не пошёл за ним, сейчас ему больше всего хотелось встретиться с Аидом и попросить вернуть его домой.
Вокруг была довольно красивая равнина, появилась растительность, всюду разливался аромат цветов и трав. Вдалеке виднелась постройка, наподобие Дворца, Потап пошёл к ней, но быстро заметил, сколько бы он не шёл, постройка не становилась ближе. Тогда он решил вернуться к Танатосу и спросить, как достичь дворца Аида. Он снова пошёл к реке. В это время Харон перевозил очередного пассажира. Это была женщина средних лет, она сложила руки в замок на уровне груди и что-то шептала. У Потапа создалось впечатление, что она шепчет молитвы и очень волнуется. Харон высадил её, и она направилась в туже сторону, что ранее ушёл мужчина. Потап, молча, последовал за ней. Чем ближе он шёл от неё, тем слышнее ему были её слова. Женщина причитала:
— Ну и пусть, пусть даже так, что с того, согласна. Хорошие они люди, в душе, такие же как я, заблудились. А если с не пойму, пусть даже и болезнь, ну хоть бы дал ещё шанс… — и после этих слов монолог начинался сначала. Женщина вышла на каменистую местность, и Потап сразу же увидел своего врага Арагона. Он сидел за огромным каменным столом, вокруг него стояли ещё столы, за которыми сидели прибывшие к нему люди. Арагон был в образе человека в очках с жёлтой оправой и что-то писал. Рядом с ним сидел мужчина со счастливой улыбкой на лице. Вдруг Арагон поднял свою бумагу, и она тут же свернулась в трубочку, на ней повисло нечто похожее на печать. Трубочка взлетела и отправилась куда-то позади Дракона. Потап заметил, что позади от Арагона огромная пещера, сплошь усаженная такими трубочками. Каждый, кто подходил к Дракону, беседовал с ним, затем он принимался писать и тут же отправлял очередную трубочку в хранилище. После этого люди вставали и шли прочь, в противоположную от Потапа сторону. Женщина, за которой шёл Потап, присела с самого края за стол. Потап наблюдал. Наконец Арагон посмотрел на нее, и она пересела ближе. Как только она заняла место напротив, тут же залопотала то же самое, что слышал Потап в пути. Но Арагон внимательно выслушал её и спросил:
— Ты уверена, что с этими родителями ты сможешь обрести прощение?
— Да, да! — торопливо ответила женщина, — Такая семья, это то, что мне сейчас нужно, я буду очень любить их, я все пройду теперь сама, я прощу, ведь я сама была такой… Обязательно прощу, и больше никто из моего рода не будет мучиться.
— А если не простишь? Что будем делать тогда?
— Арагон, тогда помоги мне! Ну, пусть будет болезнь, пусть даже самая серьёзная! Ведь цель стоит того!
— Помни, — ответил Дракон, — если поддашься мне там наверху, будешь служить мне, пока мы снова не встретимся!
— Я знаю… — женщина опустила глаза, — я уже служила тебе несколько жизней…. Пусть мне будет трудно, но я справлюсь.
— Ну, хорошо, — ответил Арагон, — я сделаю, как ты просишь, — и он начал писать. Бумага взлетела и отправилась за предыдущей. Женщина вскочила со слезами радости.
— Спасибо! Арагон, спасибо! — казалось, что она кинется обнимать Дракона, как лучшего друга. Арагон слегка улыбнулся и кивнул. Женщина побежала в ту же сторону, что и каждый, кто отходил от стола. Потап не стал подходить к Арагону, а решил проследить, куда уходит женщина. Она бежала почти вприпрыжку по протоптанной тропинке, и вскоре дошла до реки, только Харона с его лодкой здесь не было видно, и огненное кольцо осталось позади. Было тихо, река переливалась в лучах, казалось, что в этом месте было подобие заката. Женщина оглянулась, увидела Потапа, но ровным счётом никак на это не отреагировала, она улыбалась, просто вошла в воду и нырнула. Потап подбежал ближе. Никого не было видно, женщина исчезла в спокойных водах волшебной реки. "А что если я войду в воду и вернусь домой" — мелькнула у Потапа мысль, и он тоже пошёл к воде. Как ни странно, вода не была холодной, она была какой-то приятной и спокойной, навевала сон и умиротворение. Потап нырял несколько раз, но каждый раз снова выныривал. Тогда, искупавшись в своё удовольствие, он вышел и с удивлением обнаружил, что остался совершенно сухим. Ему ничего не оставалось, как пойти обратно к Арагону. Навстречу ему попадались люди с блаженными улыбками, наполненными надеждой. Потап снова подошёл к столам. Он рассматривал, как удобнее напасть на Дракона, и сразиться с ним. Ему хотелось, чтобы все эти люди без мучительных договоров обрели свободу, и Арагон больше никого не мучил ни здесь, ни на земле. «Даже если я погибну, — пролетело в голове у Потапа, — я освобожу души от гнета этой злобной твари". Но как можно сразиться с Демоном около его же пещеры, да ещё и под угрозой остаться навсегда в незнакомом ему мире, Потап не представлял. Он решил отправиться обратно к Танатосу и попытаться выяснить, как все же попасть к Аиду.
Танатос сидел на прежнем месте и наблюдал за явлением душ.
— Ну, что ответил Аид? — не отрывая взгляда от огненного кольца, спросил он Потапа.
— Я не нашёл его… — ответил Потап растерянно.
— Ну, это значит только то, что Аид не захотел тебя видеть.
— Не захотел? Но почему? Он знает, что я здесь?
— Аид знает все, что делается в его царстве. В его замок можно войти только при условии, что он ждёт тебя, но видимо это не так. Можешь посидеть со мной и наблюдать за приземлением душ, пока твоё тело не умрет, такая честь выпадает не каждому, — сказал Танатос, значительно.
— Но, я вовсе не хочу оставаться здесь…
— Послушай! Зачем ты явился сюда? Гипноз притащил тебя силой?
— Нет…. Я же говорил, Дементий сказал, что Дракона можно победить только здесь… а кто такой Гипноз?
— Ну да, я тоже тебе говорил, что победить змея не-воз-мож-но! — отчеканил Танатос по слогам, — Гипноз, мой брат, он обманул тебя, Дракона победить нельзя, он выполняет своё предназначение. И никто не может заставить его уйти, кроме Аида. Так же как и ты, выполняешь предназначение, только и всего.
— Знать бы какое предназначение я выполняю… — пробормотал Потап.
— Ну, так посмотри, где ты, и какова твоя жизнь, и поймёшь своё предназначение, — просто ответил Танатос.
— Вот я и думал, что должен победить Дракона, что это и есть моё предназначение. Твоего брата зовут Гипноз или Дементий?
Танатос скорчил недовольную гримасу и закатил глаза, будто перед ним находилась самая непонятливая