«
Длинными, огонь!» и оператор-наводчик дал три-четыре длинные очереди в 10–12 снарядов. Вновь последовали взрывы в районе костров и все погасло. Ну а два дня спустя оперативные источники ХАД сообщили, что наша стрельба лишила ужина мятежников, а в добавок один «дух» был убит и шестеро — ранены. После такого нашего «привета» Кори Амир вынужден был передислоцировать этот пост в более безопасное место, что серьезно ухудшило возможности для наблюдения за нашей «точкой». Жизнь моя «шпионствующая» налаживалась!
Не могу сказать, что меня как «щенка бросили в речку» (не «утонет», значит станет разведчиком) — спустя две недели мне прислали в помощь возвратившегося из отпуска опытного оперативного переводчика прапорщика Исраила Юлдашева, который знал многих моих негласных источников и мог спокойно работать оперативником. К глубокому сожалению, его судьба сложилась трагически — он благополучно завершил почти 10-летний период своей боевой службы в Афганистане, побывав во многих боевых операциях и многих «передрягах», а погиб в нелепом ДТП в 1991 году, когда поздно вечером возвращался домой на велосипеде и был сбит грузовиком с пьяным водителем.
Невысокого роста, худенький, спокойный, общительный и очень доброжелательный, прекрасно владевший несколькими восточными языками, пянджский узбек, он стал еще одним моим хорошим товарищем. Исраил всегда помогал сослуживцам всем, чем мог. И просить его об этом не нужно было. Так, когда моя жена с маленькой дочкой в январе 1985 года впервые приехала ко мне в г. Пяндж «в неизвестность» и оказалась на автовокзале в незнакомом городе (встретить ее я не смог, поскольку ее телеграмма до меня не дошла, так как я находился «за речкой»), то Исраил, случайно проезжая мимо и по внешнему виду опознав в ней жену пограничника, впервые оказавшуюся в городе, отложил все свои дела, пришел ей на помощь. Он доставил жену с дочкой в гостиницу, после размещения в которой помог ей связаться с Оперативной группой отряда.
Будучи опытным переводчиком-разведчиком, Исраил рассказывал мне о многих оперативных ситуациях, путях и способах их разрешения, что позволило мне быстро «наработать» определенный алгоритм при проведении оперативных мероприятий. С его помощью я завершил восстановление связи с негласными источниками и получил множество полезной информации о «подноготной» местных бандглаварей и их взаимоотношениях, что было крайне важным для моей дальнейшей работы. А еще мы с ним изобрели «ноу-хау» в борьбе с «наружкой» (наружное наблюдение) контрразведки противника. Дело в том, что на одном из предприятий был у меня ценный источник — для удобства назовем «Хлопкороб», — интеллигентный и весьма образованный человек, который многие годы оказывал нам негласную помощь в борьбе с мятежниками. На это у него были веские основания, которые можно определить, как сочетание его идеологических убеждений с личной местью за гибель близких ему людей от рук бандитов и некоторой материальной выгодой (на Востоке даже ишак без морковки не пойдет). Он стал моим первым негласным помощником, который помог мне глубже понять психологию душманов из числа таджиков и узбеков. Именно эти беседы помогали мне в дальнейшем находить правильные слова во время переговоров с бандглаварями и рядовыми мятежниками. Наши беседы с ним длились по нескольку часов на тех редких встречах, когда мне удавалось скрытно завезти его на нашу «точку». Слушая его, я искренне сожалел, что таких людей было недостаточно — ведь именно они могли остановить ожесточенную гражданскую войну в этой многострадальной стране. Сожалею, что не имею права рассказать о нем больше, хотя уже после вывода советских войск из Афганистана он был убит бандитами. Именно такие безвестные наши негласные помощники спасли многие жизни наших советских солдат в Афганистане и пора бы где-нибудь в Москве рядом с памятником погибшим воинам-интернационалистам установить памятник нашему «неизвестному негласному помощнику». Это было бы справедливо!
«Хлопкороб», располагая широкими связями в бандах, представлял нам обширные сведения о БФ Кори Амира и Мавляви Джабора. Но была одна проблема — связь! Информацию он получал регулярно, но передавать мне ее оперативно не мог, поскольку каждая его скрытая посадка в наш БТР была чревата провалом, а в городе с ним не встретишься. Оставалось возможным проведение «моменталок» (мгновенных конспиративных операций по связи с негласными источниками) по месту его работы. А поскольку у меня был неограниченный доступ в любое учреждение и организацию без объяснений причин перед их руководством, то я при этом налаживал контакты с руководителями этой организации, «обхаживая» их для формирования доверительных отношений с целью получения интересующей меня информации. Один из руководителей этой организации, условно назову его «Арчи», оказался матерым конспиратором и руководителем подпольной левацкой (но не антисоветской) организации, подлинного названия которой приводить не стану и условно назову ее «Зеленое пламя», которая располагала разветвленной конспиративной сетью своих тайных ячеек и отдельных членов не только в органах местной власти, но и среди душманов различной партийной ориентации. Поэтому я зачастил в эту организацию под предлогом общения с ее руководством, попутно проводя «моменталки» с «Хлопкоробом». Однако уже при выходе на четвертую операцию Исраил, осуществлявший контрнаблюдение, зафиксировал появление за нами «наружки». Впрочем, сложно было назвать это наружным наблюдением, ибо за нами был закреплен открытый соглядатай, который неотступно следовал за нами в 5–6 шагах сзади и фиксировал все наши действия. Столкнувшись с таким непредвиденным препятствием, мы несколько приуныли — ну никак не удавалось от него отвязаться: прогонишь его — он отбежит на десяток шагов и стоит. Тем не менее мы как-то заприметили по выражению его лица, что он сам очень боится вступать с нами в контакты и при малейшей моей попытке приблизиться к нему начинает убегать. К слову сказать, вид у нашего соглядатая был несуразный и вызывал скорее жалость, чем вражду: тщедушный человечишко низенького роста, у которого к тому же не было правой руки. Поэтому халат (чапан) он одевал на левую руку, а правую его часть использовал как накидку и из-за «сиротливо» свисающего пустого рукава и особенности походки был похож на пингвина с подбитым крылом. Ради шутки мы прозвали его «Подбитая птица». С тех пор начались «черные» дни уже не для нас, а для нашего соглядатая. Наш приезд начинался с того, что по афганской традиции мы с Исраилом здоровались со всеми присутствующими на входе на территорию организации, а потом с возгласом: «А где моя Подбитая птица?» я стремился поздороваться с соглядатаем восточными объятиями. При этом мне представляло особое «садистское» удовольствие видеть его животный ужас при моем приближении. Теперь у нас начались «детские забавы в догонялки»: я стремился неторопливо догнать «Подбитую птицу», а он — убегал и прятался от