они окажутся в его новой команде.
Лихо устранив эти недостатки наймом ирландцев и обещанием дяди Генри договориться с Эшли, она совершенно не подумала о том, что унизила Эшли, задела его мужское достоинство, тем самым нарушив клятву, данную Мелани, да еще втянула в это дядю Генри.
В памяти тут же возникло бледное, восковое лицо Мелани с заострившимися чертами и ее последний, предсмертный шепот:
– Доглядывай за ним, Скарлетт…но только чтобы он ни о чем не догадался. Не догадался, не догадался…
Эти слова зазвучали в голове у Скарлетт, словно колокольный звон и эхом отзывались в сердце, вызывая чувство вины перед Мелани. Она посмотрела на Эшли с искренним раскаянием и мольбой в глазах.
– Я не хотела обидеть Вас, Эшли – сказала она – простите меня… Я… Вы были больны и я…
– Господи! Ну, за что Вы извиняетесь?! Я сам во всем виноват. Мне не стоило уступать дяде Генри и принимать от Вас помощь, зная, на что Вы способны. Я получил по заслугам и поделом мне.
Скарлетт стояла с опущенной головой, не зная, что еще сказать, и Эшли смягчился.
– Простите, Скарлетт, мне не следовало так говорить. – Он подошел к ней и взял за руки.
– Я знаю, что Вы сделали это из лучших побуждений и в сущности, должен поблагодарить Вас. Вы проделали огромную работу и мне… ну, словом, мне стыдно, что я сгоряча наговорил Вам всяких гадостей, вместо благодарности.
… Итак Скарлетт, наконец, подвела черту!
Она проделала огромную работу и работу хорошую, достойную восхищения и уважения к самой себе.
Подъехав однажды вечером к магазину, чтобы взглянуть, как идут дела, и увидев, что возле него толпится народ и большие парадные двери без конца открываются и закрываются, а люди входят и выходят с сумками, корзинами и торбами, наполненными товарами, она сказала себе. – Все! И почувствовала огромное облегчение.
С ее плеч был снят огромный груз напряженной работы, в которую она втянула себя с головы до ног. Она стояла и смотрела на свой новый магазин, такой большой и красивый, впервые, как сторонний наблюдатель и сердце ее наполнялось гордостью и удовлетворением.
Все, свобода! Прощайте беспокойные суматошные дни, полные забот и волнений, прощайте бессонные ночи, полные сомнений, планов и идей. Здравствуй свобода и покой! Наконец-то она сможет расслабиться и отдохнуть, проваляться все утро в постели если захочется и ни о чем не беспокоиться, уделить время детям, съездить в Тару и пробыть там сколько душе угодно! Ах, да чего только не захочется сделать ей теперь, когда она свободна!
За это долгое время она могла только мечтать об отдыхе, не позволяя себе даже расслабиться. Ведь всякая потеря времени влетала ей в копеечку, а их и так было немало и долгожданный покой казался просто нереальным. Иногда, вконец измотанная и зачастую расстроенная очередной неудачей, она думала, что этому строительству не будет конца, и она вечно будет печься о кирпичах, лагах, карнизах, окнах и тому подобном.
А теперь все это позади и результаты ее труда превзошли все ожидания. Бог наградил ее за труд, даруя хорошую торговлю.
Так думала Скарлетт в тот вечер, стоя у своего магазина и наблюдая за толпой людей, суетившихся возле него.
Но уже спустя месяц она вовсе не думала об отдыхе и свободе, а наоборот, пребывала в удрученном состоянии, если не сказать больше.
Накопившаяся усталость скоро исчезла. Скарлетт обладала хорошим здоровьем и организм ее восстановился уже за несколько дней. Ей быстро наскучило валяться в постели без надобности
и слоняться без дела по дому. Она попыталась занять себя общением с детьми, но вскоре поняла, что это не приносит желаемого удовлетворения ни ей, ни детям. Они теперь были постоянно заняты. Первую половину дня проводили в школе, а потом каждый занимался своим делом, будь то игры, чтение книг или какие-то другие развлечения без ее участия.
Однажды, когда Скарлетт изъявила желание полюбопытствовать у Эллы, в чем заключается ее игра, девочка нетерпеливо попыталась объяснить ей суть дела, раздраженно намекая на то, что Скарлетт ей просто мешает.
В их небольшой семье не было духовного единства, которое Скарлетт надеялась восстановить, как только закончится строительство, а теперь, когда оно, наконец, закончилось, она поняла, что время безвозвратно упущено. Дети повзрослели за это время, стали самостоятельными и окончательно привыкли обходиться без нее. Они обращались к ней только в самых крайних случаях, когда им нужно было что-то купить для школы или игр, и Скарлетт, полностью ушедшая в свое строительство, никогда не отказывала детям ни в чем, лишь бы только они ей не докучали.
Но самое главное то, что их устраивал такой образ жизни, ведь они, по сути дела, никогда не чувствовали ее тепла и участия, разве что однажды, после того как уехал Ретт и когда она решила проторить дорожку к их сердцам. Но этот период был недолгим и теперь безвозвратно канул в лету.
Вскоре Скарлетт начала одолевать скука и она решила даже устроить вечеринку, на которую пригласила старых знакомых- подлипал и янки, тех немногих, что еще остались в городе после массового бегства вместе с губернатором Баллоком, чтобы хоть как-то развлечься и поиграть в вист. Однако к ее удивлению, на приглашение откликнулись всего несколько человек, ведь она давно не общалась с ними и за это время они нашли себе новых друзей. Вечеринка, хоть и состоялась, но не принесла ей никакой радости, а чванливое притворство услужливых подружек, превозносящих хвалу Скарлетт и ее магазину, почему-то сильно раздражало и она с трудом дождалась пока последняя пара гостей покинет, наконец, ее дом.
Всю следующую неделю Скарлетт вставала, приводила себя в порядок и уезжала с утра в один из магазинов, а пробыв там некоторое время, отправлялась в другой. Оба ее управляющих недоумевали, почему хозяйке не сидится дома, ведь процесс шел своим чередом и не нуждался в таком тщательном досмотре. Им было невдомек, что Скарлетт, попросту, тосковала и не находила себе места. Ей недоставало работы, которая заменяла ей и друзей, и родных. От преследовавшего ее одиночества она спасалась бегством в магазины, но, глядя на удивленные лица Джона и Клауса, ей пришлось поубавить свой пыл, и она стала реже наведываться к ним.
Через некоторое время скука и апатия угнездились над головой Скарлетт и бессонные ночи, вновь заполненные мыслями о Ретте, стали преследовать ее по пятам. Ее сердце изнывало от тоски по нему, ей хотелось увидеть его хоть одним глазком. Ах, знай она, где