своим рывкам, выкрикивал поммех. — Ты что, нашего кэпа берешь под сомнение? Учти, мы критику не зажимаем, но чтоб это было в последний раз. Понял, салага?
Леха понимал, что Витюня шутит, и широко улыбался. Хорошо, когда все ладится, когда обметан неводом добротный косяк скумбрии, когда и «гроши будут хороши». Леха в работе не филонил. Он готов был «выложить» всего себя, когда чувствовал, что это пахнет деньгами. Лехе льстило, что он получает на четверть пая больше, чем обычный рыбак. Рыбацкая «четвертушка», да еще на скумбрийной путине, может в целую тысячу рублей вылиться.
Работали при прожекторах. Работать ночью даже лучше — не жарко. Пожалуй, Погожев с удовольствием бы проголосовал за ночную смену на путине, только рыба смен не признавала. А поэтому и рыбаки — тоже.
В старые времена, когда скумбрия заходила в Черное море огромными косяками, а неводки были меленькие — ручники, рыбаки брали скумбрию на локомос — ночной лов на свечение. Там, где косяк скумбрии — вода фосфорилась. Всплески скумбрии были стремительны и слепящи, как молнии. Ловили ее в маленьких тихих заливчиках, а не на «открытой воде», как сейчас.
Заканчивали выборку невода на рассвете, когда весь восточный горизонт полыхал утренним заревом. Звезды исчезли, будто вместе со скумбрией рыбаки повычерпали их киталом к себе на борт сейнера. Погожев невольно поискал их взглядом в трепещущей груде живого серебра. И впервые за всю ночь почувствовал, как наваливается на него сильнейшая, всепобеждающая усталость. И он весь стал как ватный. Веки, как магнитные, так и липли друг к другу. И койка тоже, как магнитная, тянула его к себе. А каких-то четверть часа назад Погожев и не думал о сне. Даже и не подозревал, что сон где-то тут, рядом, выжидает своего момента. Окончена работа, расслабились мышцы, нервы — и сон тут как тут. Погожев любил такой сон — сон здоровой усталости. Он, вместе с отдыхом, приносил удовлетворение.
Погожев с Осеевым еще некоторое время стояли на юте, жадно затягиваясь сигаретами. На выборочной площадке Зотыч заканчивал укладку колец, приводил в готовность кляч — тот самый трос, с отдачи которого начинается замет невода. Мокрая сеть, с запутавшимися в ней темно-зелеными водорослями и блестками мелких ставридок, благоухала всеми запахами моря. Сейнер бежал плавно, почти не качаясь. На ходовом мостике одиноко маячила фигура Кацева. Вахтенные занимались приборкой палубы. Остальные рыбаки разошлись по кубрикам.
Наконец кэпбриг с Погожевым тоже завалились в постели. Погожев думал, есть ли что на свете блаженней этого момента, когда по всему телу растекается приятный зуд усталости? В ушах у него звучал нежный звон арф, а перед глазами — белый пунктир поплавков, ленивое колебание зеленоватой воды и рыба, рыба...
— Рыба. Кэп, рыба...
«Кэп, рыба, — повторил в уме Погожев донесшиеся до него слова. — Конечно, рыба». И вдруг, будто пронзенный током, вскочил с койки, и первое, что возникло перед его мутным взглядом, — это круглое, веснушчатое лицо вахтенного в каком-то радостном смятении.
— Такой косячок, закачаешься, — торопливо сказал вахтенный вполголоса, словно боялся вспугнуть рыбу.
Погожев с кэпом чувствовали себя действительно «закачанными» только что разморившим их сном. Погожев некоторое время даже не был уверен, что все это происходит наяву, а не во сне. Он зачем-то натянул на себя брюки и рубашку. В каюте уже — ни вахтенного, ни кэпбрига. Мимо дверей каюты, шлепая босыми ногами по палубе, пробежали шлюпочные.
Погожев выскочил на палубу и сразу же увидел рыбу. Она была прямо по борту, в каких-нибудь ста метрах от сейнера. Вначале Погожеву показалось, что в этом месте горит море. Освещенные низким восходящим солнцем, поднятые скумбрией пенные султанчики были похожи на язычки пламени. Язычки весело плясали, искрились и двигались, словно бездымный пал по степному раздолью.
Погожев не успел опомниться от всей этой красоты, как сейнер полным ходом устремился к рыбе. Кто-то из рыбаков спешно сгребал улов от правого борта к левому, освобождая место для работы. Погожев кинулся к нему на помощь. И тут же услышал голос Осеева с мостика:
— Отдава-айсь!
В утреннюю тишину ворвался свист и скрежет стяжного троса, дробный стук колец и поплавков по неводной площадке.
Удастея ли Погожеву когда-нибудь еще раз увидеть такой артистически красивый и точный по мастерству замет невода! Осеев сыпал его по самой кромке скумбрийного косяка, не сбавляя скорости сейнера. Цвет язычков «пожара» все время менялся. Из огненно-красного они вдруг становились золотистыми и до боли в глазах искрящимися. Затем начинали преобладать зеленовато-фиолетовые тона. И под конец — лишь то тут, то там, темно-красные вспышки затухающего пожара. Рыба «села на глубь». Но рыбаки уже успели замкнуть ее неводом и подсечь нижними спадами.
— Теперь не уйдешь, голубушка. Теперь ты наша! — с мальчишеским восторгом вопил Витюня. Он уперся одной ногой в фальшборт и изо всех сил тянул канат. Вены на его сильных, загорелых руках вспухли, стали толщиной в палец. Заспанное лицо — в восторге. Плечом к плечу с Витюней — Володя Климов. Его длинные цепкие пальцы впились в спада подборы невода. На помощь к ним спешили Погожев с Кацевым.
— Вира помалу!..
И стяжной металлический трос медленно наматывается на барабан промысловой лебедки. Из-за лебедки виднелось сосредоточенное лицо стармеха. Одна рука его лежала на пусковом рычаге лебедки, другая крутила ручку распределителя троса на барабане. Рук Фомича Погожеву с бака не было видно. Он просто знал, чем они заняты в это время.
— Стоп! — скомандовал кэпбриг.
Витюня и Кацев, упав животами на планширь, перевесились через фальшборт, распутывали намотавшуюся на трос дель, разъединяли схлестнувшиеся кольца-грузила. Когда это было сделано, вновь пустили в ход лебедку.
Едва ли кто помнил из рыбаков о той усталости, что всего лишь час назад валила их с ног. Лица как-то сами собой разгладились, в глазах разгорались огоньки рыбацкого азарта.
— Заберем ли мы ее всю? — спросил Погожев кэпбрига, когда тот на какую-то минуту оказался рядом с ним на баке.
— Еще не встречал такого чудака, который бы скумбрию из кошелька вывертывал в море или дарил «дяде», — ответил Осеев и тут же бросился на выборочную площадку, куда уже вползала коричневая вуаль невода...
4
В этот день они пришли к приемке с глубоко осевшими бортами. А вечером, выйдя на