Читать интересную книгу Опасно для жизни - Фридрих Незнанский

Альгерис вырос без матери. Она умерла, когда ему было семь лет. Он помнил ее очень смутно. Почти не помнил. Его вырастил отец, суровый молчаливый человек. Отец работал на фабрике инженером. Но единственной его страстью была охота. Все отпуска он проводил с сыном на хуторе своего отца, егеря. Каждый год целый месяц Альгерис жил в глухих литовских лесах, на родине своего деда. Лет в четырнадцать он овладел высшим охотничьим мастерством — брать белку одним выстрелом в глаз.

Его романтические приключения начались достаточно поздно. Школа, занятия спортом, суровый отец — все это мешало встречам с девушками. Но возраст брал свое. И девушка появилась. Буквально подвернулась под руку. Отмечали получение Альгерисом звания мастера спорта. Отмечали у друга, поскольку в доме отца какие бы то ни было вечеринки были запрещены. С Альгерисом все пили, поздравляли его. Короче, он напился, как это часто бывает с виновниками торжества. К тому же совсем молодыми и малопьющими. Утром новоиспеченный мастер спорта проснулся в одной постели с совершенно незнакомой девицей. Так ему показалось. Девица же утверждала, что накануне вечером он не сводил с нее глаз. Возможно. Это, видимо, началось с того момента, когда взгляд Альгериса остекленел и замер в одной точке. Точкой и оказалась, на его беду, вышеупомянутая девица. Он встречался с ней два месяца. Конечно, сексуальные отношения много значат в жизни молодого человека, но даже постель не могла перевесить всего того, что ему в ней не нравилось. Через два месяца он оборвал их встречи, познакомившись с очень милой девушкой-студенткой. Потом были прощальный вечер при свечах, на который он согласился из чувства вины, и скамья подсудимых.

Только он один знал, что пришлось пережить ему в зоне. Его не раз пытались изнасиловать. Но Альгерис не давался им до тех пор, пока был в сознании. Может быть, его и брали, но только бесчувственного. Он погиб бы в первый же месяц от ежедневных побоев или убил бы кого-нибудь сам, но на его защиту встал Отарик, царь и бог зоны.

И последующая жизнь Альгериса сложилась так, как она сложилась. Альгерис ненавидел женщин и мстил им при каждом удобном случае. Он беспощадно насиловал абхазок, будучи наемником в грузинской армии. Он издевался над женщинами, будучи бандитом одной из московских группировок. Когда ему предложили скомпрометировать женщину, сняв на пленку порнографию, он согласился не только из-за денег. Он продолжал мстить. Но другая женщина, та, что пришла забрать пленку, поразила его. Сразу, с первого взгляда. Он даже не понял, что она намного старше его. Потом, когда они стали близки и он узнал, сколько нежности в этой гордой, неприступной грузинке, эта разница даже нравилась ему. Он нашел в ней и по-матерински нежную, и по-юношески страстную возлюбленную. Он был предан ей бесконечно. Дочь Нино — а он знал, что Тамрико ее дочь, — не волновала его ни капли, хотя была очень привлекательной девушкой. Он относился к ней, как относился бы к своей собственной дочери, а ведь она была всего на три года моложе него. Для него существовала только Нино. И все его мастерство стрелка, и его хладнокровие охотника, и его безжалостность к врагам, и его обаяние и артистизм — все было во имя ее.

Нино тоже не спала в эту ночь. Она до утра просидела в одиночестве на кухне, сжимая в пальцах записку Тамрико. Там было всего четыре коротких фразы: «Дорогая мама! Не печалься обо мне. И ничего не опасайся. Я безмерно люблю тебя». Четыре фразы — и все сказано. «Дорогая мама!» — это значит: я всегда знала, что ты моя мать. «Не печалься обо мне» — это значит: я все выдержу. «И ничего не опасайся» — то есть я буду молчать. И последняя фраза означает, что ее дочь прощает ее.

Нино все перечитывала записку, смотрела в темное окно и молилась о том, чтобы Альгерис добрался до Питера и нашел Турецкого. Дальше она была в нем уверена. Молитвы Нино были услышаны.

Ранним утром Альгерис остановил машину во дворе, возле сталинской постройки дома на Заневском проспекте. Поднявшись на четвертый этаж, открыл ключом дверь и вошел в квартиру.

Хозяева трехкомнатной квартиры год назад уехали по контракту в США преподавать в каком-то университете. Сергей Висницкий снял квартиру на весь срок контракта — на пять лет, уплатив деньги за два года вперед. Эта квартира служила резиденцией Висницких во время их наездов в Питер по делам лаборатории. Лаборатория находилась неподалеку — в пятнадцати минутах езды. Альгерис часто сопровождал Висницкого в этих поездках в роли водителя и охранника. Он хорошо знал город. Принимая душ, он еще раз подумал, где следует искать Турецкого. Ответ на первый вопрос был, в общем-то, ясен. Наверняка Турецкий ежедневно должен появляться в известном доме на Литейном. Там располагались и Питерское ГУВД, и входящий в его состав ПУР — Питерский уголовный розыск, и ФСБ. Но как его отследить возле этого здания, не привлекая к себе внимания, когда оно со всех сторон обложено явной и скрытой охраной?

Около девяти часов утра на перекрестке улицы Чайковского и Литейного проспекта появился высокий человек в кожаной куртке, такой же кепке и в темных очках. Человек этот вышел из троллейбуса и не спеша пошел по Чайковского. Купил в ларьке сигареты, затем подошел к парадному ближайшего жилого дома. Парадное было закрыто на кодовый замок. Всего секунда потребовалась мужчине, чтобы определить наиболее стертые кнопки и открыть дверь. Заняв позицию между первым и вторым этажом, он закурил и устремил неподвижный взгляд в окно. Постепенно движение оживлялось, все больше разномастных автомобилей мелькало в поле зрения. Вдоль знаменитого на весь город здания вышагивали два милиционера. Туда-сюда и снова туда-обратно. Проходившие мимо здания люди непроизвольно отворачивались от него. Да и идти старались по другой стороне улицы. «Да, напугали гебисты народ на всю жизнь», — подумал Альгерис. Почему-то он вспомнил услышанную где-то историю о том, как во времена застоя взяли в это заведение некоего диссидентствующего писателя. И начали обрабатывать: стучать кулаком по столу, употребляя при этом не очень литературные выражения. Возмущенный писатель воскликнул: «Почему вы со мной разговариваете в таком тоне? Я ведь пока не обвиняемый, а, в крайнем случае, подозреваемый?» На что проводивший допрос майор подвел писателя к окну, указал на улицу, где сновали прохожие, и ласково ответил: «Нет, батенька, это они, те, что на улице, они пока подозреваемые, а вы, раз уж попали сюда, уже обвиняемый». Вот и ходил весь народ в подозреваемых.

Время от времени около здания останавливались автомобили, из них выходили люди, исчезавшие в подъездах здания. Турецкого среди них не было. Время шло. Где-то выше хлопнула дверь, кто-то спускался вниз, шаги становились все слышнее. Альгерис не оборачивался.

— А-а-а, — вскрикнул старушечий голос. — Ах ты, батюшки, напугалась как! — Сама себе сказала она. — Вы что тут? — спросила неугомонная бабушка, заглядывая в лицо Альгериса. — Не узнаю что-то. Вы вроде не с нашей лестницы? Альгерис обернулся, широко улыбаясь.

— Я мастер с телефонной станции. — Он указал на «дипломат». — Вызвали в седьмую квартиру (хорошо, что запомнил номер квартиры первого этажа!), а никто не открывает. Не знаю, что и делать. Уедешь — жаловаться будут.

— В седьмой-то? — Старушка пожевала морщинистым ртом. — Там Клавдия всегда дома. Дочка-то с мужем на работу уходят. А Клавдия дома. Вы звоните подольше, плохо слышит она. Старая, вроде меня.

Альгерис, все так же улыбаясь, спустился вместе со старушкой вниз. Остановился у седьмой квартиры. Старушка явно не спешила выходить на улицу, ожидая, услышит ли Клавдия звонок. Альгерис позвонил. К двери действительно не подходили.

— Ты еще раз нажми да держи подольше, — не унималась старуха.

«Иди, старая карга, иди уже, а то доведешь до греха!» — передавал телепатические сигналы Альгерис, все так же улыбаясь ей.

— Да вы идите, бабушка, я позвоню, а вы идите, — ласково попросил он старушку.

Старушка поджала тонкие губы и направилась к двери. Она очень долго возилась с замком, явно ожидая, позвонит ли он еще раз. Альгерис позвонил. За дверью раздались шаркающие шаги.

— Кто? — очень громко, как имеют обыкновение разговаривать глухие люди, прокричали из-за двери.

— С телефонной станции, — негромко ответил Альгерис, глядя в спину стоявшей у двери старухи. Она наконец открыла дверь, сказав напоследок с удовлетворением:

— Вот видишь, я же говорила тебе, глухая она.

— Кто там? Кто там? — кричала из-за двери квартиры другая старушка.

— Спасибо, бабушка, — ласково улыбнулся Альгерис уже выходившей на улицу первой старушке.

— Кто там? — продолжала вопрошать вторая старушка.

— Это я, почтальон Печкин, — процедил сквозь зубы Альгерис, поднимаясь к окну.

«Прав был Федор Михайлович, зарубив старушку руками Раскольникова, — думал он, закуривая, — эти старушки кого хочешь доведут!»