Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Та хрен там…
«Вспышка, вспышка…» — слышится привычный голос по рации. Мы не движемся, Вася даже задумался, шевеля губами и подняв голову. Вот, прилеты. Промазали, перекинули метров на сто.
— Секунды считаешь? — спрашиваю я. Ччерт, надо было куртку брать, холодно под вечер во флиске.
— Нет. Трубы от ПТУРов надо разложить…
— Зачем?
— Идея есть.
— Твоя идея — тебе и делать, — тут же открещиваюсь я.
— Не гунди. Все будет зашибись.
Нас снова обстреливают. Мины-невидимки взмывают в темнеющее небо, шелестя струйками воздуха, долго-долго летят и падают на опорник. Я нервничаю, как всегда во время обстрела, и я так привык к этому нервничанью, что кажется, делаю это уже по привычке. Мины — не страшно, САУ страшнее. А под ГРАД я никогда не попадал. Вася попадал, говорит — стремно, но тоже привыкаешь.
Сейчас, правда, я нервничаю по другому поводу, и он светится у меня в мессенджере. И в этом случае переложить ответственность на командира не получится.
Коммандер ждет, когда загрузится лента фейсбука. Мины летят по две, уже мляво, сначала они высыпали штук двадцать активно, а теперь лениво жгут боезапас, как-то так без огонька, не очень-то и прицельно. Уже шестая… седьмая пара мин перелетает позиции и падает где-то в районе флага. Флаг стоит максимально высоко, на самом краешке верхней террасы, и Ляшко с Хьюстоном, которые его и ставили, каждое утро придирчиво проверяют, не сбил ли злобный сепар желто-синее дырявое полотнище.
— Чуеш… По выходу ничо вчера не слышал?
— Да опять одни слухи. Комбат ничего не говорит.
— На его месте, — я потягиваюсь и со стоном распрямляю ногу, — я бы тоже ничего не говорил.
— Логично. Шо у нас с бензом?
— Еще на десять дней хватит. На крайняк сольем полбака с ЗиЛа. Эта… Шестая рота просит литров хотя бы сорок. Ну или тридцать.
— Ну так хай берут.
— Ну я вже пообещал, просто шоб ты в курсе был. Завтра зайдут. Или послезавтра.
— Може, им баню организовать? А то они в батальонную на «таблетке» ездят.
— Тоже норм. Чуеш… — я ступаю на тонкий лед. — Эта… волонтеры заедут вечером. Часов в десять. Выедем на «Параллель»?
— Поедь сам. Ты у нас звезда фейсбука, а я — скромный, но симпатичный командир роты.
— Просят нас вдвоем.
— Ну без меня.
— Вася… — я поворачиваюсь к нему. — Слушай, ну люди просят, давай съездим.
— А Шайтана кто корректировать будет? — Васе откровенно не хочется никуда ехать, и он отбивается.
— Президент наведет, он все равно лучше шарит.
— Чем я?
— Чем я. Норм? Договорились? Я тогда людям сообщу.
— Ну, если обстрел закончится, фиг с тобой, поедем.
— Ок, дяка.
Я подымаю телефон и, отвернув экран, пишу «все норм, согласился, будем». «+» — приходит через секунду. Ну вот и ладушки. Фуууу, мля, если мне удастся пережить этот вечер — это будет покруче первых суток на этом терриконе, я вам доповідаю…
Ночной обстрел плох тем, что нам нечем ответить. Вся наша зброя рассчитана на стрельбу днем, и даже наши ночные стрельбы из СПГ «по вешкам» — не более чем нежелание тупо сидеть под сепарскими, а точнее, российскими минами.
А еще я очень боюсь, что кого-то из наших убьет. Боюсь абсолютно иррационально, бездумно, как боится папа за своего ребенка — ярко, зло, до рычания и дергания рук. Это смесь страха и злобы, неподвластная попыткам ее усмирить, простая, животная, слепая и удивительно привычная. Я боюсь и особенно это чувствую именно сейчас. Наверное, это еще и страх ночи, точнее, темноты, еще с детства, потому что ночь темна и полна ужасов, и у меня нет одеяла, чтобы спрятаться под него и переждать. Детские страхи, живущие в ночи в виде скользких, холодных и липких монстров — мог ли я тогда, тридцать лет назад, лежа в холодной кровати в Горловке, знать, что они примут вид горячих округлых кусков металла, падающих с мерзким шелестом с неба?
Я боюсь и прекрасно это знаю. И знаю, что Вася боится тоже, и этот страх сближает нас, наверное, сильнее, чем дружба, общий быт и совместная жизнь в кунге. Больше, чем доверие «с кем пойти до сепаров» или знание, что он сдохнет, но вытащит меня из любой херни на этой странной войне. Наш общий страх выматывает нас… и подстегивает. Ты боишься — значит, ты живешь внимательно, оглядываясь, думая и осторожничая. Я — трус, и я знаю это. Я боюсь, что кого-то из наших убьет.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})— Сегодня четыре «двести» у нас, — Вася читает сводку штаба АТО с телефона, — и девять «триста». Мля.
— Мля, — говорю я. Чей-то страх выплеснулся… но не наш. Пока — не наш.
Поздно вечером
Я нахожу Ярика возле генератора — он подсвечивает чахлым фонариком Механу, заливающему бензин из «бульки». Ярик сердит — селянська дитина обустраивает домик, и ему не хватает пленки на потолок и гвоздей. И Механ не дает ему автомобильный аккумулятор, чтобы сделать ночное «дежурное» освещение, подсоединив к нему диодную ленту. Механ не дает чисто из принципа — аккумулятор у него есть, дохлый, конечно, но на свет хватит.
— Яричка, вылазь, дело есть.
— Та забери його вже, всі мозги своїм аккумулятором проїв, — ворчит Механ. — От причепився, як тля.
— Дав би аккум, я б вже зробив свєт, — рычит Ярик и вылезает из капонира с «двести шестьдесят первой». — Шо сталось?
— «Волыньку» прогрей и жди моего звонка. Шоб на связи был. И Мастеру скажи, хотя он в курсе. Оденься по красоте и жди звонка.
— Куди їхати? — Ярик заинтригован и не скрывает этого. — А дє Мастєр?
— Осмотр делает после обстрела.
— Шо, кудись попали?
— Та наче нет, но все равно ж посмотреть треба. Скоро придет. Ехать — куда я скажу. Бенз есть?
— Є. Скоро?
— Не ранее чем через полчаса и не позже чем через час. Короче, будь на связи.
— Ладно, — ворчит Ярик. — Тока ти скажи цьому охєрєвшему Мєхану, шоб дав аккум.
— Скажу, скажу. Все, мы погнали.
«Стопы» «лендика» заклеены скотчем, но приборка светится, мешая разглядеть темную дорогу, и Вася кладет на нее шапку. Мы съезжаем в темноте и включим фары только на окраине Новотроицкого. Булат сегодня не «включил» Шайтана, нашей ответки не будет, Вася жалеет, а я с облегчением думаю, что это упрощает мою задачу. Оооой, шо-то обстрел закончился, а мои нервы — нет.
РПК шатается между коленей, вот идиот, надо было у Феди или у Сереги АКМС взять, а не тащить с собой эту оглоблю. Ехать недалеко, правда, но в машине хуже, чем с РПК, наверное, только с «покемоном». Хорошо, хоть каску не напялил, а то…
… я что, серьезно нервничаю? Ого. И Вася недоволен, что я его потащил на встречу с волонтером, и вообще — заранее недоволен всем. По-моему, сон не пошел ему на пользу.
Заправка светится, как гимн эры электричества и пара, посреди темной трассы. «Параллель» на трассе «Донецк-Мариуполь», обложенная мешками с песком, — самая ближняя работающая заправка к пунктам въезда-выезда. Именно на ней вечные очереди днем, когда идет поток машин с «дэ-эн-эр», а вот зачем она работает ночью, непонятно, после закрытия КПВВ движение на трассе падает до нуля.
Звонит телефон. «Андрей Прудченко». Я сбрасываю звонок, и «лендровер», устало поскрипывая тысячами пройденных по зоне АТО километров, заезжает под светящиеся буквы. Андрей стоит возле машины, улыбаясь, и Вася сгоняет с лица недовольное выражение — настроение настроением, но приехавший человек в этом не виноват.
— Вася… — говорю я. — Разряди автомат, а?
— Зачем? — коммандер глушит машину и поворачивается ко мне. — Ой шо-то ты темнишь, военный…
— Не понимаю вас, товарищ генерал-лейтенант.
— Потом поговорим…
Мы вылезаем и обнимаемся с Андреем, я делаю вид, что только что что-то вспомнил, и отхожу к огромному белому газовому баллону. Звоню Ярику, он вне зоны. Вот зараза, просил же ждать! Набираю Мастера, он берет трубку, прошу ехать на заправку и не тупить. Вася разговаривает с Андреем, я возвращаюсь и улыбаюсь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})— Вася… ты автык разрядил? — вкрадчиво интересуюсь, вытаскивая сигареты.
- Все будет Украина - Олена Степова - О войне
- В списках не значился - Борис Васильев - О войне
- Крепость Рущук. Репетиция разгрома Наполеона - Пётр Владимирович Станев - Историческая проза / О войне
- Битва «тридцатьчетверок». Танкисты Сталинграда - Георгий Савицкий - О войне
- Скаутский галстук - Олег Верещагин - О войне