Читать интересную книгу Хаосовершенство - Вадим Панов

— Любовь или возникает, или нет. Или обволакивает, заставляя сердце биться часто-часто, или оставляет равнодушным, — убежденно ответил фотограф. — Если же требуется время, то это не любовь, а привыкание.

— У тебя на все есть ответ.

— Ответы приходят сами, я говорю то, что чувствую. Тот разговор изменил их отношения, добавил в них

изрядную долю искренности, и, несмотря на то что Агата еще пыталась сохранить барьер, с каждым часом он становится все ниже. Любому человеку нужно тепло, согреть же Агату мог только он.

— Я боюсь привязываться, — прошептала женщина. — Я теряла все и в более спокойные времена, а сейчас… — Агата запнулась, но продолжила: — Сейчас, глядя на то, что происходит вокруг, на все это дерьмо… Ты ведь пишешь последнюю главу мира, Крис, неужели тебе не страшно?

— Это все слова. — Фотограф провел рукой по ее голове. — Заказчик должен был увлечь меня, зажечь, заставить работать изо всех сил, вот и придумал красивую фразу про конец света.

— Ты пытаешься уйти от правды. А я боюсь.

— Но теперь я рядом.

Он поцеловал плечо женщины и прикоснулся к нему носом, вдыхая аромат кожи.

— Ты тоже боишься, только стараешься не показывать этого. — Агата вздохнула. — Как бы ни было плохо, как бы ни было тяжело, нас всегда ведет вперед надежда. Меня вела надежда на лучшее. Я падала, но стискивала зубы и говорила себе: «Прорвусь!» — и прорывалась, потому что было куда. Мир вокруг был стабилен, его законы были понятны, можно было отыскать очередную ступеньку или уголок для отдыха. Теперь же я не вижу будущего, не понимаю, что ждет впереди.

Кристиан обнял женщину за шею и привлек к себе. Его тепло, его сердце должны добавить ей сил.

— Я зеркало, я отражаю мир, показываю его таким, каким вижу. Но я не предмет, я не могу не думать о том, что вижу, что отражаю. Ты говорила, что там, на улицах, я выгляжу отрешенным, — это так, но каждый кадр, каждый эпизод, каждая сцена, все они проходят через меня, через мою душу. Я чувствую их. Я не сторонний наблюдатель, я свидетель. И мне тоже страшно.

Агата всхлипнула.

— Но потом я вижу тебя, твои глаза, твою улыбку, чувствую твой запах, и мне становится хорошо. Мне кажется, что в нашей рехнувшейся реальности осталось лишь одно настоящее — ты. Твои глаза, твоя улыбка, твой запах. Ты и есть мой мир, Агата. И у него есть будущее. Прекрасное будущее.

— Я боюсь.

— Того, что вокруг?

— Всего. — На его грудь упала почти невесомая слезинка. — Вчера днем, когда тебя не было, мне позвонила подруга из Сиэтла. С тех пор как разнесли Мутабор, у них почти гражданская война. Анклав встал, тритоны остановили его, безы не справляются, повсюду мародеры…

— С ними разделаются.

— Все летит в тартарары, Крис, Заказчик прав — ты пишешь последнюю главу мира. И я… я очень боюсь.

— Мир будет жить и дальше. Однако понял, что не убедил.

Агата видела то же, что и он: каждый кадр, каждый тошнотворный эпизод, каждую деталь, подтверждающую слова таинственного Заказчика. Она видела и приходила в ужас.

— Я думаю, поэтому он не скупится, — произнесла женщина. — Заказчик знает, что скоро деньги превратятся в бумагу.

Деньги! Возможно, это поможет?

— У нас будут деньги, — напомнил Кристиан. — Давай уедем в какую-нибудь глушь? Ты и я. Может, прихватим Жозе, если пообещает хорошо вести себя. Забьемся в угол и подождем, пока мир не очухается.

— Ты знаешь такой угол?

— Найдем.

— Все в огне, Крис.

— Он назвал альбом «Хаосовершенство». Хаоса достаточно, и я уверен, что где-то есть совершенное место. Не спятившее.

— Рай для верхолазов?

— А вдруг Заказчик поможет добраться до него?

— Ему плевать на нас.

— Найдем свое место, свой угол. Ты и я. Агата изо всех сил прижалась к мужчине.

— Я… я хочу тебе верить…

— Вот видишь! Все будет хорошо… — Стук в дверь заставил Кристиана недовольно поморщиться: — Кто там?

— Ты спишь?

— Твою мать, Жозе, какого черта?!

— Так и знал, что не спишь. — Гомеш приоткрыл дверь и улыбнулся торопливо прикрывающейся простыней женщине: — Привет, Агата.

— Иди к черту.

— Чего надо? — грубо спросил фотограф.

— Китайцы врезали индусам, безы втянулись, а в это время малайцы и Вуду пошли на корпоративный периметр.

— Большая драка? — Кристиан подскочил с кровати и схватился за одежду.

— Не то слово, — подтвердил Жозе. Агата всхлипнула.

— Я должен это видеть. — Кристиан посмотрел в окно: рассвет, света вполне достаточно, а скоро будет еще больше. — Передай парням, чтобы готовились, — мы идем работать.

— Крис, не надо.

В голубых глазах страх. За него или за себя? Фотограф улыбнулся:

— Все будет в порядке. — Наклонился. Поцеловал. — Ты мне веришь?

— Когда ты говорил, что хочешь со мной уехать, — верила. Теперь… — Агата сжала кулачок. — Все-таки ты больше зеркало, чем человек.

Понятливый Жозе выскользнул за дверь.

— Я люблю тебя. Но сейчас я должен быть там.

— Почему?

— Потому что я человек, но и зеркало тоже.

Разве ты не понимаешь, любимая? Если мир в заднице, кто-то должен это показать. Не в хронике, а в застывших капельках мгновений. Не в документах, а в искусстве.

— Слишком опасно! — Она не хотела его отпускать. Боялась. И за него боялась, и за себя. — Я имею право дать приказ на эвакуацию.

— Ты же сама сказала, что везде творится то же самое. — Брякнул, не подумав, да еще и рассмеялся, как ему показалось — ободряюще. — Я должен видеть эту драку, а потом мы сразу уедем.

Кристиан еще раз поцеловал Агату в губы, подхватил «шиву» и выскочил из спальни. Исчез, оставив на прощание лишь эхо слов.

«Везде творится то же самое… Везде творится то же самое… Везде…»

Агата всхлипнула и включила коммуникатор. Война. Ошарашенный журналист указывает на горящие дома и столбы дыма. Чэнь Чжантин, директор сингапурского филиала СБА, призывает к спокойствию, но бледен, глаза бегают…

«Везде творится то же самое… Везде творится то же самое… Везде…»

В центре Анклава Москва не утихают бои. В Марселе продолжаются столкновения между вудуистами и арабами. Шанхай окружен войсками Народной республики, Председатель заявил, что если в Анклаве вспыхнут беспорядки, он нарушит Положение и введет военных для спасения людей…

«Везде творится то же самое… Везде творится то же самое… Везде…»

Агата взяла с тумбочки пачку сигарет, вытряхнула одну — подцепить не удалось, уж больно руки дрожали, — и с третьей попытки закурила. И снова всхлипнула, глядя на экран коммуникатора. На злую реальность, которую человек-зеркало пытается отобразить своим искусством.

***

Анклав: Цюрих.

Территория: Альпийская Поляна.

«Замок Ван Глоссита».

Имея ниточки, нужно еще уметь сплести из них веревочку

— Мы с вами находимся в Новом Орлеане, на знаменитой площади Вуду, что раскинулась перед храмом Иисуса Лоа, — сообщил корреспондент с такой радостью, словно оказаться в центре миллионной толпы было целью всей его жизни. — Как видите, она полна народу, и люди продолжают прибывать со всех концов Земли. Они хотят отдать дань памяти безвременно ушедшему лидеру, великому Ахо… — Камера показывала палатки и кучки спальных мешков. Разведенные в бочках костры и барабанщиков, что выстукивали траурные ритмы. И танцующих людей. Не зажигательные танцы, разумеется, а медленные, печальные. — Совсем скоро состоятся торжественные похороны, а вслед за ними архиепископы объявят имя нового настоятеля храма Иисуса Лоа. Нового духовного лидера Конфедерации Католического Вуду..".

Морали отключил звук, сдвинул «окно» с новостной лентой в левый верхний угол пятидесятидюймового монитора, внимательно просмотрел лежащие на рабочем столе «иконки» и выбрал одну из них, активизировав связь с отделом политической аналитики.

— Род!

— Да, господин президент! — немедленно отозвался ожидавший вызова начальник отдела.

— Что у нас с вудуистами?

— Это единственный прогноз, насчет которого я абсолютно уверен, господин президент: новым настоятелем станет Папа Джезе.

Время шло, однако картина не менялась: никто из честолюбивых иерархов Католического Вуду не спешил переходить дорогу баварскому архиепископу. Закоренелого интригана Моратти это удивляло, и даже объяснения Рода, досконально разобравшегося в хитросплетениях внутренней политики вудуистов, президента СБА не убеждали. Ну да, во главе церкви должен стоять сильный хунган. Ну да, Ахо был не просто сильным — великим. Ну да, ходят слухи, что Папа с ним разделался в бою один на один. Ну и что?! Какое отношение вся эта метафизика и культ хунганской силы имеют к абсолютной власти, что стоит сейчас на кону? Адептам архиепископы головы морочат замечательно, молодцы, но ведь каждый из них обычный человек. На каждого в СБА есть досье: в какой семье родился, где учился, когда обозвал себя «колдуном»… Именно «колдуном» в кавычках, а не просто колдуном: Моратти был твердо убежден, что разговоры о сверхсиле высших иерархов Вуду — бред чистой воды. Потому и не понимал причину, заставляющую архиепископов признавать главенство Джезе.