
– Я хотел для жена.
– А у тебя есть идеал жены?.. Ну, какой бы ты хотел ее видеть?
– Как Джеки.
– Вот видишь, Женя, – смеется она, – у тебя уже есть поклонник-американец.
– Я не есть поклонник. Поклонник у звезда, кумир… Я есть лав… влюбчивый!
– Влюбленный, – поправляет Маша.
– Русские женщины – удивительные создания, – переходит на английский Майкл. – Их трудно определить одним словом: они и решительные, и беспомощные, и нежные, и смелые.
– Ты не идеализируй, – предостерегает Маша, – и среди русских женщин бывают очень-очень разные.
– Зато если повезет и найдешь ту, единственную… Думаешь, зря Джеймс через океан летел?..
– О себе говори, – вполголоса замечает Джеймс.
– Прости, друг, сорвалось. А я не идеалист. Я тоже понял, что ваши женщины не всегда бывают нежными.
– Еще бы! – хмыкает Маша. – Столько лет их пытались уравнять с мужчинами. Кое-чего уже добились. Женщины научились управляться с кувалдой, водить трактор и асфальтовый каток…
– Если миром будут править женщины… – осторожно замечает Джеймс.
– Править? – подключается к разговору Евгения. – Как раз к этому нас постараются не допустить. А ну как у нас получится лучше? Кто же тогда станет кувалдой махать?
– Похоже, вы не очень любите мужчин, – констатирует Майкл. – Вы феминистки?
– Только не это, – прикладывает руку к сердцу Евгения. – Никаких ярлыков, попробуйте разобраться без них. Не знаю, как у вас, в Америке, а у нас женское движение пока находится в зачаточном состоянии: собрались, посплетничали, решили – надо следить за воспитанием детей, и разошлись! Даже наш президент во всеуслышание говорит, что экономику он нам не доверит! Почему, объяснить не может. Разве что скажет словами Чехова: этого не может быть, потому что не может быть никогда! Вот и весь аргумент!
Евгения так увлекается своей речью, что невольно начинает повышать голос и размахивать руками. Осекается лишь тогда, когда перехватывает восхищенный взгляд Майкла.
– Какая вы горячая! – говорит он.
– Все, попался! – подытоживает Маша, нанизывая на шампуры кусочки мяса вместе с луком и помидорами. – Не верь ему, Джеки, соблазнит и бросит!
– Маша, ты пошутила? – вдруг пугается он. – Это шутка такая, или ты вправду думаешь, что я обманщик?
– Конечно, пошутила, – подтверждает Маша, удивленная взрывом его чувств. – Я вовсе не хотела тебя обидеть.
Все растерянно замолкают.
– Мы уже можем жарить мясо, – нарушает молчание Джеймс, раскочегаривший яркий огонь.
– Что ты! – пугается Маша. – Дрова должны прогореть! Вот когда они превратятся в угли, тогда и придет наше время.
– Значит, будем ждать?
– Зачем ждать? Пойдем купаться! – предлагает она. Евгения не может не заметить, что у обоих американцев подтянутые, мускулистые фигуры. Без капли лишнего жира. Они даже похожи: короткие прически у обоих, загорелые лица. Вот только Джеймс кареглазый, а у Майкла глаза прямо пронзительно синие. Может, рискнуть, заглянуть в них поглубже? Один поэт сказал: «Постой, помедли, не спеши на огонек моей души…» А здесь ее и не надо останавливать, сама медлит, но все же принимает протянутую руку Майкла, которую он подал, чтобы помочь войти в воду, – дно не очень ровное.
Евгения с Машей плавают неплохо, но до мужчин им далеко. Те – резвые, подвижные, крутятся вокруг, как два дельфина.
– Давайте пари: кто дольше пробудет под водой? – предлагает Евгения; разве она не видит, как физически совершенны эти мужчины? Но все равно словно бес толкает ее в бок.
– Я не участвую, – сразу отстраняется Маша. – Нырнешь, от прически останется одно воспоминание. Где здесь найдешь парикмахера?
А Евгению уже понесло.
– На что спорим?
– На бутылку виски, – предлагает Джеймс. Он тоже согласен с Машей – куда он без прически?
– На поцелуй, – предлагает Майкл, и его слова звучат неожиданно серьезно.
Конечно, куда Евгении со своими двадцатью шестью секундами против этой идеальной грудной клетки? У Аркадия она могла легко выиграть. Да у таких же, как он, заядлых курильщиков.
Словом, Майклу она позорно проигрывает. В смущений плывет со всеми к берегу, но когда выходят из воды, он останавливает ее и напоминает: