Меня едва не захлестнула с головой паника. А вдруг я просто больна? И нет никакого ребенка? Олег просто вышвырнет меня на улицу, и я со всеми своими болячками свалюсь маме на голову, а ведь ей самое время подумать о собственной жизни.
— Станислава, вы меня слышите? — голос Натальи Альбертовны заставил меня наконец-то выпасть из мрачных мыслей и поднять на неё, наверное, испуганный и полный отчаянья взгляд.
— Да, — кивнула я. — Слышу. Я. Задумалась просто немного. Мне что — то не очень хорошо стало.
Узистка уже что-то вводила в компьютер. Я и не заметила, как так быстро прошло время, вообще находилась в какой-то прострации. От дурных мыслей кружилась голова, сильно затошнило, хотя быстро прошло.
Я никогда себя так плохо не чувствовала. Самым главным для меня обычно было оставаться в сознании, понимать, что происходит, и ориентироваться в пространстве, а не свалиться здесь без сознания. Не хватало ещё только попасть в стационар.
— Возможность внематочной беременности мы исключили, — доброжелательно произнесла Наталья Албертовна. — Плод развивается нормально, срок — семь недель…
Это я и без неё могла сказать, благо, знала, когда забеременела, но даже улыбнуться не смогла, только выдохнула с облегчением.
Тем не менее, остальные слова терялись в шуме, и я с трудом понимала, где нахожусь. Должно быть, смешно щурилась, выдавая своё недоумение, потому что и врач, и узистка уже с интересом на меня покосились, но ничего не сказали, памятуя, что богатым клиенткам нельзя напоминать о том, что они выглядят так, будто им дурно. Или, может быть, я просто всех ровняла по тем больницам, которые посещала когда-то с отцом. Викки пару раз то ли притворялась, то ли в самом деле заболевала, и её приходилось возить по подобным учреждениям.
Тогда я завидовала, что эта гадина лежит в отличной палате в окружении всего самого лучшего, а моя мама — в государственной больнице. Но наш Анатолий Игоревич был гением своего дела, а те врачи, с которыми сталкивалась я в частной клинике, просто нормальными специалистами. Не более того.
— Но есть вероятность выкидыша. Вы очень напряжены, — врач серьёзно взглянула на меня.
— Вам сейчас лучше побольше лежать, правильно питаться и нервничать по минимуму. Ограничить как негативные, так и положительные эмоции, они могут тоже повлиять.
Я только рассеяно кивнула, садясь и стирая липкую мазь с живота предложенными мне салфетками. Клонило в сон, и хотя сердцебиение вроде бы нормализовалось, от тревожности я избавиться не могла. И сил совсем не было. Я чувствовала, что вот-вот не смогу себя удерживать и просто потеряю сознание. Дурнота, подкатившая к горлу, показалась знакомой; со мной уже было такое однажды, когда я свалилась в обморок в больнице.
— Показаний для госпитализации нет, — доброжелательно произнесла Наталья Альбертовна.
— Но всё равно надо быть максимально…
Её слова вновь потерялись где-то в моих мыслях. Женщина говорила что-то, пока я поправляла одежду и выходила из УЗИ-кабинета, но в коридоре почти с облегчением позволила Олегу обнять себя и ткнулась носом ему в плечо. Хотелось ещё и зажать уши руками и притвориться, будто меня и вовсе не существует, но это непозволительная слабость.
Перед глазами всё поплыло, и я даже толком не поняла, куда меня ведут. Позволила себя усадить на мягкий диван, вздрогнула, когда Олег занял место рядом, и попыталась сфокусировать взгляд на враче. Наталья Альбертовна раскрыла мою медицинскую карту и что-то быстро писала в ней стандартным врачебным почерком, который потом не разобрать.
— Анализы крови меня не радуют, — прорвались как-то сквозь шум в ушах её слова. — Организм истощен, так что надо побольше отдыхать. Спокойное времяпровождение, поменьше нервов. Я пропишу поддерживающую терапию…
Я опять как будто ничего не слышала. Наталья Альбертовна называла какие-то то ли лекарства, то ли витамины, я толком не разобрала. В рецепте она писала, как и все медики, как курица лапой, и я прищурилась, вглядываясь в кривые буквы, и тут же зажмурилась, пытаясь кое-как усидеть на месте и не рухнуть в обморок. Олег склонился ко мне и даже сказал что-то, но его голос звучал как будто издалека, и я толком не слышала никаких подробностей. Только оклик — воды, что ли? — отвратительный запах нашатырного спирта, который мне кто-то догадался подсунуть под нос, и пространство, которое, став на секундочку ярче, четче, вдруг пошло черными пятнами.
Дышать стало ещё тяжелее, и я покачнулась, понимая, что вот-вот потеряю сознание.
— Станислава, вам плохо? — голос Натальи Альбертовны звучал уже чуть отчетливее. Кто — то поднес к моим губам стакан, и я сделала глоток воды.
Легче не стало, но я решительно встала.
— Возможно, понадобится полежать немного в больнице.
Я почувствовала, как глухо забилось сердце, пытаясь вырваться из груди. Полежать в больнице? Когда-то с таких слов начиналась госпитализация моей матери, затянувшаяся на долгие месяцы. Полежать в больнице? Нет, на такие условия я бы ни в коем случае не согласилась. Не хотела превратиться в жертву врачей, которая только и может, что бессильно ждать помощи.
Я не знала, откуда у меня взялось достаточно сил и глупости оттолкнуть и Олега, и Наталью Альбертовну — несильно, просто чтобы избавиться от их рук, вцепившихся в мои запястья,
— и выскочить из кабинета. Легкий цветочный аромат, витавший в коридорах, показался мне противнее стандартного больничного, как будто обманывал ожидания. Это ведь всё ещё была больница. И от того, что я назову её клиникой или центром планирования семьи, ничего не изменится.
Игнорируя чужие взгляды и попытки меня окликнуть, я уверенно, настолько, насколько могла, зашагала к выходу из больницы, всё ещё искренне надеясь на то, что смогу там, на палящем солнце, наконец-то вдохнуть полной грудью.
Олег настиг меня уже на ступеньках, когда я, крепко держась за поручень, пыталась спуститься с крыльца. Он обнял меня за талию, и я вздрогнула, реагируя на его прикосновение. Была бы в состоянии — побежала бы прочь, а так оставалось только стоять на месте и молчать, дожидаясь, пока он наконец-то нарушит тишину.
— Стася, — мягко промолвил он, — Наталья Альбертовна предлагает тебе лечь в больницу. Ты себя явно плохо чувствуешь.
— Я отлично себя чувствую, — заупрямилась я, представляя себе, чем может для меня закончиться эта попытка остаться в больнице. — Просто великолепно.
— Ты едва не потеряла сознание.
— Но не потеряла же, — пожала плечами я. — Значит, всё нормально.
— Стася…
— Предложишь мне лечь в больницу, этого ребенка ты не увидишь, — решительно прошептала я. — И не потому, что я сделаю аборт или его у тебя отберу, а потому, что я здесь просто умру! Не нужны мне никакие анализы. Я лучше.
Он не дал мне договорить, только привлек к себе, и я, всхлипнув, уткнулась носом ему в плечо. Наверное, я никогда так и не смогу спокойно относиться к больницам; от одной мысли о том, что придется глотать таблетки, лежать на больничной койке, глядя в потолок, и наслаждаться тишиной и тяжелым дыханием других пациентов, а то и криками и руганью, доносящимися откуда-то из-за двери, меня уже выворачивало — и тошнило.
Беременная не значит больная.
— Со мной всё было нормально, — заявила я, пытаясь выпутаться из рук Олега. — Я отлично себя чувствую. У меня просто закружилась голова.
— Ты даже не слышала, что она тебе говорила.
— Кто, моя голова?
— Твой врач.
Я тяжело вздохнула. Спорить с этим аргументом было довольно сложно, но я в очередной раз отмахнулась от Олега и уверенно продолжила свой путь к машине. На свежем воздухе, вопреки жаре, стало легче, и я добралась до автомобиля без приключений. Дернула дверцу, но авто, разумеется, было заперто. Мне оставалось только остановиться, дожидаясь, пока подойдет Олег, и надеяться на том, что он-то не будет настаивать на госпитализации.
— Она тебя чем-то обидела?
Вопрос застал меня врасплох. Я обернулась, удивленно глядя на Лаврова, и изогнула брови.