Читать интересную книгу Путешественница - Диана Гэблдон

Одна эта мысль вызвала у меня содрогание. Я сама в детстве едва избежала отправки в такую школу; запах больничного кафетерия порой вызывал воспоминания о ней и о волнах парализующей беспомощности, которые накатили на меня, когда дядя Лэм попытался пристроить меня в одно из подобных местечек.

– Немного дисциплины никому не повредит, – заявил Фрэнк. Он совладал с собой, но его лицо оставалось напряженным. – И тебе была бы от этого польза. – Он махнул рукой, отметая эту тему. – Ладно, давай начистоту. Я решил вернуться в Англию на постоянное место жительства. Мне предложили хорошую должность в Кембридже, и я согласился. Ты, конечно, свою больницу не бросишь. Но я не хочу оставлять свою дочь.

– Твою дочь?

На какой-то момент я потеряла дар речи. Итак, у него новая работа и новая любовница в придачу. Значит, он планировал это уже некоторое время. Ну что ж, пусть начинает новую жизнь, но не с Брианной.

– Мою дочь, – невозмутимо произнес он. – Ты, конечно, сможешь приезжать навещать ее, когда захочешь.

– Ты… мерзавец! – выдохнула я.

– Будь благоразумна, Клэр, – произнес он с таким видом и таким тоном, будто имел дело с нерадивой студенткой. – Ты практически не бываешь дома. В мое отсутствие некому будет надлежащим образом присмотреть за Бри.

– Ты говоришь так, как будто ей восемь лет, а не без пяти минут восемнадцать! Ради бога, она уже почти взрослая.

– Тем более она нуждается во внимании и заботе, – парировал Фрэнк. – Если бы ты видела то, что я вижу в университете – пьянство, наркотики…

– Я это тоже вижу, – процедила я сквозь зубы. – На достаточно близком расстоянии, в отделении скорой помощи. Но Бри не из…

– Очень даже «из»! В таком возрасте девушки безрассудны – она прыгнет в койку с первым попавшимся парнем, который…

– Не будь идиотом! Бри очень разумна. Кроме того, все молодые люди экспериментируют, так они набираются жизненного опыта. Ты все равно не сможешь всю жизнь заворачивать ее в вату.

– Лучше быть завернутой в вату, чем трахаться с черномазым! – отрезал он, и его скулы слегка покраснели. – Какова мать, такова и дочь, да? Но если я имею в этом вопросе хоть какое-то влияние, я ничего подобного не допущу.

– Не смей говорить такие вещи о Бри или о ком бы то ни было! – заорала я, вскочив с кровати. Меня колотило от злости, и мне пришлось прижать кулаки к бокам, чтобы не съездить ему по физиономии. – Расстаться со мной и начать жить с последней из твоих любовниц ты имеешь полное право. Но верно ли я поняла твой намек, будто у меня была интрижка с Джо Абернэти? Ты об этом?

Ему хватило совести опустить глаза.

– Все так думают, не только я, – пробормотал он. – Ты все время проводишь с этим человеком. Но речь идет не столько о тебе, сколько о Бри. Втягивать ее в… ситуации, где ей будет грозить опасность и… и к подобным людям…

– Чернокожим, ты хочешь сказать?

– Ну да, черт возьми! – вскипел он, подняв на меня сверкающий взгляд. – Хватит уже и того, что этот Абернэти бывает на всех наших вечеринках – он, по крайней мере, получил образование. Но как насчет того толстяка с племенными татуировками и сальными волосами, которого я видел в их доме? Этого отвратительного ленивого пресмыкающегося с масляным голосом. И молодой Абернэти стал болтаться вокруг Бри днем и ночью, водить на марши, сборища и оргии в низкопробных забегаловках…

– Не думаю, что существуют «высокопробные» забегаловки, – оборвала его я, с трудом удержавшись, чтобы не рассмеяться в ответ на недоброе, но точное описание одного из наиболее эксцентричных друзей Леонарда Абернэти. – А ты знаешь, что теперь Ленни называет себя Мухаммед Измаил Шабаз?

– Да, он говорил мне, – произнес он коротко, – и я хочу принять меры предосторожности против того, чтобы моя дочь стала миссис Шабаз.

– Я не думаю, что Бри испытывает такие чувства к Ленни, – заверила я его, стараясь подавить раздражение.

– И не будет. Она поедет со мной в Англию.

– Нет, если она этого не захочет, – твердо сказала я.

Несомненно почувствовав, что его позиция уязвима, Фрэнк выбрался из постели и начал искать свои тапочки.

– Мне не нужно твое разрешение, чтобы взять мою дочь в Англию. К тому же Бри пока еще несовершеннолетняя: она поедет туда, куда я скажу. Я был бы благодарен, если бы ты нашла ее медицинскую карту; она потребуется в новой школе.

– Твою дочь? – повторила я снова. От злости мне стало жарко, несмотря на холод в комнате. – Бри моя дочь, и ты ее никуда не возьмешь!

– Ты не можешь мне помешать, – указал он с отвратительной невозмутимостью, подняв свой халат с изножья кровати.

– Черта с два, – заявила я. – Ты хочешь развестись со мной? Прекрасно. Используй любой предлог, какой хочешь, за исключением супружеской измены, которую ты не сможешь доказать, потому что ее не было. Но если ты попытаешься увезти с собой Бри, то я сама подниму в суде вопрос о супружеской неверности. Хочешь знать, сколько брошенных тобой любовниц приходили ко мне и просили отказаться от тебя?

У Фрэнка отвисла челюсть.

– Я всем им говорила, что всегда готова, было бы на то твое желание.

Я сложила руки, сунув ладони под мышки: запал прошел и холод стал ощущаться снова.

– По правде говоря, я недоумевала, почему ты не попросил развода раньше. Наверное, из-за Брианны.

От его лица отхлынула кровь, и оно белело в сумраке, словно череп.

– Что ж, – сказал он, пытаясь восстановить свое обычное самообладание. – Я не думал, что это тебя задевает. Ты ведь никогда не предпринимала попыток меня остановить.

Я уставилась на него в полном изумлении.

– Остановить тебя? – спросила я. – А что я должна была сделать? Вскрывать над паром твою корреспонденцию и махать письмами у тебя перед носом? Устроить сцену на рождественской вечеринке факультета? Пожаловаться декану?

Фрэнк поджал губы, но тут же расслабился.

– Ты могла бы вести себя так, как будто для тебя это имеет значение, – тихо произнес он.

– Это имело значение, – выдавила я из себя.

Он покачал головой, продолжая смотреть на меня темными в свете лампы глазами.

– Не в достаточной степени.

Фрэнк помолчал. Лицо его бледным пятном маячило над халатом. Потом он обошел кровать и остановился рядом со мной.

– Иногда я задумывался, вправе ли я винить тебя? – сказал он задумчиво. – Он был похож на Бри, да?

– Да.

Фрэнк дышал тяжело, почти хрипел.

– Я вижу это по твоему лицу, когда ты смотришь на нее, я вижу, что ты думаешь о нем. Будь ты проклята, Клэр Бошан, – сказал он почти нежно. – Будь проклята ты и твое лицо, которое ничего не может скрыть: ни твоих мыслей, ни твоих чувств.

За этим последовало молчание из тех, на фоне которых становится слышным обычно неуловимое дыхание дома. К которому прислушиваешься, силясь притвориться, что ты не слышал того, что было только что сказано.

– Я действительно любила тебя, – тихо произнесла я после затянувшейся паузы. – Когда-то.

– Когда-то, – эхом отозвался он. – Я должен быть благодарен за это?

К моим онемевшим губам стала возвращаться чувствительность.

– Я же говорила тебе, – сказала я. – А потом, уже потом… Фрэнк, я же старалась.

То, что он услышал в моем голосе, заставило его на миг замереть.

– Старалась, – очень тихо повторила я. – Но если тебе этого было недостаточно, ты мог уйти давным-давно.

Он отвернулся, подошел к моему туалетному столику и, рассеянно перебирая лежавшие там предметы, заговорил:

– Поначалу я просто не мог бросить тебя – беременную, одну. На это способен только подонок. А потом… Бри.

Невидящим взглядом он уставился на помаду, которую держал в руке, и бережно положил ее на стеклянную столешницу.

– Я не мог от нее отказаться, – еле слышно признался Фрэнк, и, когда повернулся ко мне, его глаза на затененном лице походили на бездонные темные дыры. – Ты знала, что я не могу иметь детей? Я… проверялся несколько лет назад. Я бесплоден.

Я покачала головой, не решаясь заговорить.

– Бри моя, она моя дочь, – произнес он как будто самому себе. – Единственный ребенок, других у меня никогда не будет, но ты не можешь видеть ее, не думая о нем! Интересно, без этого постоянного напоминания ты бы забыла его со временем?

– Нет.

Это произнесенное шепотом слово поразило его, как электрическим шоком. Он застыл на месте, потом распахнул шкаф и принялся судорожно напяливать на себя одежду поверх пижамы. Я стояла, обхватив себя руками, глядя, как он надевает пальто и выбегает из комнаты. Ворот его голубой шелковой пижамы торчал поверх каракулевого воротника.

Я услышала, как закрылась входная дверь – ему хватило самообладания не хлопнуть ею, – а потом звук неохотно разогревающегося мотора. Свет передних фар скользнул по потолку спальни, когда машина подалась задом по дорожке и унеслась, оставив меня одну в измятой постели.

Фрэнк не вернулся. Я пыталась заснуть, но поймала себя на том, что лежу неподвижно на холодной кровати, заново переживая этот спор и прислушиваясь, не зашуршат ли шины на дорожке. Ничего хорошего в этом не было. Наконец я встала, оделась, оставила записку для Бри и вышла из дома.